Въ понед?льникъ утромъ у насъ скрипятъ ворота, раздается веселый стукъ копытъ на консульскомъ двор?.
Кавассы соскакиваютъ съ утомленныхъ лошадей.
Маноли кричитъ, простирая руки къ небу: «Радость, тріумфъ въ Арт?! Ужасъ!..» Благовъ, наградивъ ихъ щедро, тотчасъ же пишетъ своему начальству бумагу съ настоятельною просьбой выслать каймакаму какъ можно скор?е командорскіе знаки св. Станислава, и я самъ удостоиваюсь переписывать эту бумагу, на которой въ одномъ м?ст? стоитъ даже и таинственный значокъ…
Бумага отправлена въ Петербургъ прямо черезъ Тріестъ, а копія послана въ Арту Бак?еву, для ут?шенія каймакама, которому перевели ее по-турецки, на словахъ, конечно, а не письменно.
— Благодарю! Благодарю! — восклицалъ каймакамъ вн? себя отъ волненія. — Это честь! Это честь!.. Благодарю… Напишите господину Благову, что я ему в?чный другъ и слуга.
Итакъ вс? были довольны: духовенство наше, каймакамъ, не только артскіе, но и янинскіе христіане, самъ Благовъ, Шерифъ-бей и вся семья его; отецъ Арсеній былъ донельзя радъ и приходилъ поздравлять Благова; Коэвино кричалъ «Zito!» Гайдуша перепрыгивала отъ одной сос?дки къ другой съ этою пріятною в?стью…
— Говорю я, что этотъ консулъ мужчина, я говорю это давно!
Было только два челов?ка, которыхъ смущало н?сколько это всеобщее торжество.
Эти два челов?ка были Исаакидесъ и я. Мечты о конфискаціи им?ній, домовъ и мельницъ Шерифъ-бея становились мен?е осуществимыми съ той минугы, какъ тайное сод?йствіе Шерифа дало Благову возможность удовлетворить общественное мн?ніе грековъ.
Р?шившись писать теб? всю правду, я не хочу скрывать отъ тебя и того, что въ этомъ первомъ столкновеніи патріотическихъ чувствъ съ личными интересами въ молодой душ? моей… не то, чтобы превозмогли посл?дніе, но они охладили н?сколько мою радость… Неслыханный еще дотол? въ эпирскихъ городахъ см?лый и праздничный звонъ православнаго колокола раздавался в?дь не въ самой же Янин?, близко отъ меня… Онъ въ дальней Арт? призываетъ в?рующихъ къ молитв?. Я могъ только воображать этотъ звонъ и, воображая, повторять за другими: «Zito, Россія! молодецъ Благовъ!..» Повторять я повторялъ это и очень часто повторялъ, и съ жаромъ, повидимому, и съ уб?жденіемъ даже…
Но… я не долго вытерп?лъ и посп?шилъ къ Исаакидесу, чтобъ узнать, радуется ли онъ.
Да, и онъ радовался, но былъ и лучъ сомн?нія…
Неужели Гайдуша была права? Неужели все сбудется по ея предсказанію и Благовъ броситъ бумаги Исаакидесу «въ морду»?
Я пришелъ къ Исаакидесу.
Г. Вамвако?съ былъ опять тутъ. Онъ стоялъ въ пріемной предъ зеркаломъ и расчесывалъ себ? гребешкомъ жидкіе волосы.
Исаакидесъ показался мн? задумчив?е обыкновеннаго.
Впрочемъ онъ улыбался и не слишкомъ унывалъ.
— Вотъ, господинъ Одиссей, — сказалъ онъ мн?, — надо намъ вс?мъ радоваться, — въ Арт? звонили въ колоколъ.
— Да, — отв?чалъ я, — каждый православный эпиротъ «будетъ отнын? возсылать теплыя мольбы къ небу за здравіе и долгол?тіе господина Благова.
Исаакидесъ продолжалъ:
— Паша ничего не хот?лъ помочь ему; но помогли другіе турки… Ты слышалъ?
— Слышалъ, — сказалъ я и опустилъ глаза.
— Трудн?е намъ будетъ теперь, — сказалъ Исаакидесъ. — Господинъ Благовъ очень благороденъ, и я боюсь, что онъ не станетъ теперь ст?снять т?хъ турокъ, которые ему помогали… Кто знаетъ, что? онъ объ этомъ думаетъ… Что? ты скажешь, господинъ Одиссей?
— Почемъ я знаю! — отв?чалъ я, пожимая плечами.
