британцу перейти в активное контрнаступление.
Он вскочил с земли на мгновение раньше Ганса. Не обладавшему подобной легкостью австрийцу потребовалось сначала встать на четвереньки, а лишь затем выпрямиться. Но этого он сделать не успел…
Сокрушительный удар ботинком по ребрам заставил Ганса сжаться, однако тот, превозмогая боль, все-таки попытался ухватить соперника за ногу. Именно этот маневр и оказался для Охотника фатальным…
Ни времени, ни пространства для повторного замаха ногой у Саймона уже не оставалось, а голова противника находилась аккурат возле его колена. Потому свалившись на Ганса всем телом, британец обрушил кулаки именно на голову, целясь прямо в висок…
От раздавшегося вслед за этим хруста и я, и все остальные зрители невольно вздрогнули. Саймон в пылу ярости хотел нанести еще один удар, но едва кулак его взмыл в воздух, как стоявший на коленях Ганс обмяк, после чего грузно рухнул на землю, распластавшись на траве лицом вниз. Багровеющая глубокая вмятина на его левом виске и немигающие глаза не вызывали сомнений в исходе поединка.
Одобрительные крики байкеров огласили лагерь, однако от моих людей не донеслось ни звука — это была не та победа и не над тем врагом, которая могла бы нас порадовать.
— Заткнитесь, вы все!!! — рявкнул Саймон и отпихнул от себя собравшегося похлопать его по плечу Оборотня. — Слышите, вы? Заткнитесь!!!
Гул затих. Байкеры недоуменно переглядывались — реакция победителя казалась им совершенно ненормальной.
А Саймон продолжал стоять над телом Ганса и судорожно ловить ртом воздух, утихомиривая натруженные легкие и одновременно успокаивая расходившиеся нервы.
Я подошел к нему и встал рядом. Саймон недобро покосился, но на меня огрызаться не стал, лишь словно в оправдание проговорил:
— С самого начала нашего бегства я опасался, что придется убивать именно своих… Других бойцов из других отрядов — ладно, смирюсь… Но только не наших, не Одиннадцатого… Видит Бог, я не хотел этого. Он сам так решил… Эрик, не обижайся, но Ганса надо похоронить как Охотника. Он заслужил…
— Обязательно, Саймон, — уверил я. — Это без сомнения, будь спокоен. Как только решим трогаться дальше, так и проведем обряд. А ты иди-ка полежи немного; сегодня намечается тяжелая ночь…
— Что планируешь с Энрико? — спросил меня Михаил после того, как тело Ганса оттащили в сторону. — Сдается мне — он тоже не пожелает откровенничать.
— Ты прав, — согласился я. — Испанцы народ гордый, да и навряд ли у меня поднимется рука на мальчишку.
— Ни у кого из нас не поднимется, — подтвердил Михаил, — но способ все же есть. Надо только напугать его до потери пульса.
— Каким образом?
— А вот это уже, испаноскандинав, моя забота!
— Тоже мне пугало! — усмехнулся я. — Заболтать или обыграть в карты еще поверю, но стращать кого-то? Тобой?! Ерунда какая-то!
— Нет, главный персонаж не я. Я выступаю как автор пьесы и второстепенное действующее лицо, — пояснил усатый драматург. — А называется постановка «Безумный Инквизитор».
— «Безумный…» кто?
— Сейчас поймешь. Эй, ваше черпачество, подойдите-ка сюда…
Идея Михаила оказалась простой и гениальной одновременно (обидно, что я сам не додумался до нее) и заключалась в том, что Энрико не знал о Конраде как о перешедшем на нашу сторону. Для молодого Охотника магистр до сих пор являлся нашим пленником, потому-то Михаил и решил его использовать в своих целях.
Безусловно, то, что предложил русский, было намного гуманнее того, что придумал я, поэтому я не мешкая согласился.
