История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

Отъ сказокъ няни она рано перешла къ романамъ.

'Они ей зам?няли все,-

Она влюблялася въ романы

И Ричардсона, и Руссо…

Изъ фантазерки-д?вочки она сд?лалась 'мечтательной д?вушкой', которая жила въ своемъ особомъ міру: она окружала себя героями своихъ излюбленныхъ романовъ, и чужда была деревенской д?йствительности.

'Давно ея воображенье,

Сгорая н?гой и тоской,

Алкало пищи роковой.

Давно сердечное томленье

Т?снило ей младую грудь.

Душа ждала кого-нибудь.

Встр?ча съ Он?гинымъ.

Является Он?гинъ. Въ толп? дикарей-пом?щиковъ онъ – слишкомъ крупная и оригинальная фигура – и Татьяна безъ труда ув?ровала, что это и есть ея давно-жданный герой – y ней -

'…открылись очи,

Она сказала: это онъ!

Чувства ея, вызванныя этой встр?чей.

И вотъ, она бросается къ свонмъ давно-перечитаннымъ романамъ, чтобы опять бес?довать съ любимыми героями -

'Теперь, съ какимъ она вниманьемъ

Читаетъ сладостный романъ,

Съ какимъ живымъ очарованьемъ

Пьетъ обольстительный обманъ.

Вс? любимые ею романнческіе герои-

'Вс? для мечтательницы н?жной

Въ единый образъ облеклись,-

Въ одномъ Он?гин? слились.

Себя она воображаетъ тоже геровней, подругой дорогихъ ей рома-ническвхъ героевъ – Клариссой, {Героиня романа Ричардсона 'Кларисса Гарловъ' (См. выше мою Исторію Словесности ч. II, стр. 153).} Юліей {Героиня романа Руссо 'Новая Элоиза'. См. выше 'Исторію словесности'. ч. II, стр. 154.}, Дельфиной {Героиня романа г-жи Сталь – 'Дельфина'.}. Немудрено, что въ книгахъ она находитъ 'свой тайный жаръ, свои мечты'. Подъ св?жимъ впечатл?ніемъ перечитанныхъ книгъ она сочиняетъ Он?гину письмо, въ которомъ повторяетъ слова и даже фразы любовнаго письма Юліи къ С.-Прё.

Разговоръ съ няней о любви.

Разговоръ Татьяны съ няней передъ сочиненіемъ этого письма принадлежитъ къ изумительнымъ сценамъ, по своей художественности и психологической правдивости. Въ бес?д? восторженной д?вушки со старухой сталкивается простонародное воззр?ніе на любовь съ искусственно-приподнятымъ романическимъ чувствомъ; сталкиваются наивная старость и наивная юность.

Любовь Татьяны.

Поэтъ старается оправдать въ глазахъ читателей поступокъ Тани: съ н?жнымъ чувствомъ умиленія склоняется онъ къ поэтическому образу своей героини и проситъ для нея снисхожденія. Она такъ чиста и такъ наивна. Въ ней н?тъ ни т?ни кокетства, н?тъ той лжи, которой вооружены св?тскія красавицы -

'…въ милой простот?

Она не в?даетъ обмана

И в?ритъ избранной мечт?.

Она 'любитъ безъ искусства'; 'послушная' влеченью чувства, она дов?рчива; къ тому же она-

'…отъ небесъ одарена

Воображеніемъ мятежнымъ,

Умомъ и волею живой,

И своенравной головой,

И сердцемъ пламеннымъ и н?жнымъ.

Ужели не простите ей

Вы легкомысліе страстей?

Отношеніе Он?гина къ письму Татьяны.

