жаль самого Шерифъ-бея… Пожалуй, въ иныя минуты… хот?лось бы и
Что? лучше, слава или злато (ну — или серебро — все равно), — р?ши ты, мой другъ, а я не берусь!
Я хот?лъ наконецъ вид?ть ясно во всемъ этомъ лабиринт?, въ которомъ нить Аріадны держалъ одинъ только Благовъ, и р?шился пойти къ Коэвино, чтобы попытаться хоть отъ него узнать еще что-нибудь и о колокол?, и о тяжб?, и о семейныхъ горестяхъ Шерифъ-бея: отчего это и какъ, и когда это уб?жала отъ него молодая жена?
Случилось это, видно, очень недавно, можетъ быть вчера или дня два тому назадъ, не бол?е, ибо, хотя о домашней жизни турокъ мы знаемъ несравненно мен?е, ч?мъ о семейныхъ д?лахъ горожанъ православныхъ, и даже большею частью не совс?мъ ясно и понимаемъ, что? у нихъ въ гаремахъ можетъ д?латься и случиться, но б?гство богатой молодой д?вушки, только что соединенной узами брака съ однимъ изъ самыхъ изв?стныхъ въ город? мусульманъ, случай слишкомъ поразительный и р?дкій, чтобы не обратить на себя общаго вниманія. Однако до меня и до вс?хъ меня окружающихъ объ этомъ и слуху не доходило.
Итакъ съ твердымъ нам?реніемъ употребить вс? усилія моего
VII.
Доктора за посл?днее время было нелегко застать дома.
Все, что? я разсказалъ теб?, мой добрый другъ, о Джефферъ-Дэм?, о трагической смерти молодца Панайоти, и о колокол?, и объ отъ?зд? Исаакидеса и Бак?ева, и о моемъ свиданіи съ матерью Шерифъ- бея — случилось не разомъ, конечно, не въ два-три дня, а сл?довало одно за другимъ въ теченіе по крайней м?р? двухъ-трехъ нед?ль, не помню нав?рное.
Пока Александръ Михайловичъ Благовъ наслаждался своею изобр?тательностью и тонкимъ соединеніемъ отважной предпріимчивости съ т?мъ макіавеллизмомъ, который такъ нравится вс?мъ безъ исключенія христіанамъ Востока и могъ только усилить его популярность; пока Шерифъ-бей и вс? родные его, подавленные разомъ н?сколькими неудачами и горестями, забывали турецкую гордость и старались заискивать у вс?хъ: у приближенныхъ Благова и даже у меня, — во все это время докторъ почти не бывалъ дома и вс? часы свободные отъ визитовъ проводилъ въ дом? столяра куцо-влаха, мастера Яни, на дочери котораго онъ задумалъ жениться.
Од?вшись во все лучшее, онъ уходилъ въ домъ мастера и сид?лъ тамъ, разговаривая то съ матерью, то съ самой нев?стой (которая, какъ говорятъ, была въ самомъ д?л? довольно мила), вопреки вс?мъ преданіямъ и обычаямъ города.
Б?дный мастеръ Яни былъ такъ польщенъ, что докторъ сватается за его дочь, что р?шился уступить его требованіямъ и позволялъ ему вид?ться ежедневно, и днемъ, и вечеромъ, съ нев?стой и просиживать съ нею по два, по три часа. Конечно ихъ ни на минуту не оставляли однихъ; то сид?ла съ ними мать, то приходилъ сынъ, молодой подмастерье въ синемъ куцо-влашскомъ безрукавник? и шальварахъ, и, не обращая вниманія на вздрагиванія докторскихъ бровей и надменные взгляды, съ почтительною улыбкой садился вдали на край дивана слушать, какъ докторъ просв?щалъ сестру и разсказывалъ то со слезами умиленія, то съ хохотомъ торжества о свобод? д?вичьихъ нравовъ въ Европ?, о прогулкахъ подъ руку, о вальс? и кадрили, о томъ, что кавалеры садятся тамъ около д?вицъ, а отцы и матери радуются этому и гордятся этимъ. Или, наконецъ, о томъ, что въ Англіи былъ одинъ Шекспиръ, который писалъ про Италію и описывалъ, что на балу Юлію (дочь герцога, «ко?нта»!) берутъ молодые люди за об? руки безъ перчатокъ! И онъ бралъ нев?сту за руку безъ перчатокъ, а та смотр?ла на брата и глазами спрашивала: «теперь что? жъ д?лать мн?, буря и погибель моя!» А мать или братъ говорили доктору жалобно: «Гд? у насъ, у яніотовъ, такое политическое просв?щеніе!.. Вотъ вы только идете по улиц?, такъ крикомъ вс? сос?дки кричатъ и у калитокъ, и въ окна: Коэвино къ Мариго? столяровой пошелъ! и ставни р?шетчатыя такъ и стучатъ, вс? кидаются въ нихъ смотр?ть».
