История русской словесности. Часть 3. Выпуск 1

св?т?, является такимъ же 'н?мымъ' протестомъ противъ 'среды'. Правда, Татьяна не смотритъ уже исподлобья на общество, которое ее окружаетъ, но въ душ? она протестуетъ противъ всей этой 'ветоши маскарада', 'постылой жизни мишуры'… Припомнимъ т? жалобы на 'общественное мн?ніе', которыя слышатся не разъ отъ самого Пушкина (о воспитаніи Он?гина, о жизни его въ св?т?, въ разсказ? о вызов? его на дуэль) – и мы должны будемъ признать, что на романъ Пушкина должны смотр?ть, какъ на художественное выраженіе протеста противъ деспотизма общественнаго суда. Конечно, это протесты еще очень слабые, но, несомн?нно, первые, раздавшіеся въ русской литератур?. Въ этомъ 'соціальное' значеніе Пушкинскаго романа {Вопросъ объ отношеніи личности къ обществу слаб?е поставленъ въ 'Кавкавскомъ Пл?нник?' и 'Цыганахъ'.}.

Отношеніе критики.

Ч?мъ бол?е выросталъ Пушкинъ, т?мъ бол?е отставала отъ него современная ему критика. Если первыя главы романа и были приняты ею скор?е сочувственно, то посл?днія встр?тили почти единодушное порицаніе.

Во всякомъ случа?, важно, что русская критика признала жизненность героевъ романа. Булгаринъ заявилъ, что 'Он?гиныхъ' онъ встр?чалъ въ Петербург? 'дюжинами'; Полевой призналъ въ геро? 'знакомаго' челов?ка, внутреннюю жизнь котораго онъ 'чувствовалъ', но, безъ помощи Пушкина, 'не ум?лъ объяснить'. То же на разные лады говорятъ многіе другіе критики {См. любопытную статью изв?стнаго русскаго историка акад. Ключевскаго: 'Евгеній Он?гинъ и его предки' ('Русск. Мысль, 1887 No 2), въ которой разобранъ герой, какъ историческій типъ.}.

Вопросъ о 'народности' въ русской критик?.

Зат?мъ важно, что по поводу романа возникъ вопросъ о томъ, что такое 'народность' въ лнтератур?: одни критики признавали за романомъ значеніе произведенія 'національнаго', другіе усмотр?ли въ немъ неудачное подражаніе Байрону. Изъ спора выяснилось, что 'народность' первые увид?ли не тамъ, гд? ее нужно было вид?ть, a вторые просмотр?ли оригинальность Пушкина. Никто изъ критиковъ не оц?нилъ это произведеніе, какъ 'реалистическое', за то многіе напали на форму его, указывали недостатки плана, несерьезность содержанія…

Отзывъ Полевого.

Изъ наибол?е серьезныхъ отзывовъ о роман? надо признать статью Полевого,-онъ увид?лъ въ роман? 'литературное caprissio', образчикъ 'шутливой поэмы', въ дух? 'Беппо',- онъ оц?нилъ простоту и живость пушкинскаго разсказа. Онъ первый назвалъ романъ Пушкина 'національнымъ': 'мы видимъ свое, слышимъ свои народныя поговорки, смотримъ на свои причуды, котрыхъ вс? мы не чужды были н?когда'. Эта статья вызвала оживленную полемику. Въ образ? 'Татьяны' изъ современныхъ критиковъ только одинъ увид?лъ полную самостоятельность пушкинскаго творчества; Татьяну онъ поставилъ выше черкешенки, Маріи и Заремы.

Вопросъ о 'байронизм?' въ роман?.

Критики, доказывавшіе, что 'Евгеній Он?гинъ' – подражаніе байроновскимъ героямъ, все время утверждали, что Байронъ выше Пушкина, и что Он?гинъ, 'существо пустое, ничтожное и обыкновенное', ниже своихъ прототиповъ. Въ сущности, въ этомъ отзыв? о геро? Пушкина,- было больше похвалы, ч?мъ порицанія,- Пушкинъ нарисовалъ 'живой' образъ, не идеализировавъ его, чего сказать о Байрон? нельзя.

Отзывъ Надеждина.

