Одиссей Полихроніадесъ

гостиную.

Танцы прекратились, и Зельха? обходила гостей съ тамбуриномъ, собирая деньги. Она хорошо уже знала порядокъ и правила политическихъ приличій. Прежде всего она подошла не къ хозяину, а къ представителю другой великой державы — Ашенбрехеру; чуть улыбаясь и глядя на него немного какъ будто свысока, она тихо опустилась къ нему на кол?ни и обвила рукой ему шею. Ашенбрехеръ съ любезностью посп?шилъ положить ей серебряный меджидіе. Зельха? поблагодарила его движеніемъ руки и, вставъ съ его кол?нъ, почти перепрыгнула въ объятія Киркориди. Греческій консулъ, отстраняя ее, ласково сказалъ ей: «Не сиди у меня долго, дитя мое; у меня неловко: ты видишь, какъ я толстъ. Иди себ? дальше». И онъ положилъ ей тоже меджидіе.

Благовъ махнулъ ей тихонько рукой, чтобъ она проходила мимо его. Я зам?тилъ, что Ашенбрехеръ сказалъ тогда, обращаясь къ Киркориди:

«М-сье Благовъ лицем?рн?е и искусн?е насъ; онъ бережетъ все лучшее для свиданій съ глазу на глазъ».

Греческій консулъ лукаво подмигнулъ въ сторону Благова и подтвердилъ слова Ашенбрехера греческою пословицей: «Изв?стно, что волкъ тумана ищетъ».

— Вы ошибаетесь господа, — возразилъ Благовъ какъ будто весело, но я вид?лъ, что ему было стыдно и онъ желалъ перем?нить разговоръ; онъ подозвалъ меня и тихонько приказалъ мн? сходить и справиться у людей, есть ли все, что? нужно къ ужину? Чтобы денегъ не жал?ли и чтобы было всего много. Я сб?галъ, узналъ, что все въ порядк? и все хорошо; доложилъ объ этомъ на ухо консулу и, на случай новыхъ порученій, оперся сзади его на высокую р?зную спинку кресла. Разговоръ о маленькой цингистр? продолжался.

— В?рно одно, что она хорош?етъ, б?л?етъ и полн?етъ, — говорилъ Ашенбрехеръ. — Л?томъ она была ребенокъ въ род? этого сына Эисме?, который кружится и пляшетъ только потому, что такъ велитъ мать. А у этой д?вушки уже теперь зам?тны и въ танцахъ томленіе и н?га, которыхъ прежде у ней не было. Румянецъ ея теперь сталъ очень н?женъ и хорошъ.

— У нея на щекахъ краска, — сказалъ Киркориди.

— О! едва ли, — возразилъ Ашенбрехеръ.

— Есть краска, есть, — закричала изъ угла Ферземинъ.

— Что? ты врешь, собака! — возразила ей мать Зельхи?. — Н?тъ у нея краски! Н?тъ!

Ашенбрехеръ р?шился сд?лать испытаніе; онъ позвалъ Зельху?, которая въ эту минуту собиралась уже с?сть на кол?ни Бак?ева, взялъ ее за руку, спросилъ ея платокъ и началъ тереть ей щеки. Она не сопротивлялась и самодовольно подставляла ему лицо. На платк? не было ничего, и Зельха?, сд?лавъ австрійскому консулу небольшую гримасу, спросила:

— Что?, есть? Что?, нашелъ?

Ашенбрехеръ тогда вставъ поклонился ей низко и сказалъ:

— Виноватъ.

Эта крайняя в?жливость консула была такъ неожиданна, что Зельха? отъ нея смутилась гораздо больше, ч?мъ отъ подозр?ній его въ неестественномъ цв?т? лица; она вдругъ, покрасн?въ, вспрыгнула ему опять на кол?ни и, обнимая его об?ими руками, воскликнула:

— Ничего, паша мой! Ничего, эффенди! Въ этомъ н?тъ вреда мн?, — и поц?ловала его въ щеку такъ весело и искренно, что вс? громко и весело засм?ялись.

— Какой демонъ эта д?вчонка! — воскликнулъ съ восторгомъ Куско-бей.

— Аферимъ, дочь моя, благодарю тебя, — сказалъ австріецъ, самъ отъ души см?ясь этой милой ея выходк?, и положилъ ей еще большую монету.

Г. Бак?евъ былъ очень занятъ какою-то бес?дой съ Бакыръ-Алмазомъ, и, когда Зельха? подошла къ нему, онъ съ досадой отстранилъ ее и, бросивъ ей на тамбуринъ деньги, сказалъ:

— Иди дальше.

