На этот раз Бульвум не дал им возможности прийти в себя. Он трансформировал ударное воздействие мысли из пушечного ядра в острую как бритва секиру, которая принялась рубить и кромсать распластанных биороботов. Твари метались и визжали под тяжелыми невидимыми ударами.
Расправа продолжалась не более десяти секунд, после чего внезапно оборвалась – настолько внезапно, что у меня в ушах еще стояло чавканье и хруст… Пол коридора покрывали куски плоти, которые не смогли бы опознать даже судмедэксперты, стены потемнели от крови и вывороченных внутренностей, во все стороны потек гнилостный смрад.
Степан Макарыч рассеянно посмотрел на ружье в своих руках: на кой, спрашивается, нужна эта убогая пукалка, когда есть ТАКОЕ! Моя ладонь, сжимающая рукоять пистолета, стала скользкой от пота. Бульвум разделался с агрессорами играючи, не прилагая к тому особых усилий. Одна подпитанная гневом мысль, одно движение подбородком, выдающее направление удара, – и огромных инопланетных зверей расшвыряло, словно кукол. Думаю, он даже не воевал с ними – это была разминка перед главным, более масштабным сражением.
Ферг неожиданно повернулся, и я поймал на себе пронзительный недобрый взгляд, словно он собирался и меня вот так же разорвать в клочья. В долю секунды я ощутил на спине прикосновение холодных пальцев смерти. Чем черт не шутит! Разъяренный запахом крови, пришелец вспомнил какой-нибудь давнишний подзатыльник и решил порубить меня в винегрет.
Позади послышался шорох. Я повернул голову и обнаружил, что направляю оружие в пустоту. Воспользовавшись тем, что я, разинув рот, наблюдал за телекинетическим жонглированием Бульвума, мутант выбрался из-под ствола и очутился у меня за спиной. Кривой клюв поднялся над моим затылком, собираясь пробить голову одним точным ударом. Тело выгнулось, помогая нанести его.
Легкий толчок отбросил мутанта на стену. Он попытался оторваться от металлической поверхности, но Бульвум, свирепый взгляд которого был направлен на дитя «плесени», а не на меня (теперь я это понял!), снова дернул подбородком, и клюв «избранного» раскрылся градусов на сто пятьдесят. Хрустнула челюсть. Из глотки донеслось беспомощное мычание, язык затрепыхался в пасти, потом клюв раскрылся еще шире, и птичья голова с треском развалилась на две половины. Грузное тело одного из последних представителей вырождающейся расы безвольно сползло по стене на пол. Могу заверить, что я ни капли не сожалел о его гибели.
Бульвум хлопнул веками и теперь уже точно посмотрел на меня. Я увидел его карие глаза и обругал себя последними словами. Мы могли спорить, обзывать друг друга, обмениваться подзатыльниками, но пришелец никогда бы не причинил мне зла. Я спас его от смерти. За это он был мне благодарен по гроб жизни и готов был идти со мной до конца.
Я вдруг осознал, что теперь ничто не сможет нас остановить.
– Давай, дружок, – сказал я. – Нам нужно выбираться отсюда.
Бульвум понял мои слова. Он решительно развернулся и вышел в коридор, ступая через лужи крови и раздавленные трупы. Мы со Степаном Макарычем побежали следом, чувствуя на щеках и запястьях дуновение ветерка, невозможного в закрытом помещении.
Сразу за поворотом в маленьком переходном зале нас атаковали стражи. Трое или четверо в серебристых доспехах и шлемах – копии тех, чье обмундирование мы использовали для проникновения внутрь комплекса. Они прятались за колоннами и высокими ящиками, похожими на релейные шкафы. Едва мы вывернули из-за угла, как с разных сторон из нескольких точек по нам хлестнул огонь.
