конечно, узнать, правда ли это; предатели есть везд?, и н?которымъ беямъ, разум?ется, могло казаться выгоднымъ дать одинъ разъ немногимъ старшинамъ и по большой даже сумм?, чтобы получать всегда и со вс?хъ этихъ шестнадцати селъ опред?ленные доходы.
Какъ бы то ни было, часть христіанъ согласилась возобновить уплату. Н?которые изъ греческихъ законниковъ и опытныхъ людей сов?товали имъ поступить такъ еще потому, что теперь по крайней м?р? беи не выхлопотали себ? еще новыхъ фирмановъ, и старыя злоупотребленія не получили юридической санкціи; но если продолжать тяжбу, то фирманы могутъ быть выданы, и тогда уже будетъ гораздо трудн?е возобновить д?ло поздн?е. Такъ я помню объ этомъ д?л?, хотя и не совс?мъ ув?ренъ, вполн? ли я все въ немъ понялъ.
Не вс? села и не вс? христіане однако были съ этимъ р?шеніемъ согласны. Сильн?е вс?хъ возставалъ противъ этого тотъ самый убитый молодецъ Па?но изъ села Нивица. Ему не было еще и тридцати л?тъ, но онъ пріобр?лъ вліяніе. Онъ былъ не б?денъ, см?лъ, уменъ, собою виденъ; Кольйо его зналъ и говорилъ про него съ восторгомъ: «Такой молодецъ! Такой хорошій молодецъ! Св?тъ не видалъ такого!»
Онъ жилъ съ молодою женой и молодою сестрой д?вушкой. «Итакъ, говорилъ Кольйо, у нихъ было весело!
Вс? трое молодые. Работаютъ и см?ются. Все см?хъ у нихъ и веселье! А Де?спо (это сестра его), только все ее видишь, какъ она б?гаетъ туда, сюда и босыми ногами стучитъ, и по горниц?, и по л?стниц? внизъ, и по л?стниц? вверхъ. Ту-ту-ту-ту!.. Айда… ту-ту-ту — туда… Хорошее семейство!»
Я очень любилъ, когда Кольйо разсказывалъ что-нибудь просто, и не подозр?валъ, какой онъ былъ прекрасный живописецъ и какъ запечатл?вались въ сердц? слушателя его простодушныя изображенія!..
И теперь стоило ему только разсказать мн? немного о родин? своей, которую я не видалъ и которая ни на Янину, ни на Загоры не похожа, какъ я уже вообразилъ себ? все такъ ясно, и оливки эти с?дыя, и лихого Па?но въ старой фустанелл? съ молодецкими усиками, и жену его съ груднымъ ребенкомъ за спиной, идущую на работу, и Де?спо эту маленькую, которая красивыми и н?жными, хотя и босыми ногами, покрытыми сухою пылью, б?житъ съ сосудомъ на беззаботной головк?… «ту-ту-ту»… какъ говорилъ Кольйо, представляя даже руками, какъ Де?спо д?лаетъ «ту-ту-ту!»
И еще чувствительн?е тогда было мн? представить себ? глухую ложбину, въ которой лежалъ бездыханный трупъ молодца и заступника этого съ разнесеннымъ въ дребезги черепомъ, и бравыхъ товарищей его, убитыхъ такъ жестоко…
Убійство это было совершено почти тотчасъ же посл? прі?зда Благова. Слухъ объ немъ очень скоро пронесся и по Янин?; селяне, которые пришли свид?тельствовать противъ Джефферъ-Дэма, носили съ собой серебряныя ножны ятагана, затеряннаго второпяхъ на м?ст? преступленія. Множество людей признавали эти ножны и свид?тельствовали, что они принадлежатъ Джефферу. И не только христіане, но даже были и турки, которые прямо указывали на убійцу. Надъ большимъ селомъ Нивицей, въ которомъ было домовъ можетъ быть триста, претендовалъ господствовать не одинъ этотъ Джефферъ; съ нимъ вм?ст? получалъ деньги съ жителей этого села и другой турокъ Тахиръ-бей Аббасъ. Онъ былъ еще съ отцомъ Джеффера во вражд? и теперь во всеуслышаніе говорилъ, что Джефферъ злод?й и злод?й глупый, мальчишка, который, убивъ Па?но, вредитъ не себ? одному, а вс?мъ беямъ Чамурьи и больше вс?хъ ему, Тахиръ-Аббасу, и лишаетъ и его дохода, ибо селяне Нивицы, доведенные теперь до отчаянія и б?шенства, хотятъ во что? бы то ни стало переселиться въ Россію, въ Элладу ли или даже въ иную область Турціи, лишь бы имъ дали гд?-нибудь земли.
Джефферъ-Дэма схватили, привели въ Янину и содержали н?сколько времени подъ стражей. Но это длилось очень недолго, за него нашлись поручители, паша его выпустилъ, и не дал?е, какъ черезъ нед?лю посл? его поимки, Кольйо вб?жалъ ко мн? такъ, что дверь едва не сорвалась съ петель, схватилъ меня за руку и повторяя: «Джефферъ-Дэмъ! Джефферъ-Дэмъ!..» почти выкинулъ меня на балконъ, который выходилъ на боковой ст?н? въ переулокъ.
