Как я и распорядился, байкеры развели Ганса и Энрико по разные концы лагеря. Их привязали к деревьям и только после этого вытащили изо ртов кляпы.
— Предупреждаю вас всех! — выговорил Ганс после того, как выплюнул обрывки тряпки. — Покушение на жизнь Охотника карается!..
И заткнулся, потому что заметил меня и других бывших сослуживцев.
— Серьезно? — усмехнулся Михаил. — Ну спасибо, что просветил, а то я, батенька, даже не знал…
— А вас, каиново отродье, предупреждаю отдельно: внемлите Гласу Господнему и покайтесь, пока еще есть…
Теперь усмехнулись и мы — настолько из уст Ганса все это звучало нелепо и напыщенно.
— Перестань, Ганс, — попросил я. — Знаю — ты выполняешь приказ Бернарда, однако не утруждайся. Будь таким, каким мы привыкли тебя видеть, а не этим лицемерным занудой…
Я подошел поближе и присел перед ним на корточки.
Лицо моего бывшего бойца скривилось презрением, но он продолжал смотреть мне прямо в глаза, словно бы играя со мной в детские «гляделки».
— Чего ты хочешь от нас? — уже чуть свободнее спросил Ганс.
— Успокойся: подпись твоя под контрактом на душу мне не нужна, — ответил я дружественным тоном, будто все еще являлся его командиром, а он получал от меня очередной приказ. — А нужно всего ничего: подробное расположение отрядов Охотников на границе и план действий на эти дни, Скажите это — останетесь жить…
— А ты сказал бы на моем месте? —с издевкой поинтересовался он. — Я в отличие от вас еще верен присяге!
— Я знал, что ты так ответишь, — разочарованно вздохнул я, — и это похвально для Охотника. Однако и ты пойми — нам очень нужна эта информация. Не хотелось тебя пытать, но, видимо, придется…
— Пытай, — хмыкнул он. — Не знаю, как Энрико, но от меня тебе ничего не добиться.
— Эрик, да чего ты стелешься перед эти козлом! — протолкавшийся ко мне Помойка уселся рядом. — Дозволь, я отделаю его как следует! Уж поверь— я вышибу из него кулаками больше, чем любой инквизитор со своими причиндалами!
Несмотря на то, что положение Ганса являлось незавидным, он не смог удержать в себе презрительный смешок:
— Ты, грязная дешевка, хочешь сказать, что заставишь меня бояться твоих жалких кулачков?!
За Помойку ответил державший больную руку на перевязи Оборотень:
— Ты зря скалишься, Охотник. Мой боец хоть и паршиво стреляет, но на кулаках уроет любого, не сомневайся!
— А такого толстяка, как ты, и подавно! — добавил довольный такой рекомендацией Помойка. — Зарос жиром в своем Ватикане! Да тебе только доходяг по притонам собирать, кабан неповоротливый!
— Не хочешь посмотреть, как кабан отхватит тебе яйца? — Ганс был не тем, кто оставил бы такое без внимания.
— С превеликим удовольствием докажу тебе обратное! — огрызнулся Помойка…
Байкеры оживленно загалдели: еще бы — сейчас у них на глазах может произойти редчайшее и интереснейшее событие — их собрат и Охотник вызывали друг друга на поединок.
Я напрягся — ситуация явно выходила из-под контроля. Вознамерившись прострелить Гансу некоторые мягкие места (разумеется, с последующей обработкой ранений Кэтрин), я было подготовился к этому психологически, но тут этот проклятый Помойка взбаламутил и без того озлобленную потерей товарищей общественность.
Кеннет поманил меня рукой, приглашая отойти в сторону. Я подчинился и удалился с ним к берегу озера.
— Эрик, мои люди расстроены гибелью Покрышки и остальных, — вполголоса обратился он ко мне. — Дозволь им в качестве утешения немного отвести душу и посмотреть, как Помойка накостыляет этому увальню, раз ты все равно собрался попытать его маленько…
Ганс и впрямь был довольно упитан, однако я-то прекрасно знал, что скрывает его неуклюжая внешность, о чем и предупредил своего друга-ирландца.