Было и еще одно затрудненіе; докторъ хот?лъ, чтобы нев?ст? купили хорошую шляпку и сд?лали бы платья вс? по посл?дней мод?, какъ у madame Бреше, чтобы юбки были длинныя и сзади влеклись бы по полу и чтобы дали два ор?ховые комода въ приданое. Но такихъ платьевъ, какъ у madame Бреше, шить никто не брался; вс? шили зд?сь круглыя и короткія юбки, чтобъ он? колоколомъ только стояли на огромномъ
Я засталъ одну Гайдушу; и это было къ лучшему. Докторъ почти все, что? зналъ, разсказывалъ ей, а она могла передать мн? все спокойно и гораздо лучше, ч?мъ онъ самъ, безъ крику, безъ вводныхъ эпизодовъ, безъ утомительнаго шума и хохота.
Я не могъ понять, какъ она смотритъ на семью столяра и на желаніе доктора жениться. Казалось, какъ будто бы она смирилась предъ мыслью о законномъ брак? и не находила себя въ прав? за это осуждать Коэвино.
— Докторъ все у нев?сты, кира-Гайдуша? — спросилъ я, не желая обнаруживать сразу настоящую причину моего пос?щенія.
Гайдуша усм?хнулась и отв?чала:
— У нев?сты. Вся
— Но в?дь у нея н?тъ приданаго? — сказалъ я.
— Докторъ не любостяжателенъ. Съ его ученостью и даромъ, который онъ отъ Бога им?етъ, деньги онъ и самъ найдетъ.
— А собой она хороша? — спросилъ я еще.
— Молодая, — холодно отв?чала Гайдуша. И, какъ бы желая перем?нить разговоръ, сама начала спрашивать у меня, что? д?лается въ консульств? и какія м?ры принялъ Благовъ относительно убійства въ Чамурь?? Были ли селяне у другихъ консуловъ, и что? имъ консула сказали, и куда по?халъ Исаакидесъ? Правда ли, что онъ именно въ Нивицу и по?халъ, чтобъ обстоятельн?е все разсл?довать? И о колокол? артскомъ даже спросила.
Я очень обрадовался и, отв?тивъ ей на все это, какъ сл?довало и какъ было прилично, сталъ самъ ее разспрашивать о семь? Шерифъ-бея, о б?гств? только что прибывшей въ домъ его богатой молодой жены и обо всемъ, что? мн? было нужно.
Гайдуша была истинно великаго ума женщина. Я не шучу, утверждая это.
Она не только съ восхитительною ясностью изобразила мн? секретныя семейныя д?ла Шерифъ-бея, но объяснила даже мн? какъ нельзя лучше многое изъ политики Благова, отчасти по собственнымъ догадкамъ и предположеніямъ, отчасти потому, что знала чрезъ Коэвино. Исаакидесъ старался, нельзя ли теперь, сейчасъ, поскор?е взыскать что-нибудь съ Шерифъ-бея, потому что дядя и мать только что сосватали ему одну изъ самыхъ богатыхъ и знатныхъ нев?стъ города, Азизе?-ханумъ, дочъ Пертефъ-эффенди.
Объ этомъ Пертефъ-эффенди Коэвино говорилъ, сверкая глазами: «О-о! Пертефъ-эффенди! А-а! Пертефъ-эффенди… Это тотъ Пертефъ-эффенди, котораго отецъ дерзалъ бороться съ самимъ Али-пашой Янинскимъ… О-о! А-а!.. Пертефъ-эффенди»…
И не только одинъ Коэвино, но и старикъ Мишо, почти н?мой и ко всему равнодушный, тотъ