— Послушай, Дел…
Она подняла руку, заставив меня замолчать.
— Я отвечаю на твой вопрос, ты ведь этого хотел. Мало для кого я бы пошла на это.
У меня было желание прервать разговор, меня раздражала неясность, но Дел была настроена серьезно, и я решил, что если выслушаю ее, плохо мне не станет.
По крайней мере я так думал.
— Хорошо, баска… продолжай.
— Когда ты ставишь перед собой задачу, ты начинаешь песню и продолжаешь петь, пока задача не выполнена.
Я нахмурился.
— Я не понимаю.
Лицо Дел ничего не выражало.
— Моей первой задачей было найти Джамайла и привезти его домой. Как ты знаешь, у меня ничего не получилось и первая половина песни пропала. Остается вторая: песня крови, Тигр… песня смерти. Я должна убить Аджани и людей, которые были с ним в тот день. Пока я не сделаю это, моя песня не кончится. А песня без конца это не настоящая песня, это ничего незначащий шум. Где-то за деревьями залаяли и взвыли гончие. Я посмотрел по сторонам и взглянул на Дел.
— Что-то вроде этого, — сказал я.
— Да, — подтвердила она, — и это навсегда. Незначащий шум без конца.
Я кивнул.
— Танцор меча, не управляющий собой… без цели и чести.
— Я тверда, — сказала Дел, — жестока и холоднокровна, но у моей песни есть конец. У моего клинка есть имя.
— Сколько у тебя осталось времени? — спросил я. — Если вока признает тебя виновной и приговорит к смерти, твоя задача останется невыполненной. Твоя песня никогда не закончится. Ты нарушишь клятвы.
— Нет, — сказала она, — не нарушу. Я заключила пакт с богами.
Я хотел засмеяться, но сдержался. Дел воспринимала все слишком серьезно. Я показал на меч.
— Протри клинок и поехали.
32
Я проснулся потому что замерз и потому что кто-то плевал мне на лицо. Не очень приятное начало дня. Я выругался, вытянул себя из-под тяжелых одеял и понял, что на меня плевало само небо: сверху падали мокрые, холодные комки. Не дождь, с дождем я знаком. Что-то похожее на липкий лед.
— Дел!
Она проснулась и сонно всмотрелась в меня.
— Ты напустил холод.
Возразить было нечего. Я снова лег, натянув одеяло на голову, но заснуть не смог.
— Дел… что это?
— Снег, — она рывком подтянулась поближе, светлые волосы застряли в моей щетине. — Почему… А ты думал, что это? — я не ответил, а Дел, приподнявшись на локте, посмотрела на меня повнимательнее и расхохоталась.
— Не смешно, — пробормотал я. — Откуда мне было знать?
Дел прижалась ко мне всем телом. Я чувствовал, как она вздрагивает от смеха, слышал хихиканье, которое она тщетно пыталась подавить.
Я повернулся на бок, глядя на Дел из-под одеял. Холод пробирался в складки и ничем не защищенная кожа быстро краснела. Я потянулся и откинул с ее лица волосы. Я любил, когда она смеялась. Даже за мой счет.
Я скинул одеяло с ее головы. Снег сыпался на волосы, прилипал к ресницам и превращался на коже в прозрачные капельки. Я коснулся пальцами ее щеки.
— Когда ты в последний раз смеялась, баска? По-настоящему смеялась, от души?
Улыбка медленно исчезла, слезы от смеха высохли. Я так удивил ее вопросом, что она никак не могла найти подходящий ответ. Она смотрела на меня смущенно и растерянно.
— Я не знаю, — пробормотала она.
Капля скатилась по ее щеке, оставляя серебристый след.
— Неделю назад ты стояла перед своим мечом и говорила, что ты тверда, жестока и холоднокровна и снова клялась отомстить за свою семью. Не буду отрицать, иногда ты действительно такая. Но ты можешь быть и другой, страстной и веселой женщиной.
Она пожала плечами.
— Может раз ты меня такой видел.
Я хмыкнул.
— Могу поклясться, что не один раз. Я ведь делю с тобой постель, ты еще об этом помнишь?
Дел вздохнула. Мы с ней не из тех пар, что сыпят нежными словами. Мы живем иначе, замкнуто, и не позволяем себе никаких излишеств. Но я был бы лжецом, если бы сказал, что ничего не чувствую и не желаю. Дел, думаю, тоже.
Это был мягкий и спокойный рассвет. Рядом тихо журчал ручей, падал снег. Было холодно, но мы не замерзали, нас согревали общие мысли и переживания и мы не обращали внимания на погоду. Потом Дел опустила облепленные снегом ресницы и отвернулась, чтобы скрыть от меня свои чувства.
— Не надо, — попросила она.
— Дел, я не хотел причинить тебе боль. Я только хотел сказать, что если ты будешь зажимать себя сильнее, закручивать крепче, что-то может сломаться.
— Мне нужно выполнить…
— Но не рискуя при этом уничтожить себя.
— Аджани уже сделал это много лет назад.
Я мысленно выругался, а для Дел покачал головой.
— И поэтому ты превратила настоящую Делилу во что-то противоестественное ей.
— Противоестественное, — задумчиво повторила Дел и покачала головой.
— Я не знаю, что для меня противоестественно. Я не знаю, отличаюсь ли я от той Делилы, которой могла бы стать, — Дел поправила одеяло и добавила: — Как и ты.
Я подобрал перевязь и меч и встал, чтобы приветствовать рассвет. Он спешил на встречу со мной — нежный, мягкий, застенчивый, как женская ласка. Хлопья падали с неба и устраивались отдыхать на моей одежде, там они слипались и таяли. Весь мир расплывался от мягкого, падающего снега. Я слышал только собственное дыхание и видел облачка пара у рта.
— Я убийца, — сказал я. — Если убрать все красивые слова, остается реальность. Люди нанимают меня, чтобы я убивал, и я проливаю кровь.
Она повернулась, чтобы взглянуть на меня. Лицо ее стало совсем белым от потрясения.
— Так бывает не всегда, — продолжил я. — Иногда работа не связана с убийством, но я известен тем, что умею убивать, и люди мне верят. Мое присутствие пугает их и даже те, кто не хотел платить, увидев меня охотно развязывают кошельки… и выполняют все мои требования, когда меня нанимают, чтобы выяснить с ними отношения. Я не встаю ни на чью сторону… или делаю это очень редко. Чаще всего я просто отрабатываю деньги. Мне платят за танец, — я вытащил меч из ножен. — Я как проститутка, действую не по принципам, а продаю себя за деньги. Но думаю, что я счастливее тебя.
Дел откинула одеяло и села. Снежинки лежали на голове и плечах, тонули в волосах.
— Зачем ты говоришь мне это? Чего ты добиваешься?
— Ничего особенного. Я хочу объяснить, что ради мести ты выбрала для себя отвратительную жизнь.