Поднявшийся ветер раскидал огненные стрелы. Стены и потолок мигом усеялись черными дымящимися отверстиями, и помещение наполнила вонь горелого пластика. Обнаружив, что атака из засады не удалась, стражи не придумали ничего лучше, как залить нас сплошным огнем. Кромсая сетчатку глаза, справа и слева замелькали судорожные очереди. И снова ни одна не достигла цели – все остановило невидимое поле, образованное мыслью ферга. Вокруг нас изогнулась раскаленная полусфера. Она бесновалась и жарила, но не могла добраться до тел.
Сдерживать натиск Бульвуму было нелегко. Он весь напрягся, наклонил голову, глядя на врагов исподлобья. Степан Макарыч, сторонясь огня, зажмурился и прижался к моему боку. От раскаленных очередей, разбивающихся почти перед самым носом, я прятал лицо в локте. Достойного выхода из нашей ситуации не было, и я уже начал подумывать, что отступить за угол будет не самым позорным вариантом.
Однако Бульвум разобрался и с этой проблемой.
Продолжая удерживать огонь на расстоянии, он выпростал вперед руку, почти коснувшись колышущегося пламени. Пальцы неистово сжались в кулак. Выстрелы тут же оборвались. Окружающий нас огонь сник. Послышались отчаянные крики.
Противники начали вываливаться из укрытий, роняя оружие, корчась от невыносимых болей. Я увидел, как металл доспехов сжимался, ломался, вминался в тела, сквозь щели сочилась кровь, а шлемы беспощадно давили головы своим хозяевам, превращая крики в хрипы. Хозяева доспехов превратились в содержимое консервных банок, оказавшихся под асфальтовым катком – ни больше ни меньше. Бульвумчик не ослаблял натиск, пока твари не перестали шевелиться.
Периферийным зрением я поймал движение в углу за пределами видимости Бульвума. Из-за металлического шкафа высунулась голова еще одного стража. Ствол в руке был нацелен точнехонько в голову моего невысокого друга. Упреждая выстрел из засады, я несколько раз нажал на спуск, отправляя в ту сторону плевки плазмы. Доспехи они не пробили (я и не рассчитывал), но отбросили стрелка за шкаф. Бульвум уже обратил на него внимание. Лысый череп рывком повернулся в ту сторону – и укрытие обрушилось на стража. Громыхание железа не смогло заглушить отчетливого хруста костей.
Чем дольше я наблюдал за бывшим соседом по «Бурану», тем сильнее во мне креп вопрос: почему Бульвум раньше не демонстрировал свого виртуозного искусства отрывать конечности и швыряться шкафами? Не хотел привлекать внимания? Был слишком слаб? Слишком скромен? В итоге я решил, что он просто не набрался сил после анабиоза. Попробуйте-ка полежать десять тысяч лет в морозилке! Зато теперь, после прогулки на свежем воздухе, после стимуляции головного мозга электрическим током он вновь обрел уникальный дар… И хотя главную причину может раскрыть только сам вундеркинд, лично мне было достаточно того, что он сейчас демонстрировал свои способности на полную катушку.
В зале не осталось живых врагов. Только мертвые тела, раздавленные своими же доспехами. Я выбросил элитный ствол, толку от него было чуть, и подобрал серьезную боевую игрушку, валявшуюся рядом с чей-то мертвой рукой. На предложение перевооружиться Степан Макарыч ответил, что не знает, как обращаться с этим «шуруповертом», а учиться уже поздно, так что будет лучше, если при нем останется старая добрая «ижевка». С ней, дескать, завсегда милее. Переубеждать деда я не стал, да и времени не было – впереди открывался следующий коридор.
На протяжении дальнейшего пути через сеть коридоров перед нами несколько раз вырастали недружелюбные вассалы детей «плесени». Они то набрасывались из засады, то поливали струями плазмы, то преграждали путь запертыми дверями, то баррикадировали проходы завалами. Однажды из труб под потолком повалил едкий газ – у меня от него защипало в глазах и запершило в горле. Противник использовал все возможности, чтобы остановить маленький отряд.
