Я подналег на палки, дыхание участилось – все-таки поднимался в гору и нес на спине груз. Бульвум засопел над ухом, будто тоже двигал конечностями. То ли пытался таким образом мне помочь, то ли изощренно издевался. Мне показалось, что последний вариант ближе к истине.
– Сейчас допыхтишься, – предупредил я, – в сугробе заморожу. И в этот раз разморозить тебя будет некому.
Он на несколько секунд замолчал, словно смысл фразы дошел до его инопланетных извилин, но затем принялся пыхтеть еще громче и усерднее, прямо как старая проститутка. Ну точно, специально меня доводит, безволосая обезьяна. И ему это почти удалось: мне нестерпимо захотелось приласкать его лысый череп хорошей затрещиной. Жаль, нельзя. На мое действие непременно последует ответ, а для склоки момент – неудачнее трудно придумать. Поэтому я стиснул зубы и терпел его издевательства, отпечатывая в памяти каждую секунду, чтобы потом отплатить той же монетой и в том же количестве.
Спустя четверть часа цепочка из четырех лыжников и одного седока добралась до опушки леса, за которой сразу начинались обрывистые, резко уходящие ввысь склоны Тамаринской стрелки. За ломаным контуром вершины в небо струилось хрустальное сияние от спрятанного за хребтом комплекса пришельцев. Зрелище неземное и, честно признаться, жуткое – меня от него пробирал озноб. Судя по виду моих спутников, им тоже было не по себе.
Мы остановились под елями и, не выходя на открытый участок, стали осматривать необъятный заснеженный склон, лежащий в предрассветном сумраке. Степан Макарыч указал на белые выпуклости неподалеку от нас, в которых угадывалось нагромождение камней и скал.
– Расселина там, – сказал он и добавил с меньшей уверенностью: – должна быть.
Я изо всех сил напрягал зрение, пытаясь различить проход, но в указанной стороне видел сплошные сугробы.
– Ничего не вижу.
– Темно еще, – аргументировал Степан Макарыч.
– А далеко до них?
– До склона полторы сотни шагов, потом еще вверх метров двадцать.
– Все ясно.
Значит, пришли. Можно освободить спину.
Бульвум плюхнулся в сугроб. Неуклюже побарахтавшись в нем, выбрался, весь залепленный снегом и растерянно хлопая глазами.
– Дальше идем пешком! – объявил я, возвращая на плечи лямки вещмешка. – Лыжи и палки зарыть в снег под этим деревом, надеюсь, мы сюда еще вернемся. Все остальное забираем с собой.
Лыжный инвентарь закопали под высокой скособоченной елью на окраине леса. Расправили простыни, чтобы прикрыть углы шапок и края рукавов, и двинулись через полосу открытого пространства, разделявшего тайгу и скалы.
На этом участке сугробы были глубже, чем в лесу. Вероятно, из-за снега, потихоньку сползающего со склона, а может, из-за периодически сходящих лавин. Я проваливался по колено, Бульвум – до пояса. Наша пятерка шагала цепью, друг за другом, стараясь попадать в след идущего впереди, чтобы скрыть количество прошедших, но все равно оставляла за собой длинную взрыхленную борозду, истыканную следами.
На середине пути Кирюха, шедший первым, вдруг остановился как вкопанный. Опять какая-то неожиданность, похоже, не будет им конца.
Я добрел до Кирюхи и тихо крякнул.
Поперек нашего пути в сугробах тянулась цепь глубоких дыр. Их размеры не представляли собой что-то выдающееся, по крайней мере, я бы не побежал тотчас звонить в Книгу рекордов Гиннесса. Зато расстояние между дырами, что-то около пяти метров, заставляло отнестись к тому, кто оставил эти следы, с осторожным уважением.
Мы прошли дальше и наткнулись еще на одну цепь. Почти сразу за ней протянулась еще одна. Кто-то с завидной регулярностью бродил на ходулях вдоль основания хребта. Более того, подозреваю, что не только бродил, но и поглядывал по сторонам, высматривая лазутчиков. Таких, как мы, к примеру. Наверняка для незваных гостей у этого гиганта приготовлено множество сюрпризов. Однако знакомиться с ними меня что-то не тянуло.
– Быстрее! – нетерпеливо махнул я отставшим Штильману и Степану Макарычу. – Нужно достичь расселины до того, как здесь снова появится монстр на ходулях…
Напрасно я произнес слово «монстр». Некоторые слова нельзя выпускать наружу, даже если они тебя доконали. Правильно же говорят: помяни черта… Стоило окончанию фразы повиснуть в предрассветном морозном воздухе, как на юге что-то взвыло и лязгнуло металлом. Снег и скалы под валенками слабо вздрогнули от могучей поступи.
…туммм!..
Я оглянулся. В трехстах метрах на юге на фоне заснеженного склона показался высокий тягучий силуэт, словно выбравшийся из сновидения или из романа «Война миров» Герберта Уэллса. Тяжелая башня на трех невероятно длинных суставчатых конечностях. Ловко ими перебирая, неведомая машина шагала по сугробам, оставляя позади себя шлейф снежной пыли. Каждый шаг отдавался в позвоночнике и наполнял душу нарастающим паническим ужасом.
…туммм!!.. туммм!!.. туммм!!
Мы застряли аккурат посередине пустоши. Механическое чудовище, чем бы оно ни было, направлялось сюда прямым ходом.
– К скалам! Скорее!
