ему широкій рукавъ его албанской рубашки и погляд?ть, «что? у него есть на рук?».
Я схватилъ тогда Кольйо за рукавъ, но онъ красн?я сердито вырвался у меня и ушелъ, хлопнувъ дверью, а Маноли, см?ясь, уже безъ него прибавилъ: «Эротическія д?ла! Не смотри на него, что онъ смирный. Онъ
Вотъ почему я подумалъ, что Кольйо можетъ бол?е, нежели кто-нибудь, быть мн? полезенъ, можетъ понять мои чувства и объяснитъ мн?, какъ мн? должно объяснять себ? хладное молчаніе нашего господина и благод?теля.
Я сталъ искать Кольйо по всему дому и долго не находилъ его; наконецъ мн? сказали люди, см?ясь, что Кольйо очень огорченъ и сидитъ въ саду одинъ на камешк? у ст?ны…
Что? такое еще случилось?
II.
Кольйо въ самомъ д?л? сид?лъ за ст?ной дома въ саду, на камн?, въ уединенномъ м?ст?. Онъ плакалъ тихо и утиралъ слезы т?мъ самымъ широкимъ албанскимъ рукавомъ своимъ, который скрывалъ его эротическую тайну…
Увидавъ это, я понялъ, что теперь не время мн? говорить ему о моихъ секретахъ и сов?щаться съ нимъ; я с?лъ около него на другой камень и ласково спросилъ: «что? случилось?..»
Онъ долго не смотр?лъ на меня и долго не хот?лъ отв?чать, а потомъ сказалъ:
— Спроси у людей, они вс? см?ются теперь надо мной!..
Я отв?чалъ ему, что я ничего не знаю.
— Объ ламп?… — сказалъ онъ наконецъ.
Случилось вотъ что?. Милый и честный Кольйо былъ очень недогадливъ и вм?ст? съ т?мъ очень хот?лъ быть тонкимъ челов?комъ; отъ этого онъ безпрестанно д?лалъ ошибки; къ тому же онъ былъ и неловокъ; довольно стройный, хотя и широкоплечій, онъ какъ-то ум?лъ быть еще шире, ч?мъ казался, ц?плялся безпрестанно за двери, шум?лъ, стучалъ, ронялъ; пламенно стараясь услужить Благову и, обожая его, онъ забывалъ его привычки, не ставилъ ему туфли на ночь, не туда клалъ сигары, куда нужно. Усердствовалъ не въ м?ру; билъ вещи иногда и ц?нныя и, разбивъ, останавливался передъ консуломъ печально, а консулъ говорилъ ему спокойно:
— Старайся не бить!
И Кольйо уходилъ, еще больше испуганный и почти недовольный, пожимая плечами, почему это Благовъ не бранитъ и даже не бьетъ его за д?ло, когда сл?дуетъ бить и бранить… Когда бы хуже не было!..
Почти то же, что? думалъ я въ эти дни, думалъ Кольйо всегда въ подобныхъ случаяхъ. Насчетъ лампы вотъ какъ было. Г. Благовъ привезъ изъ Константинополя дорогую и большую новую европейскую лампу, окрашенную зеленоватымъ цв?томъ древней бронзы. Кольйо, желая угодить и показать, что онъ русскій хл?бъ не даромъ ?стъ, взялъ ее внизъ и ц?лое утро чистилъ и скоблилъ ее всячески, до того, что она, наконецъ, стала желтенькая и заблистала какъ простая новая м?дь. Онъ ее поставилъ на столъ и ушелъ. Вдругъ звонокъ. Благовъ стоитъ предъ лампой; около него два гостя — архонты, Бостанджи-Оглу и кавассъ Анастасій…
— Кто это сд?лалъ, Кольйо? — спрашиваетъ консулъ.
Кольйо говоритъ весело, что онъ вычистилъ.
— Хорошо! — говоритъ консулъ. — Прекрасно! Чисто!..
И тогда вс? начинаютъ громко см?яться… Кольйо сначала см?ется самъ, озираясь на вс?хъ и еще не понимая, въ чемъ д?ло… Но одинъ изъ архонтовъ отечески говоритъ ему:
— Не надо д?лать того, Николае, чего ты не знаешь… Эта краска, посредствомъ особаго тонкаго способа, нарочно для красоты наводится… Надо простить его безграмотности и варварству, господинъ консулъ…
А Благовъ говоритъ съ улыбкой:
— Я не сержусь… Мн? нравится это… Точно самоваръ русскій!..
И вс? опять засм?ялись.
И сошелъ внизъ Кольйо, вс? ему кричатъ, и Бостанджи-Оглу, и поваръ, и Маноли:
— Кольйо! Гд? самоваръ? Кольйо! Самоваръ ты вид?лъ, Кольйо?..