Однако сомневаюсь, что у них были шансы.
Идущий первым Бульвум движением руки отводил выстрелы и с легкостью разбрасывал рвущихся к нам биороботов. Двери перед ним вылетали как картонки, завалы обрушивались, газ рассеивался. Никого из нас не задело ни когтем, ни выстрелом, ни распыленной отравой. Мы со Степаном Макарычем шли позади невысокого пришельца, прикрывая ему фланги и тыл, а при необходимости поддерживая и по фронту. Наша разномастная троица превратилась в единое существо, в мистического супервоина, сметающего на пути любые препятствия и крушащего все подряд.
Когда мы добрались до тюремного бокса, мне показалось, что внутри корабля никого не осталось, что мы уничтожили всех врагов – настолько длинная вереница трупов осталась за спиной… Конечно, уничтожить всех мы не могли: корабль чудовищно огромен, и число пришельцев на нем было под стать размерам. Неуловимое ощущение пустоты, уже разлившейся по коридорам, навевало именно такие мысли.
Бокс встретил нас гнетущей тишиной. Я обогнал притормозившего Бульвума, пробежал вдоль нескольких ячеек. Они были открыты и пусты. На полу валялись какие-то вещи, обувь, обрывки одежды, но людей не было. Их увели отсюда, причем совсем недавно.
– Их держали здесь? – скупо спросил Степан Макарыч, заглядывая в одну из ячеек. – Вон платок Кирюхиной жены валяется.
– Да, – подтвердил я, – здесь всех держали.
– Что дальше будем делать?
Рана в брюшине запеклась и больше не кровоточила, а вот выжженное на плече клеймо доставляло мне беспокойство. Кожа вокруг него отекла и побагровела. Любое прикосновение к ране отдавалось острой болью во всем плече.
– Так что скажешь, командир? – настаивал дед, тиская ружье в заскорузлых руках.
– У нас мало времени.
Я влез в чей-то свитер и джинсы, найденные в одной из ячеек. Сапоги, что были на мне, принадлежали одному из застреленных стражей – я подобрал их чуть раньше.
– Для чего мало?
– Нам нужно пробиться на верхние ярусы, пока не поздно.
– И что там?
– Капсула, ради которой я здесь. Мое задание.
И, не давая ему собраться с мыслями, я быстрым шагом направился к выходу из тюремного бокса, за которым, помнится, располагался лифт. В конце коридора уже нетерпеливо топтался Бульвум и вполне человеческим жестом показывал нам, что хватит уже задерживаться, пора двигаться дальше.
– Да куда ж ты так рвешься! – пробормотал я.
Покинув тюремную зону, мы беспрепятственно добрались до холла с лифтами. Овальная кнопка вызова щелкнула и загорелась еще до того, как мы к ней приблизились – очередное чудо, продемонстрированное Бульвумом. Он творил их легко, неосознанно, я уже перестал удивляться… Двери кабины раскрылись. Бульвум и Степан Макарыч вошли в нее, когда я заметил что-то крошечное на полу коридора, уводящего прочь от тюремно-пыточной части комплекса.
– Не уезжайте! – бросил я, направляясь в ту сторону.
Глянцевая поверхность пола отражала мою размытую фигуру. Я присел на корточки, чтобы подобрать игрушечного пехотинца. Одного из набора, принадлежавшего мальчугану Прокофьевых. Сжав резинового солдата в кулаке, я поглядел вперед.
Передо мной лежал путь в неизвестность.
– Нам туда, – сказал я подошедшим Степану Макарычу и Бульвуму.
– Но ты говорил, что нам надо наверх! – припомнил дед. – Капсула! Твое задание!
– Людей увели туда, – негромко повторил я, – надо идти за ними. Однажды я уже пробовал сделать по-другому… Считайте это моим маленьким капризом.
Степан Макарыч замолчал: он не возражал против такого решения. Я вопросительно глянул на хмурящего лоб Бульвума. Если последний из фергов
