Леди неукротимость

Горе Офелии было настолько же артистическим, насколько и красноречивым. Она изливала его сло­вами. Она порхала возле фотографии мужа и цело­вала ее, особенно в тех случаях, когда какой-нибудь джентльмен приезжал выразить свое соболезнова­ние. Ее траурная одежда была сшита по последней парижской моде, а украшали ее самые изысканные драгоценности. Кейт просто перекрасила все свои платья в черный цвет. Траурные платья не вернут ей отца, и ей было все равно, модны они или нет.

– Тернпенни, – сказала Офелия, постучав зон­том о пол кареты. – Тернпенни, поспеши же. Я хочу попасть к башне прежде, чем исчезнет этот велико­лепный свет для моего рисования.

– Да, мэм.

Кейт посмотрел на ленты и вуаль на шляпке Офелии и тихо спросила:

– Боишься, что мы опоздаем и его высокая и могущественная светлость сбежит?

– Ш-ш!

– Я думаю, что ты так же безрассудна, как и девушка, в честь которой тебя назвали. Он не женился на тебе в тот раз.

– Послушай, говори потише. – Офелия рас­крыла зонт и отгородилась им от кучера и лакея. – Ты же сказала, что тебе все равно. От тебя требуете одно: покататься с часок, а потом вернуться за мной.

– Я не против, но считаю, что ты – дурочка. Моя горничная говорит, что с тех пор, как зажили его крымские раны, он большую часть ночей прово­дит не в своей постели.

– Уверена, что с горничными или кухарками. Они, наверное, сами бросаются ему под ноги или затаскивают его в стога сена.

Кейт не видела большого различия между тем, чтобы развлекать де Гранвиля в затхлой старой башне или позволять ему вольности в стогу сена. Тем не менее она не стала высказывать свои мысли вслух.

– Ты не любишь его потому, что ты и тетя София находитесь здесь уже неделю, а его мать еще не нанесла вам визита, – сказала Офелия. – Очень нехорошо с твоей стороны высмеивать его, когда он еще не поправил свое здоровье. Ему чуть не оторва­ло руку, когда он спасал мистера Бофорта, вытас­кивая его из-под лошади.

Кейт искоса посмотрела на Офелию.

– Это произошло уже полгода назад, и его руке ничего не грозило. Ты всегда преувеличиваешь. Мо­жет быть, он просто подхватил дизентерию и все еще страдает от поноса.

– Кэтрин Энн Грей! Кейт усмехнулась:

– Тебе нехорошо? Извини.

– О, тсс! Ты просто сердишься, потому что леди Джулиана не приезжает с визитом. Кейт вздохнула и покачала головой:

– Это мама хочет, чтобы ее пригласили в за­мок, а не я. Я говорила ей, что леди Джулиана не хочет иметь никаких дел с американцами и считает маму американкой.

Офелия придвинулась поближе к Кейт.

– Я должна получить его. Голос кузины задрожал, и, к своему удивлению, Кейт увидела слезы у нее на глазах.

– Он думал, что мне нужен его титул, – сказа­ла Офелия. – Да, раньше он действительно был мне нужен, и поэтому я упустила свой шанс выйти за него замуж. Но сейчас мне это безразлично. Кроме того, сейчас я – леди Суинбурн. Но его мать нена­видит меня. Мне кажется, она подозревает, что я от­далась ему. Если она когда-нибудь узнает об этом наверняка, она меня погубит. Пожалуйста, Кейт.

Кейт что-то проворчала, но затем пожала плеча­ми, когда Офелия умоляюще посмотрела на нее.

– По мне, – сказала Кейт, – лучше уж оказать­ся в Хэнгтауне в субботнюю ночь с толпой стара­ телей, которые только что нашли золото. Но если он тебе так нужен, бери его, пожалуйста. Только не жди, что я буду заливать его потоками лести, как делаешь это ты.

