Одиссей Полихроніадесъ

ходитъ много меньше, а видъ его все такъ же пріятенъ и даже лучше… съ портретомъ императора… Женамъ на серьги и ожерелья годится…)

Тогда Изетъ-ага въ первый разъ вм?шался въ разговоръ и сказалъ:

— Надо ихъ побить, поучить немного…

Гуссейнъ подумалъ, собрался видимо съ духомъ и, подойдя вдругъ къ двумъ старикамъ, слегка толкнулъ ихъ рукой, приговаривая:

— Айда, айда, капитаны… Довольно словъ пустыхъ… Соглашайтесь деньги сейчасъ собрать, или мы свяжемъ старшихъ и отведемъ въ тюрьму…

— И тамъ будутъ мучить васъ, — прибавилъ Изетъ-ага, обращаясь къ Лук? Вукаловичу.

— Мучить можно людей, — сказалъ Лука гордо и не смущаясь…

— Айда! айда! — сказалъ и ему Гуссейнъ-ага, дотрогиваясь до его плеча…

Но этотъ см?лый челов?къ дернулъ плечомъ и, отстраняя грубо Гуссейна рукой, воскликнулъ:

— Что? жъ! э! вяжите! ведите въ тюрьму! Пытайте!.. Яйца горячія подъ мышку кладите!.. Уголья горячіе на голову кладите… Мы собаки… д?ло старое…

Но Изетъ-ага въ эту минуту кинулся на него и началъ бить его кулакомъ въ лицо.

Гуссейнъ обнажилъ саблю и кинулся тоже къ нему.

Кровь потекла у Ильи изъ носа и зубовъ по большимъ усамъ его.

Старики кинулись между Ильей и Изетомъ, умоляя Илью не поднимать рукъ на царскаго челов?ка, не защищаться, и Изетъ-агу, умоляя смиренно простить и оставить его.

— Не бей, не бей… не бей, ага нашъ, не бей, — говорили старики. — Оставь его — мы соберемъ деньги… сейчасъ…

— Скор?й! Сейчасъ! — закричалъ сердитый Изетъ, который вм?шался поздно, но кончилъ все скор?е мрачнаго, но, видно, бол?е добраго и осторожнаго Гуссейна.

Я былъ и смущенъ, и радъ, и испуганъ.

Толпа расходилась; Илья уходилъ тоже, молча и вытирая кровь съ лица и съ колючей небритой бороды своей. Изетъ-ага см?ялся.

Гуссейнъ молчалъ и крутилъ себ? сигарку.

— Кончилось; теперь соберутъ, — сказалъ онъ, садясь на камень около церкви.

— Н?тъ, — сказалъ Изетъ-ага. — Я пойду потороплю ихъ. Чтобъ они насъ до ночи не промучили зд?сь… Люди они очень хитрые.

Мн? кажется, что турки боялись немного, чтобы христіане, одумавшись и собравшись съ духомъ, не вернулись и не произвели сгоряча сами какого-нибудь насилія надъ нами.

Онъ ушелъ; и мы съ Гуссейномъ не слишкомъ долго ждали. Я р?шился, подумавъ, спросить у Гуссейна:

— Не отомстили бы они мн? за это…

— Не бойся, — сказалъ Гуссейнъ такъ твердо и равнодушно, что и мн? въ душу влилъ успокоеніе.

Около вечерень старшины возвратились и отсчитали мн? тутъ же на церковной паперти ровно сто двадцать золотыхъ.

Руки и ноги мои дрожали отъ радости, не отъ корыстной радости (ибо я зналъ же, что завтра отправлю все это золото на Босфоръ), но отъ тщеславнаго восторга, отъ яснаго представленія отцовскихъ похвалъ и отцовскаго удовольствія.

Илья не пришелъ съ другими.

Ударили въ било къ вечерн?, когда мы с?ли на нашихъ коней и вы?хали изъ Джамманды? въ Загоры съ тріумфомъ.

Я безпрестанно схватывалъ рукой за боковой карманъ мой на груди въ трепет? за деньги, которыя такимъ тяжелымъ узломъ затянутыя въ носовой платокъ и обременяли, и восхищали меня въ одно и то же время.

Да, мой другъ, мы вы?хали изъ этого села въ ту минуту, когда ударили въ било и когда священникъ сбирался читать въ церкви тотъ самый девятый часъ, въ которомъ взываютъ люди: «Иже въ девятый часъ насъ ради плотію смерть вкусивый, умертви плоти нашей мудрованіе».