Надеждинъ не придавалъ серьезнаго значенія роману,- лучшимъ произведеніемъ Пушкика, по его мн?нію, оставалась поэма 'Русланъ и Людмила'. На романъ Пушкина онъ предлагалъ смотр?ть, какъ на 'блестящую игрушку', которую слишкомъ превозвосить и порицать не стоитъ.

с) Михайловскій періодъ въ творчеств? Пушкина. Лирика этого періода. 'Желаніе славы'.

с) Михайловскій періодъ въ творчеств? Пушкина. Изъ стихотвореній этого періода автобіографическое значеніе им?ютъ сл?дующія: 'Коварность', 'Сожженное письмо', 'Къ А. П. Кернъ', 'Желаніе славы', '19 октября 1825 г.', 'Зимній вечеръ'. Изъ этихъ произведеній въ стихотвореніи 'Сожженное письмо' справедливо видятъ сл?ды увлеченія Пушкина гр. Воронцовой: {Во время пребыванія Пушкина въ Михайловскомъ, онъ, время отъ времени, получалъ письма съ юга, запечатанныя печатью съ т?ми же знаками, что были выр?заны на его перстн? (см. стих. 'Талисманъ'). Эти письма Пушкинъ сжигалъ сейчасъ же посл? прочтенія.} въ стихотвореніи 'Желаніе славы', и въ посланіи 'Къ А. П. Кернъ' можно вид?ть поэтическое выраженіе той страсти, которая завлад?ла поэтомъ, когда онъ встр?тился въ деревн? съ красавицей-Кернъ. Это чувство не было спокойнымъ,- оно на первыхъ-же порахъ над?лило поэта разочарованіями, тревогами:

'Я наслажденіемъ весь полонъ былъ – я мнилъ,

Что н?тъ грядущаго, что грозный день разлуки

Не прйдетъ никогда… И что же? Слезы, муки,

Изм?ны, клевета,- все на главу мою

Обрушилося вдругъ…

Поэтъ весь полонъ былъ 'желанія славы' только для того, чтобы дорогая ему женпщна была всечастно 'окружена' его славой,-

'…чтобъ громкою молвою

Все, все вокругъ тебя звучало обо мн?…

'Къ А. П. Кернъ'.

Гораздо спокойн?е другое стихотвореніе, посвященное той-же Кернъ: 'Къ А. П. Кернъ' ('Я помню чудное мгновенье'…). Зд?сь н?тъ мятежной страсти – зд?сь чисто-эстетическое наслажденіе отъ созерцанія чистой женской красоты, воплощенной въ прекрасномъ 'мимолетномъ вид?ніи'. 'Геній чистой красоты', съ 'милыми', 'небесными чертами', предсталъ предъ нимъ и наполнилъ его душу самыми высокими настроеніями, -

'И сердце бьется въ упоеньи

И для него воскресли вновь,

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь!…

'Зимній вечеръ'.

Отношенія къ старух?-нян? выразились въ прочувствованномъ стихотвореніи: 'Зимній вечеръ'. Поэтъ, заброшенняй въ деревенское захолустье, скороталъ зд?сь много долгихъ зимнихъ вечеровъ, съ глазу на глазъ, со своей старухой-няней. Поэтъ именуетъ ее 'доброй подружкой' его 'б?дной юности' и проситъ сп?ть ему п?сню о томъ, 'какъ синица тихо за моремъ жила', 'какъ д?вица за водой поутру шла'…

Интересъ къ народной поэзіи.

Изъ этихъ п?сенъ старухи-няни выросъ его интересъ къ народной поэзіи, и ко времени пребыванія его въ Михайловскомъ относятся сд?ланныя имъ записи народныхъ п?сенъ и сказокъ {'Какъ за церковью, за н?мецкою', 'Во л?сахъ дремучіихь', 'Въ город?, то было, въ Астрахани', 'Какъ на утренней зар?, вдоль по Кам?, по р?к?', 'Во славномъ город? во Кіев?'.}. Кром? простыхъ 'записей' онъ испробовалъ свои силы и въ подражаніяхъ': опыты эти оказались до такой степени удачны, что впосл?дствіи Кир?евскій, знатокъ народной русской п?сни, безъ помощи поэта не былъ въ состояніи р?шить, какія изъ этихъ 'п?сенъ' только 'записаны' имъ, какія были 'сочинены' {Къ этимъ первымъ 'опытамъ' создать русскую п?сню относятся сл?дующія: 'Только что на проталинкахъ весеннихъ', 'Колокольчики звенятъ', 'Черный воронъ выбиралъ б?лую лебедушку', баллада 'Женихъ'.}.

