Я возвел очи горе и гаркнул:
– Все, Зарустра тебя раздери! Просто дай мне выпить!
– Вообще-то Его Боссовство не хотел ничего и слышать о каких-то там желаниях, но красуля рядом с ним обругала его нехорошими словами, которые мой утонченный язык не поворачивается, мля, повторить. Ну, он и согласился. А красуля, как услышала, чего ты хочешь, так сказала, что ничего другого от тебя и не ожидала. Я говорит, думала, он захочет попрощаться, ну там, поцеловать меня в какую-нибудь особенно запомнившуюся ему часть моего… лица, может, сделать даже какое-нибудь трогательное прощальное заявление, а он… – Полпинты развернулся, поднес ко рту узкий конец воронки и вдруг заорал на весь двор:
– Волей… ик! Волей Его Боссовства Свена Гленсуса приговоренному к казни Уишу Салоник дается право последнего желания! Приговоренный пожелал выпи… ик! …ить водк-ик! Сие и будет исполнено!
Сквозь шум голосов донесся смех. Полпинты спросил:
– Будешь закусывать?
(Употребление пищи ослабит действие алкоголя) – поведал Советчик, будто я и без него этого не знал
– Не буду, – отрезал я.
– Смотри, Рыжий, дело вкуса. Я, к примеру, предпочитаю добрый закусон. Ну, ладно, дам тебе из своих запасов… – он вышел из поля моего зрения и принялся чем-то звякать позади виселицы. Спустя какое-то время один из барабанщиков спросил:
– Эй, Пинта, скоко можно колдобиться? Вешай его и вся недолга!
– Прикрой хлебальник, – вежливо ответствовал Полпинты. – Не видишь, парень трезвенник. Хочет налакаться перед неминуемой кончиной до полной абстракции.
– Пинта, обменяешь шузы? – поинтересовался другой барабанщик. – Все равно ж пропьешь. Хали Гал из Хоксуса мой племяш, так я дам тебе за них бочонок пивной браги. Будешь в нем купаться…
– Не видать вам этих шузов, чуваки, как своих плоских задниц без зеркала, – заявил Полпинты, возникая передо мной с большим глиняным кувшином в руках. – Сей рыжий молодец возлюбил меня и оставляет мне их в наследство. Ну, за Бьянку, красавец! – он кивнул и сделал большой глоток. – Гм, а как же ты будешь пить?
– Это что? – с опаской спросил я.
– Водка. Самодельная водка – сам-огоном зовется. Сам гоню, сам и пью. Крепости необычайной первач. Детка-Дрюм как-то у меня глотнуть выпросил, да так глотнул, так переполнился чувствами, что чуть улбона не родил. Ладно, придумал… – он поставил кувшин, извлек из кармана веревку, обошел вокруг виселицы и вдруг обхватил меня за торс. – Я тебя свяжу так, чтоб локти были прижаты к бокам, а кисти наоборот развяжу. Правую руку будешь держать за спиной, а в левую возьмешь кувшин и приложишься. Как закончишь прикладываться, я твои руки опять свяжу. У меня тут есть ножик, маленький такой, с полметра, так ежели станешь шевелиться излишне, буду тебя колоть в разнообразные места, пока весть не вытечешь. Понял, сопля-менник?
– Понял, – сказал я.
Полпинты притянул мои локти к бокам, затянул веревку и отвязал кисти. Я потряс затекшими руками. Из-за стянутой на шее петли наклониться я не мог, а в таком положении доставал до нее лишь кончиками пальцев.
– Ну, так где твои шмотки?
– Штаны в кладовке на втором этаже, рядом с лабораторией, а куртка осталась в камере. В углу там валяется.