Он?гинъ былъ 'тронутъ' посланіемъ Тани, но онъ 'привычк? милой не далъ ходу': его пугала перспектива связать свою свободу 'бракомъ' и опуститься до растительной жизни провинціи – 'прозой' пахнуло на него отъ семейнаго счастья съ наивной, провинціальной д?вицей. Ея неопытностью воспользоваться онъ не захот?лъ – слишкомъ 'неинтересна' была для него, 'опытнаго охотника', вся эта несложная интрига: для него, ученика Ловласа, 'борьба' была слишкомъ легка; кром? того, в?дь онъ корчилъ въ это время Чайльдъ-Гарольда, a тотъ, какъ разъ, въ подобномъ случа?, отвергъ любовь героини, сказавъ:

'Флоранса! если бъ сердце это

Я для любви не схоронилъ

Тогда бъ, пов?рь, любовь поэта

Къ твоимъ ногамъ я положилъ,

Но ты не можешь быть моею-

У насъ различные пути! ('Чайльдъ-Гарольдъ')

Приблизительно то же сказалъ Он?гинъ Татьян? при личномъ свидань?. Только онъ прибавилъ еще нравоученіе въ дух? т?хъ, которыя расточалъ Грандисонъ {Идеальный герой одного романа Ричардсона.}, любившій читать нравоученія т?мъ 'неопытнымъ' д?вицамъ, которыя предлагали ему свою любовь:

'Учитесь властвовать собой!

Не всякій васъ, какъ я пойметъ,-

Къ б?д? неопытность ведетъ!

Не безъ юмора разсказываетъ Пушкинъ, какъ 'пропов?довалъ' Он?гинъ, но онъ тутъ-же сп?шитъ добавить, что, въ этомъ случа?, онъ поступилъ 'очень мило', онъ тутъ 'явилъ души прямое благородство'. Сама Татьяна впосл?дствіи, призвавала, что въ этотъ 'страшный часъ' онъ поступилъ 'благородно'. И, конечно, если онъ не любилъ Татьяны, онъ поступилъ прекрасно, но самъ Пушкинъ указываетъ, что онъ почти полюбилъ ее {По крайней м?р?, въ черновой рукописи есть строфа, въ которой говорится, что 'скоро сталъ Евгеній, какъ Ленскій'.}. Он?гинъ впосл?дствіи самъ говоритъ, что былъ наканун? этой любви: 'привычк? милой не далъ ходу' – изъ эгоизма онъ убоялся потерять 'свободу' и предпочелъ разыграть разочарованнаго Чаільдъ-Гарольда, разбивъ чистое и чествое сердце Татьяны. Эта 'игра' въ разочарованье была 'ложью',- она стоила счастья двухъ молодыхъ жизней, и потому вина Он?гина велика.

Ссора съ Ленскимъ.

Онъ пересталъ бывать y Лариныхъ, уединился y себя въ деревн?, гд? и повелъ спокойное, эгоистическое существовані? подражая въ образ? жизни своему образцу – Байрону. Однажды, Левскій уб?дилъ его прі?хать къ Ларинымъ на именины Татьяны, ув?ривъ, что никакихъ гостей не будетъ. Он?гинъ явился и былъ непріятно пораженъ при вид? ц?лой кучи сос?днихъ пом?щиковъ. Он?гина взб?сила перспектива сыграть въ ихъ глазахъ роль 'жениха' и сд?латься предметомъ новыхъ сплетенъ и пересудовъ. Чтобы отомстить за обманъ, онъ р?шился дразнить Ленскаго и сталъ ухаживать за Ольгой. Впечатлительный и дов?рчивый Ленскій увид?лъ въ этомъ глубокое коварство Он?гина и вызвалъ его на дуэль. Секундантомъ Левскій выбралъ Зар?цкаго, стараго бреттера. Этотъ вызовъ былъ неожиданностью для Он?гина,- онъ сознавалъ, что былъ неправъ предъ Ленскимъ, но, выросшій въ чувств? страха передъ судомъ общества, онъ им?лъ слабость бояться того, что о немъ будутъ говорить его сос?ди, которыхъ въ душ? онъ презиралъ.