безпощадно за то только, что рукъ не вымылъ и фустанеллу пол?нился перем?нить… Какъ понять такого челов?ка? Какъ угодить ему?.. Ни я, ни Кольйо не понимали. И какъ намъ было понять? Привычки и понятія наши были совс?мъ иныя. У насъ, на Восток?, есть свои опред?ленные общіе обычаи, придерживаясь которыхъ, самый неопытный челов?къ можетъ не д?лать грубыхъ ошибокъ; у русскихъ образованнаго общества н?тъ обычаевъ; у нихъ всякій им?етъ свои обычаи. У насъ, наприм?ръ, въ субботу надо вымыть полъ въ дом?, и если придутъ гости, это ничего, надо только воскликнуть: «Ахъ, извините; вы застали насъ вверхъ дномъ (а?но-ка?то)»… Иначе какъ «а?но-ка?то» кто скажетъ? А Благовъ «а?но-ка?то» никому не говорилъ, не извинялся, запрещалъ по субботамъ мыть у себя каждую нед?лю полы и говорилъ, что «это грязная чистота». У насъ, когда слуга кофе или варенье подаетъ, онъ долженъ им?ть видъ кроткій и какъ бы жалобный и, потупя очи, отступить, подавъ, и даже еще лучше, если онъ руку къ сердцу приложитъ. А подносъ всякій разъ водой всполоснуть, и если онъ будетъ мокрый, то это не б?да, — значитъ, онъ чистъ, если св?жая вода съ него течетъ. Отступить назадъ и руку прикладывать — это Благовъ любилъ, и когда Кольйо, побывавъ на Босфор?, думалъ, что надо это оставить, Благовъ, который какъ будто бы ничего вокругъ себя не зам?чалъ, а все вид?лъ, тотчасъ же сказалъ ему: «Кольйо! Н?тъ, ты руку прикладывай къ сердцу такъ — это мн? нравится»… А подносъ мокрый подавать не приказывалъ… Юноша, наприм?ръ, у насъ, слуга ли, какъ Кольйо, или купеческій сынъ, подобный мн?, — все равно, — юноша долженъ быть прежде всего экономенъ, и деньги кр?пко, кр?пко, и свои, и отцовскія, и хозяйскія, въ рук? держать… Одинъ вотъ юноша болгаринъ тонулъ въ Дуна?, а деньги въ рук?… Такъ и вынули его… Это челов?къ будетъ! А не то, что девять лиръ золотыхъ потерять въ кофейн?… За это изув?чить мальчишку сто?итъ. И можно ли в?рить ему?.. А платье?.. На что? это платье? Слуга или служанка ч?мъ грязн?е, т?мъ лучше… Б?гай внизъ, вверхъ… стучи, кричи, работай… Есть ли время наряжаться и чиститься хорошему челов?ку?.. И купечеческій сынъ точно также. Его бранитъ отецъ за щегольство и опрятность… И скор?е горцу, воину по духу, можетъ нравиться разод?тый молодецъ-сынъ, ч?мъ городскому купцу. «Ты челов?къ труда! Не развращайся»… А Благовъ только за одно пятно на юбк? хот?лъ удалить Кольйо… О поц?луяхъ моихъ молчитъ и ученость мою зоветъ риторствомъ… Разв? риторъ, риторъ — дурное слово?.. Демос?енъ и Цицеронъ были риторы… Это обязанность просв?щенія… Какъ же мы съ Кольйо угодимъ ему?.. Ни я, ни Кольйо не могли этого постичь… Но у Кольйо была сов?сть чиста, и онъ плакалъ о ламп? только изъ самолюбія, обижаясь, что весь городъ будетъ это знать и назовутъ его яніоты челов?комъ «дикимъ и необразованнымъ», а я находилъ себя преступнымъ.
Мы посид?ли н?сколько времени молча и въ раздумьи… Потомъ походили по саду тоже молча. Я вздыхалъ и онъ вздыхалъ…
Наконецъ я остановился и сказалъ, обращаясь къ нему дружески:
— Послушай, мой милый Кольйо! Послушай, чтобы мн? всегда радоваться на твои глазки… Не бойся и не обижайся… что? я теб? скажу…
— Говори…
— Послушай, не было ли у тебя чего-нибудь такого съ д?вушками или женщинами? Просв?ти, вразуми меня… что? мн? д?лать?.. Я каюсь теб? и сознаюсь въ моемъ несчастіи; мн? эта пропадшая туркуда очень понравилась въ тотъ вечеръ, когда были гости… Скажи мн?, не было ли чего-нибудь такого съ тобой?.. И если ты уклонился отъ зла, то открой, какъ безъ гр?ха сохраниться и мн?. И съ тобой можетъ быть что- нибудь было, и ты тоже красивъ лицомъ. Ты красив?е меня.
