лепестки. Они двигались все быстрее и быстрее, и вскоре от цветов ничего не осталось. Она собрала лепестки в пригоршню и швырнула их на пол.
– Кому вообще нужны эти танцы. – Она едва слышала свой собственный голос.
Ей не нужны танцы. Если она больше не пойдет на бал, ее больше так не обидят. А лучшим спосо бом избежать балов было не стать леди. Кейт откинулась на подушках. Она возвращается в Америку. Ей вообще не нужны танцы, а если в следующий раз мужчина сделает окружающий ее мир волшебным, она тут же застрелит его.
ГЛАВА 3
Она обещала себе никогда больше не возвращаться сюда, и вот, вопреки своему решению, она снова здесь, снова в гуще английского Общества, а ведь прошло всего лишь немногим более года. Кейт ступила на порог Мэйтленд Хауза, прошла мимо раскланивающегося дворецкого по белому мраморному полу вестибюля. Она прикусила нижнюю губу, когда мать разразилась слезами и бросилась в объятия кузины Офелии. Она не собиралась плакать. Нужно еще распаковать вещи, написать письма.
Какое странное совпадение, что она убедила мать вернуть ее домой в феврале прошлого года. Если бы этого не произошло, она, возможно, не попала бы домой как раз в то время, когда папа заболел. Сердце, сказали врачи. Тогда что-то случилось с его сердцем, а теперь что-то случилось с ее собственным.
Папа умер, и он никогда не вернется. Никогда. Теперь не на кого было положиться, не с кем было поделиться, не к кому было обратиться. В мае прошлого года папа отправился на один из золотых приисков и больше не вернулся.
Это была смерть. Человек живет, а потом умирает, и ты не можешь ничего сделать, чтобы вернуть его. В твоем существовании появляется огромная дыра. Ты чувствуешь, что у тебя внутри все разбито, но ты должен продолжать жить. Ты должен вставать утром, одеваться, есть, работать, и даже если ты стараешься поступать так, как поступал отец, ты все равно чувствуешь себя одинокой и растерянной. Но кому-то нужно было взять на себя заботу о маме, Закарии и Робби. Кто-то должен был управлять отцовским делом, пока мальчики еще учились в школе.
Мама этого сделать не могла. После смерти отца мать три месяца не вставала с постели, и именно поэтому Кейт приходилось вставать по утрам, одеваться, есть и работать. Именно поэтому она и стоит сейчас на этом холодном мраморном полу, хотя она и обещала себе, что ноги ее больше здесь не будет. Мама была просто убита, и Кейт надеялась, что возвращение домой улучшит ее состояние. Она готова была сделать все что угодно, лишь бы снова увидеть улыбку на мамином лице. Она готова была даже вернуться в Мэйтленд Хауз.
Спустя неделю Кейт ожидала Офелию на лестничной площадке и задумчиво водила носком бо тинка по ковру. Ее надежды на улучшение состояния матери оправдывались. Через несколько месяцев после смерти папы умерла мать Офелии, и София смогла найти утешение, разделив с девушкой свое горе. Маме становилось лучше.
К несчастью для Кейт, Общество не изменилось за время ее отсутствия. Заняться леди было просто нечем, а если какие-то дела и находились, то они были совсем неинтересными.
Да, мэм, она снова здесь – на земле, где живут и здравствуют леди, черт бы их побрал. И если бы сердце матери не разрывалось от тоски по старому дому, она бы сейчас была в Сан-Франциско, со своими братьями. Занималась бы делами. И рядом не было бы никаких леди, которых ей приходилось бы терпеть. Кейт старалась не думать о том, как было бы хорошо, если бы с ней рядом был отец, и в этот момент из комнаты выбежала Офелия и прощебетала приветствие.
Кейт спускалась по лестнице вслед за Офелией, и она едва не рассмеялась, увидев разницу между своей походкой и походкой своей кузины. Офелия скользила вниз по лестнице в своей клетке, состоящей из кринолина, нижних юбок и шелковой юбки. Кейт, которая не носила кринолина, переступала со ступеньки на ступеньку с силой, которая свидетельствовала о том, что ей совсем не хочется отправляться на очередную прогулку в экипаже под холодным английским солнцем. Кейт восхищалась своей кузиной. В своем новом кринолине, который был еще шире, чем в прошлом году, Офелия походила на детскую игрушку, которая плавно скользила на хорошо смазанных колесах.