Старый Бакыръ-Алмазъ, напротивъ того, посадилъ ее къ себ? на кол?ни, все продолжая разговоръ съ Бак?евымъ, потомъ далъ ей денегъ и, потрепавъ рукой отечески по спин?, сказалъ:

— Экая курточка знаменитая; на возвратномъ пути опять заходи ко мн?.

Вро?ссо, Ме?ссо, Исаакидесъ, — вс? по очереди удостоились принять ее на свои кол?ни; но Исаакидесъ и Ме?ссо ничего не говорили и только улыбались игриво и противно; Вро?ссо же при этомъ зам?тилъ не безъ остроумія:

— Не сл?дъ бы отцу семейства обниматься съ тобою, моя прекрасная, но таковъ обычай древній, и г. Благовъ сов?туетъ чтить обычаи.

Что касается до Несториди, то онъ, насупивъ строго брови и давая ей деньги, сказалъ:

— Я за то теб? заплачу, чтобы ты только не подходила ко мн?.

Она отошла и смотр?ла, къ кому еще итти.

Когда пришла очередь Хаджи-Хамамджи принимать прив?тствія молодой баядерки, онъ и за это д?ло взялся по-своему, очень прилично и умно; выдвинулся на край дивана, выставилъ одно кол?но впередъ, посадилъ ее осторожно на самый кончикъ, подальше отъ себя, и, глядя на нее томно и серьезно, повелъ съ ней основательную бес?ду на турецкомъ язык?; посл? каждаго ея отв?та онъ клалъ ей по монет?, всякій разъ прибавляя ц?нность.

— Садись, моя дочь, милости просимъ. Скажи, сколько теб? л?тъ? (и положилъ одинъ піастръ).

Зельха?, съ неудовольствіемъ взглянувъ на этотъ піастръ, сказала:

— Шестнадцать, — и хот?ла уйти, но Хаджи-Хамамджи в?жливо придержалъ ее, не сп?ша и не сводя съ нея взоровъ, вынулъ пять піастровъ и спросилъ:

— Очень хорошо. А отецъ у тебя есть?

— Н?тъ, отца н?тъ, — отв?чала Зельха? смягчаясь.

— А валиде? есть?

— Валиде? — съ удивленіемъ спросила Зельха?. И, обращаясь къ матери, которая все еще сид?ла въ углу, закричала ей громко: — Смотри! Что? это онъ говоритъ валиде, что? такое валиде?

Хаджи-Хамамджи объяснилъ ей, что валиде значитъ то же, что? и нене (мать), и положилъ десять піастровъ.

Зельха? припрыгнула радостно и воскликнула: — А! Нене! Вотъ моя нене, видишь этого стараго челов?ка, который тамъ сидитъ.

Старуха тоже радовалась изъ своего угла на красоту и усп?хи дочери.

— А гд? ты родилась, дочь моя?

— Нене, гд? я родилась? — вскричала Зельха?.

— Она родилась въ Трикал?, — сказала мать.

— А, въ Трикал?! Прекрасное м?сто, — сказалъ Хамамджи, — земля тамъ очень хорошая.

— Какой курьезный челов?къ! Аджаибъ-Адамъ! — воеклицала Зельха?, продолжая прискакивать отъ удовольствія. — Ну, спроси у меня еще что-нибудь; я теб? все скажу.

— Все скажешь? — спросилъ Хаджи-Хамамджи. — Прекрасно. А женихъ у тебя есть?

— Ба! жениха н?тъ у меня. (И она подставила ему опять тамбуринъ.)

— Не дамъ теперь теб? ничего, пока ты не скажешь мн?, кого ты любишь. Какого молодца? Какого джигита?

— Тебя люблю, — сказала Зельха?.

— Меня? н?тъ, это ложь, и я не дамъ теб? за это ни піастра. А ты, прекрасная д?вушка, скажи мн? прямо, что? ты им?ешь въ душ?. Я теб? за это золотую лиру дамъ. Скажи, кто больше вс?хъ теб? зд?сь нравится? Но я хочу пов?рить, я хочу, чтобъ это было похоже на правду.

Зельха? съ недоум?ніемъ обвела взоромъ все собраніе; взглянула и на Благова (я все еще стоялъ за высокою спинкой его кресла и не видалъ его лица).

Вс? съ улыбками, съ нетерп?ніемъ, почти съ безпокойствомъ сл?дили за ней… Сл?дилъ и я. Наконецъ Зельха? обратилась къ матери и еще разъ пожала плечами.

— Что? я скажу?

— Скажи, скажи! Вреда тутъ н?тъ. Кто зд?сь прекрасн?е вс?хъ, кого ты больше любишь? — ободряла ее мать.