И, разсказывая мн? это, Кольйо мало-по-малу одушевлялся, печальное лицо его стало выражать энергическое отчаяніе, и онъ, наконецъ, воскликнулъ, вставая и ударяя себя въ грудь…
— Н?тъ, Одиссей, н?тъ!.. Я долженъ погибнуть… Я дуракъ! Я несчастный челов?къ. У всякаго челов?ка, Одиссей, самолюбіе есть… Я не могу этого вынести… не могу… Я утоплюсь… я уйду въ разбойники! И пустъ я погибну… Пусть я погибну! Несчастный я!..
— Постой, Кольйо, — сказалъ я ему. — В?дь одна эта лампа что? такое?.. Вотъ если бы гр?хъ, если бы гласъ сов?сти твоей…
Кольйо съ досадой отвернулся.
— Что? ты говоришь мн?, Одиссей мой, гласъ сов?сти… Оставь это, слушай… Н?тъ, ты слушай, Одиссей мой, что? я теб? скажу.
И онъ опять с?лъ и съ глубокимъ чувствомъ началъ разсказывать мн?, что? съ нимъ случалось еще прежде, сколько онъ д?лалъ разныхъ глупостей и ошибокъ въ консульств? и «какое у этого челов?ка» (то- есть у Благова) терп?ніе. Важн?е же всего было то, что во время путешествія ихъ по Эпиру и Македоніи Кольйо потерялъ въ кофейн? однажды девять золотыхъ лиръ, которыя поручилъ ему Благовъ на мелкіе дорожные расходы. Онъ изображалъ мн? свой ужасъ, свое отчаяніе… свой стыдъ, свою мучительную боязнь, что Благовъ сочтетъ его за наглаго вора и тотчасъ же прогонитъ его…
Тутъ ужъ и я искренно ужаснулся, услышавъ это, и воскликнулъ:
— Ну, что? же онъ? Что? же?
— Ничего, — отв?чалъ Кольйо. — Что? я теб? скажу? Совс?мъ ничего… Я сталъ предъ нимъ и, простирая руки къ небу, сказалъ ему со слезами: «Прошу васъ, эффенди, именемъ Бога прошу васъ, не думайте, что я ихъ укралъ или истратилъ… Лучше просто прогоните меня, какъ безумнаго». А онъ такъ смотритъ (и Кольйо открылъ какъ можно больше глаза)… такъ смотритъ и говоритъ мн? очень любезно и кротко: «Н?тъ, я теб? в?рю, Кольйо! Успокойся!»
Кольйо, одушевившись, не умолкалъ, и я не находилъ долго возможности передать ему то, что? меня тревожило. Онъ разсказалъ мн? посл? этого еще много разнаго о томъ, какъ, не желая, чтобы турки- жандармы прежде его подскакали держать поводъ и стремя Благову, когда онъ останавливается и сходитъ съ коня, попробовалъ подскочить самъ и полет?лъ внизъ головой съ с?дла; а Благовъ сказалъ ему: «Н?тъ, ужъ пусть лучше турки!» Потомъ какъ въ посольств? русскія дамы призывали его, чтобы смотр?ть его одежду, и трогали ее и какъ ему было это стыдно… И какъ онъ не зналъ, куда ему д?ть руки; а одинъ старикъ сказалъ по-русски: «Добрая, предобрая рожа!» И эти слова перевелъ ему докторъ болгаринъ по- гречески и подтвердилъ ихъ самъ и, наконецъ, какъ г. Благовъ хот?лъ отпустить его только за то одно, что раза два фустанелла его была грязна и руки не совс?мъ чисты; онъ не сталъ и разговаривать съ нимъ много, а положилъ жалованье ему на столъ и спросилъ: «Отчего ты, Кольйо, не од?лся почище, когда я это люблю? Скажи правду». «Тягощусь переод?ваться», сказалъ ему Кольйо по сов?сти. «Значитъ, ты не можешь больше служить мн?; вотъ твои деньги».
— Такъ сказалъ Благовъ. И никогда еще я не видалъ у него въ лиц? такой злости, — прибавилъ Кольйо.
Насчетъ этой злости Кольйо им?лъ свое тонкое соображеніе. Онъ приложилъ плутовски палецъ къ виску и сказалъ:
Полагаю, что это при другихъ въ столиц? онъ хот?лъ быть еще строже насчетъ чистоты… Такъ я думаю…
— Что? жъ ты сд?лалъ тогда? — спросилъ я.
— Я постоялъ немного за дверью, подумалъ и, возвратившись, сд?лалъ ему земной поклонъ и сказалъ: «Простите! Я буду впередъ гораздо чище». А онъ: «Не надо быть глупымъ», и больше ничего.
Вс? эти разсказы Кольйо были неут?шительны для меня. Они не только не объясняли мн? ничего, напротивъ того, они еще больше туманили мою мысль…
Не прогнать простого мальчишку за потерю девяти золотыхъ. Пов?рить ему на слово! И удалить его