Первым делом все байкеры были отправлены с глаз долой. Кеннет, промолвив только «надеюсь, вы знаете, что делаете», отправился вслед за ними, недоумевая не меньше остальных. Плюс ко всему, я настоял, чтобы вместе с ними скрылись и Гюнтер с Вацлавом. Кэтрин, дети и ушедший отдыхать Саймон находились в «хантерах», а потому ничуть нам не мешали. Итак, занавес над сценой поднялся…
Взгляд привязанного к дереву Энрико красноречиво выражал то, что он обо мне думал. Настолько красноречиво, что я поначалу даже растерялся…
— Вы служили для меня примером! — гневно бросил он. — Я уважал вас как своего отца! А теперь я презираю и вас, и всю вашу банду! Можете пристрелить меня прямо сейчас, потому что…
— Хорошо, пристрелить так пристрелить, — наигранно вздохнул я и вынул из кобуры «глок», отчего Энрико, вероятно, ожидавший допроса и мучительных пыток (злодеи мы для него или не злодеи, в конце концов ?), оторопел. — Да и скажу откровенно, пытать тебя я и не смогу… Прощай!
— Брат Эрик! — раздался за моей спиной суровый окрик магистра Конрада. — Что это за самодеятельность разводите вы с этим мерзким еретиком?
— Э-э-э… ничего предосудительного, ваша честь! — Я попытался изобразить растерянность, после чего вроде как незаметно для экзекутора вернул пистолет в кобуру. — Просто хочу подготовить его к э-э- э…
— Еретика?! — возмутился ошарашенный Энрико. — Это кто еретик?! Я еретик?! Да вы совсем, что ли, тут с ума посходили?
— Не превышайте свои полномочия! — предупредил меня магистр Конрад. — Дознание пока что моя юрисдикция! Проверьте-ка лучше Трон; я подойду через пять минут…
Едва лишь Конрад удалился, как ко мне подбежал Михаил, пытавшийся изо всех сил изобразить крайнюю обеспокоенность.
— Плохи наши дела, Эрик! — выпалил он, будто и вовсе не замечая Энрико. — У Конрада очередной припадок!
— Я уже в курсе, — ответил я и с нескрываемым раздражением сплюнул. — Вот проклятье!
Любопытство все же одержало верх над Энрико, хотя всего минуту назад он призывал меня пустить ему пулю в лоб:
— Что вы сделали с магистром Конрадом? Какой припадок? Какой Трон? И почему вдруг я «мерзкий еретик»?
— Тебе интересно? — спросил его Михаил, а потом поинтересовался у меня. — Рассказать ему?
— Валяй, — вздохнул я. — Утоли его последнее любопытство. Все равно он только что уговорил меня пристрелить его…
— Ты хочешь умереть? Сам? По своей воле? — На лице Михаила появилось такое скорбное выражение, что я чуть и впрямь не поверил в правдивость всего происходящего. — Ну что ж, это решит много проблем! О, извини, парень, конечно же, я тебе сочувствую. В общем, подготовься, а я пока расскажу тебе все…
Энрико уставился на Михаила, словно на саму старуху с косой.
— Магистр Конрад болен, — загробным тоном начал Михаил. — Тяжело болен… Похоже, плен окончательно повредил ему разум, хотя вроде обращались мы с ним гуманно, особо не издевались… Так-то почти все время спокоен, лишь ест да спит, но временами — как, например, теперь — на него находит, и он представляет себя в очередном рейде. Нас считает своим отрядом, а всех остальных — гнусными еретиками. Ты думаешь, почему байкеры поразбежались кто куда? Его честь уже спалил двух из них огнеметом…
— Вот Дьявол! — схватился за голову я. — А я опять забыл спрятать его любимую игрушку!
— А п-почему вы п-просто не п-пристрелите его? — Похоже, до Энрико начинало доходить, какой конец его в скором времени ожидает. — Или не свяжете?
— Невозможно! — развел руками Михаил. — Его честь слишком ценная персона, чтобы пускать его