В знак признательности Офелия так крепко об­няла кузину, что у той лопатки сошлись вместе. Их разговор снова коснулся крымской войны. Ка­залось, что ей никогда не будет конца. Британское правительство продолжало демонстрировать неко­мпетентность, в то время как в сражениях гибли тысячи молодых людей. Затем они перешли к об­суждению последних выступлений против рабства в американском Конгрессе. Когда Тернпенни свер­нул на дорогу, ведущую к старой башне, Офелия резко прекратила разговор. Кейт откинулась назад, на подушки, понимая, что кузина не хочет, чтобы маркиз догадался, что они разговаривали о поли­тике.

Они подъехали к пустынной башне. Лакей раз­ложил в нужном месте принадлежности для рисова­ ния. Офелия превратила это в настоящее шоу. Вмес­те с Кейт они взобрались по внутренней лестнице, чтобы посмотреть вид сверху. Башня была постро­ена на скале, и с нее прекрасно просматривалась долина, которая лежала между землями де Гранвилей и Мэйтлендов.

Они стояли на вершине башни, дрожа от про­хладного апрельского ветерка, когда заметили в до­ лине фигуру всадника, направлявшегося в их сто­рону. Когда Кейт представила себе, на какой ско­рости он мчится, у нее от удивления расширились глаза. Жеребец перепрыгнул через ручей, как будто бы его вовсе не было, переметнулся через изгородь, а затем бросился очертя голову вниз по крутому склону оврага.

– Казалось бы, после Балаклавы он мог бы и успокоиться, – заметила Офелия.

Кейт вздрогнула, когда увидела, как всадник перемахивает через забор, который все объезжали.

– Как говорят у нас в Сан-Франциско, мар­киз – ездок-сорвиголова. Я лучше пойду, пока он не приехал. Но помни, мне нужно вернуться назад: у меня назначена встреча с мистером Поггсом по поводу акций железной дороги, которые я собира­юсь купить.

Алексис спрыгнул с Тезея и подвел его к старой Башне шагом, чтобы дать ему остыть. Сняв одеяло и седло, он начал растирать коня пучками травы, росшей возле башни. Он знал, что Офелия ждет его внутри, но не спешил к ней присоединиться. Она пыталась в своих собственных интересах снова вте­ реться к нему в доверие и в постель, но ей было известно, что он ее не хотел.

– Алексис?

Его рука замерла на боку Тезея, но он ничего ей не ответил. Что он здесь делает? Ему не следовало бы сюда приезжать. Ему было все еще больно прос­то оттого, что он находился дома. Дома все было слишком зеленым, воздух– слишком чистым и благоухающим. Ему было больно оттого, что дом был так прекрасен, а он все еще находился душой на поле битвы, был залит грязью и кровью, ощущал зловоние горящих тел, был весь покрыт серой гарью от артиллерийского снаряда, который разрывал лю­дей на куски.

Алексис с силой сжал в ладони пучок травы и прошипел про себя:

– Перестань, черт побери. Не думай об этом. Господи, да не думай об этом.

Вот почему он был здесь. Офелия помогала ему не думать. Иногда он ощущал такую пустоту внут­ ри, что не слышал даже воплей старых демонов и грехов. Их молчание было последним оскорблени­ем судьбы. Разделенный им ужас заставил умол­кнуть его собственных демонов. Господи, он жаж­дал покоя почти любой ценой, даже ценой несущест­вования. Однако он не мог сдаться, потому что Вэл и другие нуждались в нем. Он мог бы покончить с собой, но он не мог оставить их.

– Алексис, что ты делаешь? – В дверном про­еме появилась Офелия. – Алексис…

Только Офелия умудрялась умолять и брюзжать одновременно. С усталым видом он продолжил де­ лать кругообразные движения с помощью импрови­зированной щетки. Ему нужно было время.

– Я занят.

Она подплыла к нему. Тезей презрительно фырк­нул и покачал головой. Она какое-то время наблю­дала за тем, как Алексис чистит коня, а потом положила ладонь ему на руку.

– От этого занятия ты весь пропахнешь кон­ским потом.

Алексис бросил взгляд на свою любовницу и поднял бровь.

– Раньше тебя это не останавливало., Она прикоснулась к влажному локону, прилип­шему к его лбу.

– Нет.

Тыльной стороной ладони он отбросил волосы с лица и повел Тезея к ручью, который протекал