Полпинты протянул кувшин, и я вцепился в него, как в спасительную соломинку. Наемник отошел. Ощущая на шее неприятное чешущее прикосновение петли, я поднес кувшин к лицу и скосил глаза. Внутри плескалась мутная жидкость с маслянистой поверхностью фиолетового оттенка. В ноздри ударил запах столь сильный, что меня передернуло, и табурет пошатнулся. Полпинты махнул рукой – барабаны загрохотали.
– Пей, шибздик! – скомандовал он.
Я глотнул.
Переливающаяся золотым солнечным светом реальность Вне Закона свернулась в громадную дубинку и съездила мне по темечку.
Самогон был крепок, вонюч, неудобоварим… но самое кошмарное – он был ТЕПЛЫМ!..
– Советчик! – захрипел я, разевая рот, как вытащенная из воды рыба. – Скажи мне… какие шансы на то… что дефзонд включится?!
Он пощелкал и сообщил:
(Двадцать из ста.)
– Великий… Ливий!.. Такие муки… ради двадцати… из ста!
(Это еще не муки, хозяин – муки будут впереди. Вам еще надо удержать его в своем желудке.)
Я хлебнул опять, зашатался и просипел:
– Святители небесные, спасите!
Рот наполнился горячей слюной, желудок сжался в судорожном спазме. Гулкая барабанная дробь приобрела болезненное звучание.
Я глотнул еще раз.
– С а л о ни к и, ч т о в ы д е л а е т е?
Слова донеслись из далекого далека и прозвучали слишком нереально, чтобы на что-нибудь повлиять. Я опять глотнул, и меня затошнило.
– У и ш, и д и о т, п р е к р а т и д е л а т ь э т о!
(О день и ночь! Вот это чудеса!)
Я вздрогнул и, отодвинув от лица кувшин, как мог наклонил голову, отчего петля врезалась в шею. Никого не было на помосте, только Полпинты стоял впереди, на самом краю, ревниво наблюдая за тем, как я поглощаю его запасы. Показалось, решил я. Предсмертный бред. Просто поджидающий меня на другом конце темного коридора ангел говорит знакомым голосом.
Я еще раз глотнул.
– УИШ, МАТЬ-ПЕРЕМАТЬ, МЫ ПЫТАЕМСЯ ПОМОЧЬ ТЕБЕ!!!
Долгожданное опьянение не наступало, но зато на рвоту потянуло так, что я лишь с трудом смог удержать свой желудок от выворачивания наизнанку. Табурет под ногами ходил ходуном, слезы текли из глаз, тут же смешиваясь с потом.
Я сглотнул и прошептал:
– Чоча, это ты?
– Конечно, это я!
Мне показалось, что я вижу в щелях между досками какое-то движение.
– Салоник, – прошептал фенгол Смолкин. – Я успел схватить ваш план и нашел на нем лаз, ведущий в камеру, где сидел ваш товарищ. Вдвоем мы разыскали подземный ход, ведущий под этот помост. Она стационарная, стоит здесь давно и…
Увидев, что я перестал пить, Полпинты встрепенулся и шагнул в виселице. Я поспешно приложился к кувшину. Затошнило сильнее прежнего, и я понял, что сдерживать все более настойчивые позывы организма больше не смогу.
– Перед тем, как из-под тебя выбьют табурет, крикни. Что-нибудь вроде «аллилуйя!» или «оба- на!». Чтоб неожиданно было. Ошарашишь палача, я попытаюсь проломить доски, а летяга перережет веревку. Понял?
– Я понял, но…
– Ладно, хватит, шибздик… – сказал Полпинты, подходя и протягивая руку. – Печень кровью обливается, когда вижу, как ты выхлебываешь мой райский напиток. Пора кончать со всей этой лабудой…
Кричать? Я решил, что есть метод более действенный, согнул руку так, что горлышко прижалось к подбородку, а затем резко разогнул ее, разбив кувшин о голову Полпинты. Он отшатнулся, крякнул и упал на спину. Одновременно с этим ноющая боль пронзила мой живот и в глазах потемнело.