Подгонять никого не пришлось. Степан Макарыч, Кирюха, Бульвум и Штильман – все бросились к переломанным кручам, теперь уже не разбирая, попадают ли они в след идущего впереди. Всем было на это наплевать, потому что шагающий танк был очень большим и очень страшным. Честно признаться, я сомневался, что скалы защитят. Если гигантский патрульный заметит оставленную нами борозду (а ее трудно не заметить), нам придется туго. Спасти отряд могла только расселина, но до нее еще нужно добраться.
…ТУМ!!.. ТУМ!!.. ТУМ!!..
Казалось, что стальные ноги вонзаются в склон прямо за нашими спинами. К счастью, вот они, скалы. Следом за Штильманом я перемахнул через огромный валун, сбив с него снежную шапку, и врезался в спину Степана Макарыча, застывшего с другой стороны.
Задрав голову, старик изучал склон над нами. И то, с каким выражением лица он это делал, мне жутко не понравилось.
– Нету! – потрясенно поведал он. – Нету расселины!
Душераздирающие звуки шагов внезапно смолкли. Рядом по склону скользнул луч прожектора.
– В снег! – скомандовал я. – Быстро!
Мы попадали среди запорошенных скал кто где стоял, надеясь раствориться среди сугробов. Один лишь непокорный Бульвум остался торчать на виду. В глазах, устремленных на выросший над нами треножник, играли бесенята, словно ферг задумал какую-то пакость. Неужели думает, что справится с гигантским роботом? Только выдаст всех, идиот! Не мешкая я схватил его за рукав и дернул вниз. Бульвум осел на снег, ткнувшись спиной в отвесную скальную стенку, непонимающе уставился на меня. Я прижал палец к губам, потом показал ему кулак. Этот жест не убедил пришельца, ему все не терпелось высунуться и раскрыть нашу позицию. Пришлось держать его за куртку до конца.
Где-то очень близко лязгнул шарнир, и металлическая ходуля звонко вонзилась в камни под снегом. Луч прожектора переместился и накрыл участок, где мы прятались. Вокруг наступил день. Передо мной возникла тень собственной головы. Я ощутил спиной злобный взгляд, шарящий по освещенному пространству. К счастью – к великому счастью! – мою спину защищала простыня, любезно предоставленная гостеприимной женой Степана Макарыча, благодаря этой маскировке я должен был раствориться среди сугробов. Мы все должны были.
Так и случилось.
Свет ушел. Дважды вздрогнула земля – и шагающий танк проследовал дальше вдоль подножия хребта, оставив нас позади. Я осторожно поднял голову, чтобы оценить его размеры. Машина была высотой и габаритами с трехэтажный дом. На крыше бронированной цилиндрической башни белел сугроб, на носу торчала пушка, обвитая спиралью – сейчас она была направлена в другую от нас сторону. Нас не заметили. Наши следы в сугробах – тоже.
Я подождал, пока танк удалится еще на несколько исполинских шагов, потом придвинулся к Степану Макарычу:
– Это точно то место? Ошибки быть не может?
– Нет никакой ошибки! Мы в этих скалах всегда привал устраивали. – Дед поднял голову над валуном, чтобы поглядеть на удаляющийся треножник.
– И что теперь делать?
– Это… тут надо подумать.
– У нас нет времени думать, дед! Если прохода нет, нужно искать другой путь!
Степан Макарыч снова глянул на склон, задумчиво погладил бороду.
– Отдохните немного. Я попробую туда забраться и поискать вход, может, его только снаружи завалило. Может, ткнешь рукой – и провалится.
Мне ничего не оставалось, как согласиться на этот вариант.
Степан Макарыч решительным жестом остановил Кирюху, уже скидывающего рюкзак, чтобы лезть на склон вместо дядьки.
– Я сам.
С несвойственной для старика ловкостью он перемахнул через заметенную скалу, на некоторое время пропал из вида, потом появился на склоне. Склон был крутым, градусов пятьдесят. Дед полз по нему, нашаривая руками спрятанные под снегом уступы, иногда проскальзывая то одним, то другим валенком, а один раз даже съехав на полтора метра вниз.
Я оглянулся на патрульный треножник, но он уже находился от нас в полусотне метров. Пронесло, не заметил. На кой ляд его здесь поставили, такого громилу? Вероятно, пришельцы ожидали, что люди станут прорываться через хребет на чем-то помощнее собственных ног. Так или иначе, нас встретил только первый рубеж обороны. Впереди этих рубежей будет еще бог знает сколько.
Степан Макарыч уже забрался довольно высоко. Устроившись на небольшом уступе, он тыкал прикладом винтовки в снежное полотно перед собой. В одном месте приклад провалился.
Я во все глаза уставился наверх.
Степан Макарыч ткнул еще в три разных места. В одном приклад уперся, в остальных – снова глубоко ушел в снег. Дед разворотил варежкой дыру, просунул в нее голову. Потом забросил внутрь берданку и залез сам, полностью исчезнув со склона. Решил проверить глубину. Может, от расселины осталась только эта небольшая ниша с краю, а все остальное завалено снегом… Опасения быстро развеялись, когда Степан Макарыч высунулся из отверстия и радостным жестом показал, что мы можем подниматься.
– Ну слава богу, – выдохнул я. – Пошли, мужики! По следу Степан Макарыча, друг за другом… Григорий Львович, потом будете в носу ковыряться, поднимайтесь.
Мои спутники оживились, задвигались, стали по очереди перебираться через лежащую на пути скалу в маленькую ложбину, а из нее карабкаться на склон по