Офелия проплыла через вестибюль. Дворецкий распахнул перед ними дверь. Офелия попыталась пройти сквозь них и застряла. Кейт, которая шла следом за ней, врезалась в шелковую клетку. От внезапного столкновения передняя часть кринолина подалась вверх. Офелия пронзительно закричала и ухватилась руками за платье. Кейт отпрыгнула назад и протянула руку, чтобы успокоить своенравное сооружение.
– Извини, – сказала она. – Вот так. Придерживай платье спереди, а я сожму его с боков так, чтобы ты могла пройти в дверь.
Дворецкий отвел глаза, а Кейт помогла Офелии протиснуться через дверь. На крыльце они оста новились, чтобы поправить слегка растрепавшиеся прически и платья. Когда лакей открыл дверцу эки пажа, Кейт не удержалась и прошептала своей кузине:
– Я тебе говорила, что это случится. Как ты собираешься садиться в экипаж?
Кейт усмехнулась и сделала вид, что поправляет свою накидку, в то время как Офелия смотрела на дверцу экипажа так, будто бы видела ее впервые в жизни. Экипаж представлял собой открытую карету с дверцами, которые предназначались для широких юбок дам, но все-таки создатель экипажа не мог предвидеть, что в моду войдут кринолины.
– Если кринолин приподнять…– начала Кейт.
– Я не собираюсь ставить себя в неловкое положение, – сказала Офелия. – Тебе придется при держать кринолин, пока я буду забираться внутрь.
– Как же ты справлялась с этим без меня? Офелия вспыхнула:
– Мне помогала горничная. Но эти новые кринолины шире обычного. У меня никогда еще не было таких проблем.
Кейт с одной стороны кареты, а лакей с другой помогли Офелии подняться в экипаж. Затем туда забралась и Кейт и уселась прямо на часть кринолина Офелии
– Ты помнешь юбку!
Кейт снова встала. Потребовалось еще несколько минут, чтобы расправить юбки Офелии так, как ей хотелось. Но к этому времени все, что еще оставалось от хорошего настроения Кейт, совершенно улетучилось.
Они отправились быстрым шагом. На этот раз дождя не было, и в свете солнца трава и листья, покрытые росой, сверкали серебром. К сожалению, над деревьями на горизонте снова собирались тучи. При виде их Кейт застонала. Положив руку на ручку экипажа, она забарабанила по ней пальцами. Она обратила внимание на свой черный рукав, отделанный снежно-белым кружевом. Траур. Она носила траур по отцу. Проклятье, она не будет плакать. Нет, не будет. Она не будет думать об отце.
Она взглянула на Офелию. После отъезда Кейт из Англии они вели переписку, и их дружба за это время окрепла. Под светлыми волосами Офелии находилась ясная голова, полная всяческих идей. Как и Кейт, Офелия интересовалась книгами и политикой. Просто она никому не позволяла догадываться об этом. Необходимость постоянно делать вид, что у тебя в голове нет ни единой мысли, в какой-то степени ослабила природный ум Офелии.
Как и Кейт, Офелия носила траур. Недавно она потеряла мать и мужа. Офелия похоронила свое сердце, когда стала вдовой. Кейт это было известно потому, что Офелия сама беспрерывно говорила об этом, прикладывая к сухим глазам один из своих платочков с черной каймой. Кейт никак не могла понять, как можно похоронить свое сердце в одной могиле с красноносым, толстым графом Суинбурном.
Она никак не могла понять, почему Офелия так поспешно вышла замуж за старого зануду вскоре после того, как сообщила своей гостье, что влюблена в черноволосого и серьезного маркиза Ричфилда. Спустя несколько месяцев после того злосчастного бала она обручилась и вышла замуж, чтобы в январе следующего года потерять графа, его морщины, красный нос и все остальное.