Джефферъ-Дэмъ проходилъ п?шкомъ съ однимъ слугой мимо русскаго консульства. Я только этотъ разъ и вид?лъ его, но уже никогда забыть его не могъ; и если бы даже онъ не былъ героемъ такой трагической исторіи, если бъ онъ не совершилъ никакого преступленія, если бъ я не зналъ даже имени, а только вид?лъ бы разъ, какъ онъ прошелъ по улиц? этой, то и тогда кажется не забылъ бы его никогда, какъ не забываетъ челов?къ прекрасную картину, на которую онъ погляд?лъ и недолго, но со вниманіемъ…
Джефферъ-Дэмъ былъ еще молодъ и чрезвычайно красивъ. Онъ былъ пріятно круглолицъ, очень смуглъ и очень св?жъ; во всей его особ?, въ огромныхъ темныхъ очахъ, въ небольшихъ черныхъ усахъ, подкрученныхъ кверху, въ стройномъ стан?, въ тихой, несп?шной, величавой походк?, въ б?лыхъ рукахъ, заложенныхъ покойно за спину, было такъ много чего-то необъяснимаго, породистаго, тихо-гордаго, тайно-самодовольнаго, что я теб? выразить не могу! Од?тъ онъ былъ, конечно, въ пышную фустанеллу, а куртка его и вс? остальныя части одежды были изъ чернаго сукна и вышиты золотомъ, сіявшимъ какъ новый червонецъ и на груди, и на спин?, и на рукавахъ, и на обуви икръ.
За нимъ шелъ пожилой усатый слуга, тоже од?тый по-албански, и лицо его было одно изъ т?хъ худыхъ и свир?пыхъ арнаутскихъ лицъ, вспоминая о которыхъ, понимаешь событія посл?днихъ дней въ злополучной Болгаріи и видишь тотчасъ предъ собою то церковный дворъ Батока, наполненный истл?вающими трупами, то тріумфальныя арки изъ мертвыхъ головъ христіанскихъ, перевитыхъ цв?тами, то распятыхъ и пов?шенныхъ священниковъ; то мать-болгарку, убитую и связанную съ изнасилованною дочерью ремнями ихъ собственной кожи!..
Не этотъ ли слуга помогалъ своему молодому красавцу господину убивать Па?но и его спутниковъ? Не онъ ли ужъ научилъ его все это совершить?..
Когда мы съ Кольйо выскочили, какъ безумные, оба вм?ст? на балконъ, Джефферъ-Дэмъ поднялъ не сп?ша на насъ глаза, погляд?лъ на насъ… Я бы желалъ, мой другъ, чтобъ ты понялъ, какъ онъ это именно погляд?лъ!.. Или глаза его были очень красивы, или мысль объ ужасномъ этомъ убійств? придавала всему, что? до него касалось, особое значеніе… только мы оба съ Кольйо сказали другъ другу почти въ одно время, когда онъ удалился: «какъ глядитъ!»
А «какъ» именно онъ глядитъ, этого мы не могли сказать… Онъ погляд?лъ равнодушно; ничего не было зам?тно… А мы сказали, однако, оба другъ другу: «Какъ глядитъ!»
Прошелъ молодой злод?й-красавецъ. Прошелъ и ушелъ, и я больше никогда не видалъ его… Но такъ мн? до сихъ поръ кажется удивительнымъ и страннымъ, что такой н?жный и такой юноша, полный достоинства и изящества, р?залъ самъ христіанъ, обагрялъ горячею кровью эти почти женскія руки, заложенныя теперь такъ равнодушно за спину; потерялъ даже ножны свои въ борьб?, — такъ мн? все это кажется страннымъ, что стоитъ мн? только подумать о первой молодости моей и объ Янин?, такъ одно изъ первыхъ лицъ, которыя представляются воображенію моему какъ живыя — это Джефферъ-Дэмъ съ поднятыми къ балкону нашему на минуту равнодушными черными очами, въ б?лой фустанелл?, которая чуть-чуть качается, когда онъ ступаетъ по камнямъ, и руки его за спиной, на которыхъ и сл?довъ христіанской крови какъ будто не видно…
И не мы одни съ Кольйо обратили вниманіе на прекрасную наружность этого безстыднаго убійцы. Люди, гораздо больше насъ знающіе, что такое «изящное», зам?тили ее.
У насъ былъ разъ какъ-то запросто австрійскій консулъ. (Благовъ его продолжалъ предпочитать вс?мъ своимъ товарищамъ, и они часто бывали другъ у друга.)
Ашенбрехеръ больше нашего восхищался красотой молодого бея. Именно больше нашего. Мы съ Кольйо по-д?тски считали обязанностью, такъ сказать, нашей умалчивать по возможности обо всемъ, что можетъ встр?титься въ мусульманахъ мало-мальски хорошаго, и особенно въ мусульманахъ злыхъ; мы не осм?ливались выразить другъ другу то, что? насъ поразило, и понявъ, конечно, молча другъ друга, сказали только: «какъ глядитъ!..»
Ашенбрехеру не было, конечно, никакой нужды или потребности скрывать свои впечатл?нія, и онъ хвалилъ громко и восторженно: «Quelle beaute! Ah! Ce costume mirabolent! Mais c’est fabuleux! c’est curieux au plus haut degres!.. Какая жалость, что этотъ молодой челов?къ такой преступникъ, такой негодяй!..»
На это Благовъ отв?чалъ ему при насъ съ веселостью (онъ всегда при Ашенбрехер? былъ въ дух?):
— Я жал?ю о другомъ… И я его вид?лъ, и отдаю справедливость и костюму его и наружности; и даже такъ оц?нилъ все это, что пожал?лъ объ одномъ: отчего я зд?сь не всемогущій сатрапъ… я сначала выписалъ бы изъ Италіи живописца, чтобы снять съ него портретъ, а потомъ пов?силъ бы его… я не
