— Сказала, — вздохнула она. — Хвастун. День, вы подумайте…
Он услышал, как она хихикнула.
Глава 4
ПРИЮТ
Собираясь заводить потомство, стоит помнить, что добродетель по наследству не передается.
Несколько раз этим утром Уолтер Словотский замечал дальний блеск стекол подзорной трубы. Чему и удивляться: уже сколько дней параллельно их каравану движется всадник. Чем ближе они к Приюту — тем пристальней внимание к ним.
Он кивнул сам себе и поскакал дальше, с гордостью отметив, что никто больше ничего не заметил. С невидимостью у наблюдателей Приюта наблюдаются трудности,
И все же к тому времени, когда Уолтер, Ахира и их гномий отряд добрались до кромки хребта, откуда открывался вид на долину, которую эльфы звали Варнат, Уолтер чувствовал себя так, будто подвергся обыску.
Не то чтобы Уолтер был против хитростей — он и сам предпочитал именно их, — но не всегда же они нужны, право слово. Сейчас часовым не худо бы и показаться.
Будь это его шоу…
Но шоу уже не его. Даже в той мере, в какой было, когда он замещал Карла — в те давние дни, когда они водили летучий отряд.
Уолтер не скучал по тем дням. Питались они тогда всухомятку — чтобы рабовладельцы не заметили кухонного костра, спали вполглаза — всем ясно, что будет с тем, кто уснет крепко. То были времена напряженных дней и окутанных страхом ночей — и постоянных надежд, молитв, чтобы следующий рухнувший наземь, пробитый арбалетным болтом воин был
Нет, он не скучал по битвам.
Однако было в тех днях нечто, чего в последних годах просто не было. Нечто неуловимое.
Быть может, дело в том, что, когда ты рядом со всеми, и сердце бьется сильней, подумал Уолтер. Быть может — дело именно в этом.
«Ну ты и дурень», — сказал он себе. Есть такое старое китайское проклятие: «Чтоб ты жил в интересное время». Да, но в конце-то концов, поспешность суждений — свойство дураков.
Он сразу почувствовал себя лучше: Уолтер Словотский не станет выглядеть дураком — даже перед самим собой.
— Американцы говорят: «Те, кто беседует сам с собой, туги на ухо», — заметил Ахира, и Уолтер понял, что говорил хоть и тихо, но вслух.
Ударив коня пятками, он пустил его быстрой рысью и тихонько улыбнулся себе под нос, услышав позади ругань гномов, заставлявших пони тоже бежать быстрей. Гномы и лошади — даже такие добродушные, как те, что были под Гевереном и его отрядом — почти несовместимы.
— Вредное ты существо, Уолтер Словотский, — проговорил скакавший рядом Ахира. Под ним — единственным из гномов — была нормальная лошадь, хотя сказать, что он и его серый мерин хорошо уживаются, было затруднительно.
Но опять же — это Ахира. Он всегда выбирал серого мерина, с которым плохо справлялся. Его перебранки с конем были так же от него неотделимы, как лязг старой кольчуги и большая двойная секира, прикрепленная у седла.
Ничто никогда не остается прежним; в былые времена Ахира носил другой, меньший топор, который привязывал ремешками к своей невероятно широкой груди. Он сменил тот топор на больший, размером едва ли не с него самого.
— Эй, Уолтер, да неужто же… — На грубоватом лице гнома проступила сперва озадаченность, потом — широкая улыбка. — Да, точно! Ур-ра-а-а!..
— Ты что?
— У таможни — смотри! — Выругавшись, гном погнал коня галопом.
Большая бревенчатая хижина — таможня Приюта — для Словотского была пока что лишь расплывчатым пятнышком у самого горизонта, но Ахира наверняка что-то там углядел. Ясно, волноваться не о чем, иначе гном непременно поднял бы тревогу, и все же…
Привстав в седле, Словотский окликнул гнома, что правил открытой повозкой.
— Эй, Геверен! — Ударение у него попало на первый слог, — Я собираюсь догнать Ахиру. Можете отдохнуть
—
Шуточки Уолтера на тему «малости» совершенно не задевали гномов; они считали, что их рост — правильный, а вот люди слишком вытянуты вверх — не так, как эльфы, конечно, но все-таки.
— … но ты остаешься за старшего, — закончил Уолтер и добавил, вспомнив, что эти гномы прежде в Приюте не бывали: — Приготовьтесь к строгому досмотру, и чтобы без обид — я не хочу узнать, что вы причинили таможенникам какой-нибудь ущерб.
Гном засмеялся, кивнул и махнул рукой; Уолтер пустил лошадь вслед Ахире.
Ко времени, когда Уолтерова кобыла разогналась до галопа, они подскакали почти к самой таможне. Ахира, казалось, борется с каким-то парнем; другой, с кремневым ружьем на изготовку, наблюдал за ними.
Остановив на скаку коня и выхватив пистолет, Словотский спрыгнул с седла — и увидел, что Ахира тискает высокого, как взрослый, мальчишку лет пятнадцати-шестнадцати; тот растерянно хлопал гнома по спине.
— Черт побери — Джейсон Куллинан! — Словотский убрал палец с курка, отметив, что стражник хоть и расслабился, но не намного, и опустил карабин, только когда из домика таможни донеслось странно знакомое стрекотание.
Заросшая седоватой щетиной рожа высунулась из окошка и кивнула.
— Привет вам, Уолтер Словотский и Ахира. Добро пожаловать в Приют.
— Чтоб тебя… — пробормотал Словотский и перешел назад на эрендра. — Спасибо. Мы рады вернуться.
Гном выпустил юношу и повернулся к Уолтеру.
— Ты только взгляни, как вырос! А ведь в последнюю нашу встречу был совсем кроха.
Словотский кивнул.
— Да, всего-то вот такой. — Он подмигнул Джейсону и приподнял ладонь на фут выше Ахировой головы.
— Ты мне за это заплатишь, Уолтер Словотский! — с наигранной злостью заявил гном.
Джейсон шагнул к Уолтеру и протянул руку.
— Привет, дядя Уолтер, — произнес он — и прозвучало это слегка натянуто. Пожатие было крепким, но чувствовалось, что мальчик вкладывает в него силу большую, чем было бы нужно. Ладно, пускай — просто внешне он уже вырос, вон какой длинный, а внутренне еще нет. Похоже, в конце концов он вымахает под стать отцу; уже и сейчас глаза его были почти вровень с глазами Словотского.
Словотский покачал головой.