И я не льстилъ ему. Я въ самомъ д?л? находилъ тогда, что онъ красив?е меня. У меня, какъ ты знаешь, продолговатое лицо и носъ классическій. А у Кольйо лицо было круглое и очень румяное, выраженіемъ доброе и тихое, а иногда и веселое. Персидскій поэтъ Саади восхитился бы его наружностью, ибо онъ говоритъ про одного юношу: «лицо его было подобно полной лун? въ ту минуту, когда она восходитъ». Если бы небольшіе усики, которые начинали уже украшать его губу и были еще похожи больше на брови, ч?мъ на усы, если бы (припоминая все того же Саади) не «пухъ айвы» на подбородк? и щекахъ его, то онъ очень былъ бы похожъ на широкоплечую, полную, краснолицую и скромную честную д?вушку, для шутки од?вшуюся въ мужскую фустанеллу. Лучше же всего была хорошая душа его, которая св?тилась такъ привлекательно изъ его очей и улыбки.
Я держалъ его за его прекрасную руку и просилъ испов?дать мн? для поученія что-нибудь изъ прошедшей его жизни, такъ какъ онъ былъ годами тремя постарше меня.
Боже! какъ стыдливо и простодушно и испуганно смотр?лъ на меня этотъ незабвенный мой юноша- горецъ…
Высвободивъ руку свою, онъ отв?чалъ мн? кротко:
— Не спрашивай этого, Одиссей…
Я началъ умолять его и сказалъ ему такъ:
— Не оскорбляй меня! Я не предатель… Покажи мн?, мой другъ, что? у тебя на рук?… Я только объ этомъ прошу тебя объ одномъ…
Кольйо посмотр?лъ на меня внимательно, какъ бы желая уб?диться, дов?рять ли мн?, или н?тъ, и спросилъ серьезно:
— Ты см?яться посл? надо мной не будешь?
Я съ жаромъ поклялся ему, что не буду.
Тогда Кольйо, поднявъ широкій рукавъ, обнажилъ до плеча свою сильную руку, и я увидалъ на смуглой кож? ея синюю елочку, или палочку, отъ которой шли въ стороны в?точки. Это изображало непоколебимый кипарисъ; а внизу была тоже синяя меланхолическая подпись:
— Вид?лъ? — спросилъ Кольйо, опуская рукавъ и красн?я.
— Вид?лъ, — отв?чалъ я, тоже отвращая взоры мои, чтобы не ст?снять его.
А Кольйо прибавилъ съ глубокимъ, глубокимъ вздохомъ:
— Что? д?лать! Всякій челов?къ находитъ въ этихъ вещахъ свое удовольствіе.
Я сталъ просить его разсказать, что? значитъ это воспоминаніе, разсказать мн? для нравственной пользы моей, но Кольйо р?шительно отказался.
— Н?тъ, Одиссей! н?тъ! Не проси меня! Этого я сд?лать не могу!
И онъ почти съ изступленіемъ прижалъ руку къ груди и, поднявъ глаза свои къ небу, воскликнулъ:
— Вотъ теб? Богъ мой! это невозможно… И ты оставь меня теперь…
Съ этими словами онъ посп?шно удалился; а я, погоревавъ еще, пошелъ медленно наверхъ, думая: что-то будетъ!..
Но за об?домъ все внезапно и легко разр?шилось само собой.
Г. Бак?евъ собирался у?зжать въ Арту и Превезу. Ему посл? исторіи съ Бреше оставаться въ город? было тяжело, и Благовъ самъ, понимая это, далъ ему порученіе хлопотать тамъ о вознесеніи колокола на колокольню,
Но чрезъ этотъ отъ?здъ уменьшилось количество рукъ въ канцеляріи, и Благова это тревожило.
Разговаривая объ этомъ за об?домъ, онъ какъ-то пристально вглядывался н?сколько времени въ меня и потомъ, обратясь къ Бостанджи-Оглу, спросилъ его, сколько будетъ листовъ въ статистик?, которую приготовилъ еще въ Загорахъ отецъ мой. Бостанджи-Оглу сказалъ, что очень много.
Тогда они разочли вс? вм?ст?, и консулъ сказалъ:
— Съ завтрашняго дня ты, Бостанджи, начни переводить это по-французски; каждый день подавай мн? поправлять поутру, а вечеромъ Одиссей будетъ переписывать переводъ на хорошей депешной бумаг? начисто… и будетъ опять мн? же на просмотръ приносить на сл?дующій день. Такъ мы вс? будемъ заняты, и все скоро кончимъ.
Потомъ онъ спросилъ у меня, не будетъ ли этотъ трудъ м?шать моимъ школьнымъ занятіямъ? Я сказалъ, что не пом?шаетъ нисколько, если число листовъ въ день не будетъ слишкомъ велико.
Тогда консулъ спросилъ:
— Будетъ ли Одиссею этой работы нед?ли на дв??
