1827 г.); въ немъ онъ прив?тствуетъ своихъ друзей:
'Богъ помочь вамъ, друзья мои,
Въ заботахъ жизни, царской службы,
И на пирахъ разгульной дружбы,
И въ сладкихъ таинствахъ любви!
Богъ помочь вамъ, друзья мои,
И въ буряхъ, и въ житейскомъ гор?,
Въ краю чужомъ, въ пустынномъ мор?
И въ мрачныхъ пропастяхъ земли!
Этотъ широкій прив?тъ одинаково относится и къ друзьямъ-сановникамъ, и къ друзьямъ-каторжникамъ. Но не вс? современники понимали истинное настроеніе поэта, a за его восхваленія императора многіе открыто обвиняли его даже въ 'искательств?'. Эти обвиненія были, конечно, несправедливы: Пушкинъ всегда былъ правдивъ и поступалъ согласно уб?жденіямъ и чувствамъ своего честнаго сердца.
Къ стихотвореніямъ, въ которыхъ онъ выразилъ свои политическія в?рованія, откликнувшись на современныя событія, относятся его изв?стныя оды: 'Клеветникамъ Россіи', 'Бородинская годовщина'. Оба произведенія написаны по поводу возстанія въ Польш?, и оба проникнуты такимъ патріотическимъ настроеніемъ, которое свид?тельствуетъ и о народной гордости, влад?вшей тогда его сердцемъ, и о томъ чувств? обиды, которое было внушено сознаніемъ, что на Россію враждебно смотритъ западная Европа, сочувствующая полякамъ. Къ польскому вопросу Пушкинъ отнесся съ точки зр?нія 'оффиціальной народности'. На историческую роль Россіи онъ взглянулъ съ точки зр?нія славянофиловъ,- онъ ув?ровалъ въ ихъ мечты, что со временемъ въ 'русское море' сольются 'славянскіе ручьи', т. е. что Россія объединитъ вс? славянскія племена. Мирный поэтъ, увлекаясь духомъ милитаризма, моднымъ въ николаевскую эпоху, готовъ былъ преувеличить военное могущество Россіи, грозя войною всей Европ?,-
'Иль намъ съ Европой спорить ново?
Иль русскій отъ поб?дъ отвыкъ?
– задаетъ онъ вопросъ 'клеветникамъ Россіи', т. е. иностраннымъ журналистамъ, осуждавшимъ русскуію политику… Набросавъ картину необъятности россійскихъ пред?ловъ, поэтъ задаетъ вопросъ: неужели-
Стальной щетиною сверкая,
Не встанетъ русская земля?-
Такъ высылайте къ намъ, витіи,
Своихъ озлобленныхъ сыновъ:
Есть м?сто имъ въ поляхъ Россіи
Среди нечуждыхъ имъ гробовъ!
Въ другомъ стихотвореніи онъ выражаетъ восторгъ по поводу взятія Варшавы. Онъ иронизируеть надъ мн?ніемъ западноевропейскихъ журналистовъ, будто Россія 'большой, разслабленный колоссъ'-и торжествующе вопрошаетъ:
'Вашъ бурный шумъ и хриплый крикъ
Смутили-ль русскаго владыку?
Скажите, кто главой поникъ?
Кому в?нецъ: мечу, иль крику?
Сильна-ли Русь?-Война и моръ,
И бунтъ, и вн?шнихъ бурь напоръ
Ее, б?снуясь, потрясали -
Смотрите-жъ: все стоитъ она!
A вкругъ нея волненья пали,
И Польши участь р?шена.
И въ этомъ стихотвореніи грозитъ онъ западноевропейцамъ гибелью на необозримыхъ поляхъ русскихъ:
'Тяжко будетъ имъ похм?лье,
Дологъ будетъ сонъ гостей
На т?сномъ, хладномъ новосель?
Подъ злакомъ с?верныхъ полей!
Таковы были 'стихотворныя отраженія' новыхъ политическихъ уб?жденій Пушкина.
Существуетъ мн?ніе, что и философія Шеллинга коснулась его своими эстетическими теоріями. 'Московскій В?стникъ', органъ московскихъ шеллингіанцевъ, проводилъ взгляды н?мецкаго философа на 'поэзію', какъ на 'божественный даръ', на поэта – какъ на 'священнослужителя', который стоитъ выше толпы, съ ея низменными потребностями; въ его вдохновенной душ? – 'святая святыхъ', куда онъ можетъ не пускать непосвященныхъ. Поэтъ Веневитиновъ, другъ Пушкина, былъ уб?жденнымъ сторонникомъ такого взгляда на поэзію.
Къ стихотвореніямъ Пушкина этого рода относятся сл?дующія: 'Поэтъ' (1827), 'Чернь' (1828), 'Поэту' (1830).
Въ первомъ стихотвореніи Пушкинъ изображаетъ тотъ моменть, когда поэтомъ овдад?ваетъ вдохновеніе, когда Аполлонъ призываетъ его къ 'священной жертв?',-тогда тотъ, еще недавно 'малодушно' погруженный въ 'заботы суетнаго св?та' и 'межъ д?тей ничтожныгь міра' быть можетъ, самый ничтожный,- преображается: ему душно въ мелочной людской толп? -
'Тоскуетъ онъ въ забавахъ міра,
Людской чуждается молвы;
Къ ногамъ народнаго кумира
Не клонитъ гордой головы.
'Дикій и суровый' б?житъ онъ отъ людей къ природ?. Въ этомъ стихотвореніи 'вдохновеніе' представлено, какъ 'наитіе свыше', творчество – какъ священнод?йствіе, принесеніе жертвы Аполлону…
'Чернь'.
Въ ствхотвореніи 'Чернь' изображено отношеніе къ поэту 'толпы', холодной, непонимающей…
'Онъ п?лъ – a хладный и надменный,
Кругомъ народъ непосвященный
Ему безсмысленно внималъ.
Слушая вольныя п?сни поэта, 'чернь' судила о томъ, какая будетъ 'польза' ей отъ т?хъ волненій, которыя пробуждались въ ея сердд? отъ слушанія этой п?сни. На эту точку зр?вія становятся вс? утилитаристы, которые отъ знанія, отъ искусства, отъ вс?хъ челов?ческихъ трудовъ, отъ генія и чернорабочаго – требуютъ только пользы, ненедленно обнаруживающейся въ осязательныхъ результатахъ. Эстетическое отношеніе къ жизни чуждо такой узкой точки зр?нія: 'печной горшокъ', въ которомъ варятся щи, оказывается 'полезн?е', a потому и нужн?е статуи Аполлона Бельведерскаго. Это – точка зр?нія крыловскаго п?туха, который ячменное зерно предпочитаетъ жемчужному. Отъ поэзіи утилитаристы требуютъ только 'служенія обществу: поэтъ могъ быть только 'учителемъ', или 'обличителемъ' своихъ современниковъ. Но пушкинскій поэтъ безотрадно смотритъ на такое 'служеніе' обществу – онъ уб?жденъ, что такого общества не оживитъ гласъ его лиры; не мирному поэту учить и обличать то общество, которое себя учитъ 'бичами', 'темницами и топорами'… Да, къ тому же, у поэта есть другое, бол?е высокое призваніе: – онъ говоритъ:
'Во градахъ вашихъ, съ улицъ шумныхъ,
