город самым душераздирающим ревом, на который только был способен, но тут голос фенгола произнес прямо за моей спиной:
– Я здесь, Салоник. Пожалуйста, не кричите так…
Я шарахнулся в сторону, споткнулся и сполз спиной по клетке.
Посреди шара висел фенгол!
– Мля! – прошептал я в полном изумлении и покосился вверх. Колпак, как и раньше, был надежно закрыт. – Но как… э-гм! Как вы сюда попали?
Фенгол опустился и принял вертикальное положение, почти касаясь ногами шара. Что-то было странное в его лице, и вдруг я понял, что именно – Смолкин пребывал в состоянии крайнего конфуза. Его лицо было красно и даже как-то сморщилось.
– Чего это с вами?
Потупившись, он некоторое время молчал, а затем пробормотал подрагивающим от смущения голосом:
– Только вы никому не говорите, ладно?
– Хорошо, – согласился я. – Никому ничего не скажу. Буду нем, как улбон. Ну, так чего?
– Я… – он прикусил губу, умоляюще посмотрел на меня и наконец решился: – Я проник сюда через Шелуху.
Я сначала не понял, о чем он, но затем вспомнил рассказ Муна Макоя. Все равно, мне это ничего не объясняло.
– Ну, а дальше?..
– Вы не понимаете? Шелуха – это…
– Клипат. Оболочка реальности, в которой обитают эти… отходы разума и… неосознанные желания и продукты сознательной мыследеятельности… В общем, слышал о ней. Так как вы туда попали без РД-машины? Вы что, действительно колдун?
– Нет, я не колдун. Я не могу путешествовать через реальности без посредства РД-устройства, но, задействовав особым образом определенные участки мозга, способен сконцентрировать энергию, достаточную для выхода в Шелуху. Это тоже, что и левитация, только… Ну, в общем, мы родом из реальности с очень давно развившейся технологией. Реальность крайне загрязнена, а токсичные отбросы и общий радиоактивный фон, действующие из поколения в поколение, привели в конце концов к изменениям генетического кода и вызвали мутации, которые…
– Говорите понятнее, Смолкин!
– В общем, когда вы стали кричать, я понял, в какой вы клетке, переместился в Шелуху, преодолел там определенное расстояние, которое высчитал заранее, затем вернулся в реальность-серцевину… и вот я здесь…
– А чем вы так смущены?
– Но ведь там эти самые неосознанные желания… Они… Ох! – фенгол в полном расстройстве махнул рукой. – Представьте себе: результат работы коллективного бессознательного… подавленные сексуальные влечения всех разумных, населяющих Ссылку. Нет, это слишком большая нагрузка на мою психику! После окончания этого дела – если, конечно, буду жив – обязательно займусь медитациями, нравственным самосовершенствованием, дам обет не пить и не курить… хотя я и так не курю и почти не употребляю алкоголь… не вступать ни в какие отношения с женщинами… хотя в нашей диаспоре их почти нет, и я до сих пор еще… гм… и не…
– И не кушать, – заключил я. – Все, хватит болтать. Вы можете переправить в Шелуху меня?
– К сожалению, для этого потребуются усилия по крайней мере двоих представителей моей расы.
– Так что вы думаете делать дальше?
– Я как раз потому и выбрал именно эту клеть, чтобы выслушать ваше конструктивное предложение по поводу того, как нам теперь поступить.
– Ага, очень хорошо! Тогда у меня есть конструктивное предложение: поскольку справиться с Бобуазье вы вряд ли сможете, то вытащите у него нож. Я приметил, что на его заду слева болтается нож в плетеных ножнах. Он, по-моему, не пристегнут и никак не закреплен. Так что вычислите расстояние и приступайте. Нож принесете мне.
– Как это – Бобуазье?
– Тот паучник внизу, который охраняет нас. Нож висит в ножнах на его худой заднице. Поняли инструкции? Давайте быстрее, Смолкин!
– Но… как же я достану его?
– Как-как? Так же, как попали сюда!
– Нет! – фенгол отпрянул и прижался спиной к прутьям. – Я не смогу заставить себя вторично смотреть на это… Моя, э… тщательно лелеемая сублимация полетит ко всем чертям!..
– Да ладно, Смолкин. Что там такого особенного? Пусть вы девственник, но неужели вы никогда не рассматривали всякие… интересные картинки? Представьте, что это то же самое, только в объеме…
– Нет! – он поднял руки, словно защищаясь. – Салоник, вы не понимаете – все те жуткие извращения…
– Слушай, ты! – тихо и угрожающе зашипел я, медленно наступая на него. – Нас всех повесят, если ты не сделаешь этого! Начинай, быстро! А то я сейчас здесь устрою такое жуткое извращение, что от твоей психики останется одна сплошная сублимация! Ну, быстро!
У него была интеллигентная податливая натура. Добиться от такого чтобы он сделал что-то, нужное тебе, не так уж и трудно. Другое дело, к а к он это сделает…
Смолкин сдался.
– Мне несколько мешает вот это… – пробормотал он, указывая себе за спину.
– Что там у вас? – спросил я. – Крылья?
– Вы, конечно, шутите. Я ведь, в отличие от вас, привязан…
Фенгол повернулся, и я увидел, что от его шеи вертикально тянется ремень, конец которого исчезает прямо в воздухе.
– Ух ты! – сказал я, шагнув к нему. – Вы хотите сказать, что начало этого ремешка привязано к прутьям в другой клетке и висит сейчас там?
– Да, это так.
Ремень был завязан на два узла, для верности перетянутых сверху тонким прутом. Я вцепился в него обеими руками. В результате недолгой борьбы, ценой сломанного ногтя и исцарапанных пальцев мне удалось сладить с прутом и узлами. Ругаясь сквозь зубы, я сунул ремень в карман и рявкнул:
– Все, хватит! Теперь приступайте!
Он посмотрел вниз, на все так же сидевшего паучника, что-то прикинул, тяжело вздохнул, поправил очки и начал растворяться в воздухе. Я захлопал глазами. Нет, чего-то подобного я и ожидал, но все равно привыкнуть ко всем этим штучкам бело нелегко. Фигура Смолкина источилась, так что сквозь нее стала видна клетка, и исчезла.
Я проник к просвету между прутьями.
Внизу, за спиной паучника сформировалась горизонтальная парящая фигура с вытянутой в сторону Бобуазье рукой. Другой рукой Смолкин опять поправлял очки. Эх, ничего у него не выйдет! – с отчаянием подумал я. Этот недотепа обязательно лопухнется! Или чихнет в самый неподходящий момент, или еще чего-нибудь отчебучит. А может, паучник просто почувствует, что кто-то появился у него за спиной, и тогда все пропало. Если бы как-нибудь отвлечь его…
Внизу фенгол, двигаясь очень медленно, все еще тянулся к ножу.
Боба выпрямил спину, будто прислушиваясь к чему-то.
Я сел и немелодично заорал первые пришедшие на ум куплеты-частушки из тех, что распевают уличные, вечно обкуренные безумной травой барды Западного Ливия:
Как на горке, на горе
Милку встретил в феврале.
Мы с ней долго…
