Я поднялся с волокуши и несколько раз присел, разминая затекшие ноги. Лата, не имея возможности поправить платье и заняться волосами, тряхнула головой и энергично качнула бедрами. Паучник меланхолично рассматривал нас, поигрывая лезвенным бичом. Я обернулся и разом забыл о затекших руках, о промокшей одежде и об общем гнусном положении дел.
Перед нами был Леринзье.
Огромный конусообразный кокон скрывал, казалось, полнеба. В его середине находилась плохо различимая узкая темная башня, от которой тянулись во всевозможных направлениях веревки, канаты, тросы, висячие лестницы, какие-то ажурные плетения, веерообразные треугольники, деревянные шесты- распорки и целые плоскости из переплетенных ремешков, повисшие в паутине веревок и искривленные самым невероятным образом.
Конус был полон жизни. За окошками висящих то тут, то там шарообразных домов-ульев что-то мелькало, по веревкам всевозможными способами передвигались паучники и, что оказалось неожиданным, улбоны, на горизонтально расположенных плоскостях сновали целые толпы; до нас доносился гул, какой можно услышать, стоя за закрытыми ставнями на третьем этаже дома, расположенного в центре какого- нибудь крупного города.
– Вот это да! – подал сверху голос Смолкин. – Я видел Леринзье, но каждый раз издалека… Это… это как будто макет самого Конгломерата!
Тем временем из ветвей растущего неподалеку дерева спрыгнул очередной паучник и вступил в разговор со командиром захватившей нас шестерки. Остальные распрягли улбонов и надели на зверюг матерчатые седла, натянув под волосатыми брюхами ремни. Я заметил, что от корней дерева в сторону Леринзье тянется провисающий канат… что-то вроде пригородной дороги.
– Садидесь, – приказал паучник. – Ды, грасабица, бервая, а ды, Рыжий, бдорой.
При мысли о том, что нужно будет вплотную приблизиться к этой раскормленной гусинице, да к тому же усесться на нее верхом, меня передернуло. Лата, судя по выражению ее лица, испытывала еще более глубокие чувства.
– А может, вначале поговорим о чем-нибудь? – спросил я у паучника.
Чоча уже успел взгромоздиться на первого улбона, к которому привязали и Смолкина. Позади Пат-Рая устроились два паучника, один из них ударил зверюгу пятками. Извивающийся улбон подполз к канату и взобрался на него, после чего прекратил извиваться и стал двигаться гораздо быстрее. Казалось, что такой способ передвижения ему более привычен.
– Садидесь! – повторил паучник и щелкнул бичом.
Лата, на лице которой была написана крайняя степень отвращения, подошла к твари, перекинула через нее ногу и уселась, гордо выпрямив спину. Помедлив, я последовал ее примеру. Кислая вонь ударила в нос, я почувствовал рвотные позывы и сглотнул. Паучник сел сзади и ударил пятками, после чего улбон заполз на канат и вцепился в него всеми своими многосуставчатыми белесыми ножками. На мгновение он замер, а потом ножки стремительно задвигались, и мы стали быстро удаляться от земли. Канат под нашим весом провис еще больше. Первый улбон был уже довольно далеко и вскоре исчез внутри конуса.
Уныние все больше овладевало мной. Таймер, на который я сейчас даже не мог посмотреть, неутомимо отсчитывал секунды, приближая меня к тому моменту, когда дефзонд включится… а я все дальше и дальше удалялся от Зеленого Замка и кристалла-энергонакопителя.
Я наклонился и уткнулся лицом во все еще влажные волосы Латы. То, чем они пахли, было гораздо лучше вони улбона.
Лата повела плечами и сказала:
– Так, а ну отодвинься!
– Зачем? – спросил я, но все же спустя некоторое время выпрямился.
Хитросплетения Леринзье уже окружили нас.