Интересъ къ древне-русской письменности.

Заинтересовался въ это время Пушкинъ и русскими л?тописями, перечитывалъ житія святыхъ (въ Четьяхъ-Минеяхъ и въ Кіево-Печерскомъ Патерик?) и легенды.

Интересъ къ творчеству другихъ народовъ и эпохъ.

Его вниманіе въ это время одинаково привлекаетъ къ себ? творчество вс?хъ народовъ и вс?хъ временъ. Въ результат?, создались произведенія, врод? 'Испанскаго романса' ('Ночной зефиръ'), переводы изъ Аріосто, 'съ португальскаго'; подъ вліяніемъ чтенія Корана, пишетъ онъ свои зам?чательныя 'Подражанія Корану'; подъ вліяніемъ чтенія Библіи – создаетъ зам?чательное стихотвореніе 'Пророкъ' ('Духовною жаждою томимъ') и пишетъ подражаніе 'П?сни п?сней'.

'Пророкъ'.

Эти 'библейскія' произведенія, подражанія 'Корану', народныя п?сни и творчество въ дух? испанской поэзіи – это явленія одного порядка, указывающія лишь на разростающуюся ширину и глубину интересовъ поэта, на окончательное отреченіе его отъ исключительнаго субъективизма юношескихъ л?тъ, когда онъ творилъ только 'изъ себя' (лирика) и 'про себя' ('субъективныя поэмы'). Поэтому и стихотвореніе 'Пророкъ' никакого отношенія не им?ло къ пушкинскимъ взглядамъ на поэзію,- это произведеніе представляетъ собою только удивительно-яркое, художественное воспроизведеніе библейской картины (превращеніе простого челов?ка въ пророка) и больше ничего.

Изумительная способность проникать въ 'духъ' чуждыхъ народовъ, въ 'настроенія далекаго прошлаго' – характерный признакъ романтизма, выставившаго, какъ изв?стно {См. ч. II моей 'Исторіи русской словесности', стр. 203.}, своимъ требованіемъ ум?ніе понять couleur locale, etnografique и historique.

Если на юг? Пушкинъ постигъ 'романтизмъ' настроенія 'міровой скорби', то теперь онъ представляется намъ уже не субъективистомъ-ролантикомъ, а писателемъ-художникомъ, пользующимся 'пріемами' и 'правилами' романтической школы.

Широкое знакомство Пушкина съ иностранной литературой.

Въ этотъ періодъ жизни Пушкшъ особенно широко интересовался иностранными писателями,- раньше въ лицейскій періодъ и во время пребыванія на юг? y него были всетаки излюбленне писатели, которымъ онъ усиленно подражалъ (Парни, Вольтеръ, Шатобріанъ, Байронъ) – теперь число писателей западноевропейскихъ, упоминаемыхъ имъ въ письмахъ и зам?ткахъ, сразу выростаетъ. Имена Байрона, Вальтеръ-Скотта, Вергилія, Горація Тибулла, Данте, Петрарки, Тассо, Аріосто, Альфьери, Мильтонъ, Шекспира, Саути, Мура, Руссо, M-me Сталь, Беранже, Ротру, Делавиня, Ламартина, Гете, Шиллера и мн. др.- указываютъ, какъ разрослись литературные интересы и вкусы нашего поэта, – въ этомъ, еще неполномъ, списк? встр?чаются писатели вс?хъ эпохъ, народностей и направленій.

'Борисъ Годуновъ'.

Къ Михайловскому періоду относится созданіе 'Бориса Годунова': чтеніе 'Исторіи Государства Россійскаго' Карамзина и увлеченіе Шекспиромъ вдохновили Пушкина, внушили ему идеи и форму его драмы.