Обращаясь отъ прошлаго къ настоящему, поэтъ чувствовалъ, что много было имъ прожито, юность и мечты улет?ли (19 окт. 1831 г.) -
Мы возмужали; рокъ судилъ
И намъ житейски испытанья
И смерти духъ средь насъ ходилъ,
И назначалъ свои закланья.
Въ другомъ стихотвореніи, тоже посвященномъ лицейской годовщин? (19 октября 1836 г.) онъ говоритъ:
'Была пора: нашъ праздникъ молодой
Сіялъ, шум?лъ и розами в?нчался…
…
Теперь не то: разгульный праздникъ нашъ
Съ приходомъ л?тъ, какъ мы, переб?сился.
Онъ присмир?лъ, утихъ, остепенился…
…
И р?же см?хъ средь п?сенъ раздается,
И чаще мы вздыхаемъ и молчимъ'.
Но это спокойствіе души не приводитъ поэта къ холодному равнодушію; озаренное чувствомъ тихой грусти, оно полно всепрощенія къ людямъ и всей жизни, полно любви ко всему міру, къ его законамъ, см?няющимъ день ночью, жизнь – смертью, старость – юностью. Еще устами Ленскаго высказалъ онъ такой взглядъ на жизнь:
'Все благо! бд?нія и сна
Приходитъ часъ опред?ленный.
…Благословенъ и день заботъ,
Благословевъ и тьмы приходъ.
Въ 'Стансахъ': 'Брожу-ли я вдоль улицъ шумныхъ' – Пушкинъ прекрасно выразилъ это чувство примиренія съ жизнью. Безъ злобы, безъ т?ни эгоизма смотритъ поэтъ на жизнь, быстро летящую мимо него,- онъ привыкъ спокойно думать о смерти и, лаская младенца, онъ думаетъ о будущемъ челов?к?, который, въ лиц? этого младенца, см?нитъ его въ жизни. И онъ безъ зависти смотритъ на него, любовно уступаетъ ему м?сто, уб?жденный, что всему свое время и свои права…
'Мн? время тл?ть, теб? – цв?сти!'-говорилъ онъ… Любовью къ жизни, къ молодости, къ природ? звучатъ заключительныя слова его 'Стансовъ',-
'…И пусть y гробового входа
Младая будетъ жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою в?чною сіять'…
Онъ знаетъ, что молодость, по существу своему, эгоистична, что природа равнодушна,- и все это не м?шаетъ его любящему сердцу даже изъ могилы тянуться къ жизни {Совершенно такія же чувства выражены въ стихотвореніи 'Опять на родин?'. Видя, какъ молодая поросль молодыхъ сосенъ эгоистично закрыла собой старыя деревья, Пушкинъ, безъ чувства горечи, шлетъ прив?тъ этому молодому л?ску: 'Здравствуй, племя молодое, незнакомое', и любовно представляетъ себ? своихъ внуковъ, которые см?нятъ его на земл?, заслонятъ собою…}.
Примиряясь со смертью, онъ не отворачивался отъ жизни: въ своей 'Элегіи' ('Безумныхъ л?тъ…') онъ выразилъ свои отношенія къ жизни: прошлое ему было тяжело, какъ 'смутное похм?лье',- настоящее было безотрадно:
'Мой путь унылъ. Сулитъ мн? трудъ и горе
Грядущаго волнуемое море'.
Но всетаки жизнь была для него счастьемъ:
'…Но не хочу, о други, умирать!
Я жить хочу, чтобъ мыслить и страдать'.
Въ юности Пушквну смыслъ жизни представлялся въ 'наслажденіи'; потомъ смыслъ жизни сосредоточился въ 'борьб?'; теперь смыслъ жизни увидалъ онъ въ 'страданіяхъ', которыя будятъ 'мысль', подымаютъ энергію, очищаютъ душу, наполняя ее сочувствіемъ къ такимъ же страдальцамъ. Аскетъ любитъ 'страданія' съ эгоистической точки зр?нія: спасеніе души и гордое сознаніе своей силы,- вотъ основы этой любви; гуманный челов?къ любитъ страданья, потому что только они учатъ его сочувствовать ближнему, – мудрый любитъ страданья потому, что, благодаря имъ, челов?къ постигаетъ ц?ну счастья.
Главнымъ условіемъ счастья въ глазахъ Пушкина была 'свобода': съ д?тскихъ л?тъ до могилы боролся онъ за независимость своей личности: онъ отстаивалъ ее отъ своихъ родителей, гувернеровъ, лицейскихъ педагоговъ; увлеченный своими друзьями-декабристами, онъ отстаивалъ политическую свободу родины; онъ боролся за художественную свободу вм?ст? съ арзамассцами, a потомъ самостоятельно и единолично почти противъ всей русской критики, не понявшей его 'Бориса Годунова' и посл?дующихъ произведеній. Въ 1836-омъ году, незадолго до смерти, изнемогая отъ гнета т?хъ зависимостей служебныхъ, общественныхъ и семейныхъ, которыя давили его свободолюбивую душу, онъ попытался выяснить, какая 'независимость'
Въ стихотвореніи 'Изъ VI Пиндемонте' онъ говоритъ, что не въ политическихъ правахъ, не въ форм? правленія – счастье личности челов?ческой.
'Иныя, лучшія мн? дороги права,
Иная, лучшая, мн? дорога свобода.
Завис?ть отъ властей, завис?ть отъ народа -
Не все ли намъ равно? Богъ съ ними!… Никому
Отчета не давать; себ? лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни сов?сти, ни помысловъ, ни шеи.
По прихоти своей скитаться зд?сь и тамъ,
Дивясь божественнымъ природы красотамъ,
И предъ созданьями искусствъ и вдохновенья
Безмолвно утопать въ восторгахъ умиленья -
Вотъ счастье! вотъ права!'
Стихотвореніе это очень важно для пониманія тревожныхъ настроеній Пушкина въ посл?дній годъ его жизни, но оно отнюдь не характерно для его общаго міросозерцавія.
Уже въ Михайловскій періодъ творчества Пушкинъ испробовалъ впервые свои силы надъ изображеніемъ чувствъ и міросозерцаній другихъ народовъ, восточныхъ и западныхъ.
Мы вид?ли уже, какъ увлекался Пушкинъ эстетической и идейной стороной церковной поэзіи: онъ въ это время зачитывался Евангеліемъ, Библіей и Псалмами царя Давида, легендами, житіями святыхъ. Благодаря этому, онъ постигъ душу русскихъ людей XVII- го в?ка, сум?лъ сродниться съ ихъ міросозерцаніемъ и въ своемъ творчеств? откликнулся на т? религіозно-поэтическія настроенія, которыми жила древняя Русь {Къ удачнымъ произведеніямъ посл?дняго періода, нав?яннымъ поэзіей Св. Писанія относится отрывокъ: 'Юди?ь', переложеніе великопостной молитвы Ефрема Сирина ('Отцы-пустынники') указываетъ, что и поэзія святоотеческихъ твореній была ему доступна и понятна.}.
Хотя этотъ интересъ къ церковной поэзіи не умиралъ y насъ въ теченіе Х?III-го в?ка (Ломоносовъ, Державинъ, Дмитріевъ и мн. др.),- но только въ лиц? Пушкина онъ выразился особенно полно и ясно.
И въ св?тской письменности древней Руси онъ сум?лъ найти для себя интересное чтеніе: 'Слово о П. Игорев?' онъ зналъ наизусть, по л?тописямъ сум?лъ