— Ну что ж, — ответил тот, — тем будет интересней. Помойка тоже превосходный кулачник. Когда мы делим стоянки с другими бродягами, то часто устраиваем поединки « один на один», делая ставки деньгами или горючкой. Так вот, я всегда ставлю на него и еще ни разу не проиграл.
— Ну смотри, Помойка — твой человек, — дал я согласие. — Но все же советую и ему, и тебе подумать — Ганс не кулачник, он убийца…
Мотобандиты встретили наше решение одобрительным гулом. Осознание того, что сейчас один из них поквитается за смерть всеми уважаемого старшины и трех товарищей, сильно приподняло дух девяти оставшимся в строю байкерам.
Мои же соратники по отступничеству отнеслись к этому прохладно. Лишь Вацлав с иронией полюбопытствовал:
— А что будет причитаться Гансу за победу? Отпустишь его?
— Хоть ты не капай на мозги, — огрызнулся я. — Без тебя тошно…
Помойка представлял собой довольно габаритного парня и почти на голову превосходил Ганса в росте, хотя по весу оба были приблизительно равны. Ганс невозмутимо пронаблюдал, как под восторженные, возгласы байкер оголился по пояс и якобы для пробуждения ярости нанес себе несколько чувствительных пощечин. Сам же освобожденный от пут Охотник скинул плащ, закатал рукава куртки, встряхнул после этого затекшими кистями и промолвил:
— Ну что, сучий потрох, готов? Тогда прошу, не стесняйся…
Как признался мне позже Кеннет О'Доннел, он пожалел о том, что не прислушался к моему предупреждению, ибо банде его светило в тот вечер лишиться еще одного члена…
Весь поединок байкера и пленного Охотника занял от силы минуты полторы. Помойка и впрямь обладал недюжинной мощью и сокрушительным ударом, однако, как и всем людям, проводящим полжизни в седле — неважно — живого коня или Стального Жеребца, — ему недоставало гибкости и подвижности. Их он старался компенсировать бешеным напором и прямо-таки звериной агрессией. От чего в конечном счете и пострадал…
Шутя уклонившись от нескольких яростных атак, Ганс дождался очередной, совершил нырок под правую руку противника, после чего коротким боковым своей левой ткнул того в челюсть.
Не ожидавший от «неповоротливого кабана» такой прыти, шокированный ударом, Помойка на мгновение оторопел и, как говорил наш семинарский инструктор по кулачному бою, — «потерялся». Чем и воспользовался более искушенный, как выяснилось, в этом деле брат Ганс.
Коварный и жутко болезненный удар Ганса голенью по бедру Помойки уронил того на правое колено, а последовавший за этим круговой той же ногой в голову и вовсе заставил байкера без сознания рухнуть на землю.
Но разошедшийся не на шутку Ганс и не подумал останавливаться на достигнутом. Ботинком перевернув лежащего на боку соперника животом вниз, он резво оседлал его спину и занес над затылком байкера локоть, намереваясь проломить тому основание черепа — прием, который бывший наш собрат демонстрировал нам в практическом применении множество раз.
Однако отправить Помойку вслед за Покрышкой в Великое Никуда Охотнику не удалось. Стоявший до этого в охранении и подошедший лишь к началу схватки Саймон среагировал без колебаний (мы же, завороженные боем, поначалу и вовсе не поняли, что байкеру вот-вот вышибут душу). Он растолкал столпившихся у арены и молнией метнулся к уже начавшему смертельное движение Гансу, а затем столкнул того со спины поверженного противника наземь.
— Куда вы пялитесь? — в сердцах бросил после этого нам Саймон. — Он же его убивает!
— А, вот и ты! — Лежавший на траве Ганс приподнялся и сел, отряхивая с себя сухие еловые иголки. — Не сказать, что рад тебя видеть, но все равно здравствуй…
И два некогда закадычных приятеля смерили друг друга недобрыми взглядами.