Я подумалъ въ эту минуту: не сказать ли мн? Исаакидесу, что консулъ зоветъ его мошенникомъ вовсе не въ шутку и нисколько не уважаетъ его?.. Но мн? показалось, что это было бы низко съ моей стороны, и я не сказалъ ничего.
Вамвако?съ тогда вдругъ повернулся къ намъ и сказалъ:
— Господинъ Исаакидесъ! вы напрасно говорили мн? давеча, что не над?етесь принудить русскаго консула начать д?ло ваше съ этимъ туркомъ до возвращенія господина Полихроніадеса. Я берусь его вынудить… Я докажу ему категорически, что онъ не правъ… Если вамъ угодно, я представлюсь ему какъ а?инскій адвокатъ, и, конечно, одно слово «А?ины» уже под?йствуетъ на него электрически. Эти русскіе аристократы им?ютъ только одн? военныя наклонности, а въ законов?д?ніи и вообще въ наук? слабы. Челов?ку, который подобно мн? изучилъ вс? кодексы, не трудно будетъ подавить его глубиной моихъ св?д?ній.
— Не разсердился бы онъ на меня, — сказалъ Исаакидесъ.
— Необходимы пріятные пріемы! — возразилъ Вамвако?съ, поднимая глаза кверху, — я привыкъ вращаться въ высокомъ св?т? и постараюсь позолотить ему эту пилюлю.
На это Иссакидесъ ему ничего не отв?тилъ, но, провожая меня въ с?ни, онъ постарался снова оживить мои надежды.
— Пусть Вамвако?съ поговоритъ съ Благовымъ… Это не вредитъ, — сказалъ онъ мн?. — Но у меня есть и другое средство расположить консула къ уступчивости… Я ему покажу сегодня же такую
Я ушелъ домой, размышляя такъ:
— Н?тъ, видно не надо терять еще надежды!..
Увы! на мигъ только, на одинъ краткій мигъ я могъ опять съ веселіемъ думать, что «колоколъ» и «мельница», Богъ и Маммонъ, духъ православія и моя личная плоть, гордость отчизны и богатство семьи моей, ничуть не пом?шаютъ другъ другу… И
Исаакидесъ, правда, въ Чамурью не даромъ ?здилъ, какъ ты поймешь поздн?е… Онъ все разв?далъ, все узналъ; онъ даже сд?лалъ гораздо больше, ч?мъ приказалъ и позволилъ ему Благовъ… Но что? жъ изъ этого?..
Тахиръ-Аббасъ пришелъ. Онъ не былъ похожъ ни на н?жнаго романическаго злод?я и врага своего Джеффера, ни на добраго и мягкаго, но неопрятнаго и по-европейски од?таго Шерифа. Тахиръ ростомъ былъ очень высокъ, очень плечистъ; былъ и румянъ; все у него было крупно и страшно; усы черны, густы и длинны; глаза выпуклы и почти безъ выраженія; носъ грубый и большой. Од?тъ онъ былъ не такъ изящно, какъ Джефферъ въ тотъ день, когда проходилъ подъ балкономъ нашимъ, но все-таки очень хорошо: юбка его такая же была б?лая, какъ юбки нашихъ кавассовъ, и цв?тная куртка расшита золотомъ. Оружіе за золотымъ поясомъ было богато.
Казалось, онъ занялъ собою всю комнату, когда Исаакидесъ ввелъ его въ нашу канцелярію… Мн? стало страшно на него смотр?ть.
Тахиръ едва едва отв?тилъ на наши съ Бостанджи поклоны и посид?лъ н?сколько минутъ на диван?, пока Исаакидесъ посп?шилъ самъ наверхъ доложить Благову.
Бостанджи тотчасъ подалъ ему папироску и уголекъ изъ мангала.
Бей закурилъ и продолжалъ сид?ть молча, ни разу не изм?няя ни позы, ни выраженія лица. Самая легкая улыбка благодаренія и прив?тствія не озарила его каменнаго лица, когда Бостанджи подалъ ему папироску.
Я все время, подъ разными предлогами, не садился при немъ. Такъ онъ былъ страшенъ… Наконецъ Тахиръ промолвилъ слово:
— Вы м?стный челов?къ, яніотъ? — спросилъ онъ у Бостанджи.
Бостанджи посп?шно отв?чалъ ему, что онъ изъ Константинополя.
— Очень хорошо… Радуюсь… — сказалъ бей, и опять ни слова.