Базар ничем бы не отличался от множества виданных мной раньше, если бы не карлики и не то, что он располагался на слегка провисающем широком плетеном полотнище. А в общем здесь все было как обычно – деревянные лотки с товарами, горластые продавцы по одну их сторону и еще более горластые покупателей по другую. Из пузатого бочонка продавали на разлив какую-то выпивку, рядом стояло несколько паучников с ковшиками в руках; с одной стороны дрались и слышалось щелканье лезвенных бичей, с другой, на круглом помосте под ритмичные барабанные удары танцевала паучница в почти прозрачном платье, а вокруг помоста небольшая толпа дружно хлопала в такт барабану.
Улбон полз очень резво, и базар вскоре исчез в бесконечных переплетениях. Рядом, совсем близко, появился дом-улей с широким круглым окном, через который был виден край стола и два паучника, склонившиеся над ним. Один был с седой бородой и в очках, голову второго скрывал капюшон. Бородатый, говорил:
– Я не могу согласидься с мисдическим долгованием дого, чдо вы бысогобарно, но бессмысленно назыбаеде Идеей Сбятой Беребки! Жизнь наша – эдо размеренное дбижение бо Бесгонечному Ганаду и филособская сдорона бонядия…
Улей остался позади, и я не расслышал, что он там говорил о Бесконечном Канате, да меня это сейчас и мало занимало – вокруг и без того хватало интересных вещей.
Мы находились в сердце Леринзье, возле осевой башни… впрочем, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это не башня, а несколько сбитых вместе очень толстых бревен, настолько плотно опутанных веревками, что издалека они казались единой массой. В почти неподвижном воздухе висел стойкий улбоний дух, забивающий все остальные запахи.
Впереди показалось очередное полотнище, одна часть которого изгибалась и образовывала как бы «крышу» в трех метрах над «полом». На полотнище стояли улбоны и паучники, среди них возвышался Чоча, которому как раз освобождали руки. Под потолком болтался все еще связанный Смолкин.
– Как тебя зовут? – спросил я, поворачивая голову к нашему конвоиру.
– Бобуазье, – ответил он равнодушно. – Боба.
– Боба в смысле «Боба» или «Попа»? Или может быть Же…
– Обядь грибляешь меня? Ну чдо, дадь даги дебе бо бошге?
– Не надо. Боба так Боба… Слышь, Боб, давай, развязывай нам руки.
– Нед, – ответил он. – Бриедем, дам дебе их разбяжут. А до я бидел, гаг ды булдыхаешься дам, в речге. Еще сиганешь брямо отсюда голобой бниз, и боминай гаг збали…
– Не сигану, – заверил я, оглядываясь. Под нами, над нами, вокруг нас тянулись бесконечные ярусы гротескного веревочного мира. Земли видно не было, небо просматривалось лишь в виде разрозненных серых фрагментов. – Некуда сигать…
Улбон достигнул изогнутого полотнища, вполз на него и остановился. Мы слезли.
– Чоча, ты как? – спросила Лата, но он только мотнул головой. Лицо Пат-Рая было бледным.
– У тебя нога в крови! – ахнула она. – Так, а ну вы, узкоглазые бандюги, немедленно дайте мне перевязать моего братана!
– Не дергайся, грасабица! – сказал старший паучник. – А до сейчас засдаблю целобаться с одной из этих зберюшек. Ладно, разбяжите их…
Когда наши руки освободили, Лата, решительно расталкивая паучников, подошла к Чоче, а я первым делом взглянул на таймер.
И обомлел.
Не помню точно, когда именно и обо что я ударился рукой… Может быть, во время потасовки с наемниками… Или, скорее, когда летел с моста… У меня было смутное воспоминание о том, что я тогда вроде бы зацепил кистью за ограждение. Так или иначе, через таймер тянулась зигзагами тонкая белая трещина.
В овально окошке потух зеленый свет и исчезли все цифры.
– Чдо там у дебя, Рыжий? – поинтересовался старший паучник.
– Вы, недоделанные коротышки! – в ярости, заорал я. – Кривоногие волосатые вонючки! Это из-за вас!..
Краем глаз я заметил, как Боба наклонился и быстро поднял что-то. Я начал оборачиваться, но тут он, выполняя свое обещание, звезданул меня этим по затылку.