Мы ?хали подъ гору по узкой и ровной дорог?. Съ одной стороны около насъ крутою ст?ной поднималась гора вся въ кустахъ, вся въ деревьяхъ, въ св?тло-зеленой мелкой травочк?; по другую руку, въ глубокомъ овраг?, черезъ который былъ перекинутъ каменный полуразрушенный мостикъ на небольшой арк?, съ шумомъ б?жалъ по большимъ камнямъ прохладный и чистый ручей. Н?сколько разъ до т?хъ поръ, пока мы спустились и пере?хали осторожно мостъ, село исчезало за поворотами дороги и снова показывалось.

И каждый разъ, когда я снова вид?лъ въ зелени его хижины и крыши, покрытыя плитками м?лового почерн?вшаго отъ ветхости камня, мн? становилось не стыдно (н?тъ! я говорю, что я считалъ себя тогда правымъ по моимъ торговымъ понятіямъ), мн? становилось только страшно и жалко, когда я вид?лъ опять мысленными очами моими хозяйку, у которой мы съ?ли двухъ куръ… священника въ короткой одежд? и шальварахъ, который возглашаетъ теперь: «Иже въ девятый часъ насъ ради плотію смерть вкусивый»… Илью, который утиралъ рукой струи крови, б?жавшей по его суровымъ усамъ и по бород? давно небритой… и вс?хъ этихъ б?дныхъ соотчичей своихъ.

Но когда я думалъ объ этомъ Иль?, о его страшномъ лиц?, похожемъ на лицо страшнаго герцеговинскаго воеводы, я чувствовалъ еще больше боязни ч?мъ жалости.

Я былъ очень радъ, когда село совс?мъ скрылось изъ вида и когда Изетъ-ага сказалъ:

— По?демте поскор?е. До хана еще четыре часа; надо до акшама126 посп?ть. А завтра будемъ у тебя въ домик?, Одиссей, въ Загорахъ. Айда, айда!

— Пой п?сни, — сказалъ ему Гуссейнъ.

Изетъ зап?лъ пронзительнымъ голосомъ, и мы веселой иноходью поб?жали по мелкому камню.

— Айда… айда… а!.. — прерывая п?сню свою, возбуждалъ насъ Изетъ.

Мы см?ялись и ?хали еще шибче.

Мы см?ялись и п?ли. И звукъ мелкихъ камешковъ, пересыпавшихся подъ копытами коней нашихъ, веселилъ нась. Ахъ!.. а въ сел?… въ сел? этомъ люди, конечно, несравненно бол?е достойные и уваженія, и счастья, ч?мъ я, мальчишка, и ч?мъ эти турки, сообщники мои, — эти люди быть можетъ теперь вздыхали или молились, или плакали… Или проклинали и меня, и отца, и начальство турецкое, которое всегда готово защищать того, у кого больше денегъ или больше силы въ город?, больше связей въ консульствахъ, больше голоса въ конак? губернатора.

Будь покоенъ, такія распри между христіанами — праздникъ для хитрыхъ и опытныхъ турецкихъ чиновниковъ. Или, лучше сказать, самый простой и не умный изъ нихъ по природ? своей въ подобныхъ д?лахъ становится ловокъ и догадливъ.

И паша, и Сабри-бей уже однимъ наитіемъ н?кимъ, в?роятно, поняли, что «пусть старый Полихроніадесъ платитъ намъ деньги за то, чтобы сельскіе греки говорили потомъ: Вотъ какъ жестоко т?снитъ насъ проклятый драгоманъ русскаго консульства!..»

А между т?мъ все въ порядк?.

Должны же люди когда-нибудь и платить по своимъ распискамъ.

Кто правъ? скажи мн?. Кто неправъ… Мн? стыдно было описывать теб? этотъ подвигъ мой. Но, разъ дано общее положеніе д?лъ въ этой порабощенной стран?, скажи мн?, объясни, вразуми… Что? мн? было д?лать… И не сп?ши, ты вольный сынъ свободной Греціи, не сп?ши казнить презр?ніемъ твоимъ или ненавистью юношу, воспитаннаго т?мъ духомъ коммерческой, д?ловой настойчивости, безъ котораго христіанамъ невозможно было бы дышать тамъ, гд? для насъ, кром? л?стницы, мощеной золотомъ, невозможенъ иной путь ни къ почету, ни къ независимости, ни даже къ самымъ простымъ правамъ гражданина и челов?ка.

Не сп?ши ненавид?ть! Не сп?ши презирать мою трудовую и трудную юность, ты, а?инскій д?ятель мой, ты мой деистъ и демагогъ, во фрак? и тонкомъ б?ль?!..

Расцв?тало и въ моей юности много розъ, и душистыхъ лилій весеннихъ въ ней было не мало, но перевиты были эти розы такими крупными терніями нужды, принужденій и заботъ! благоуханіе этихъ б?лыхъ криновъ таило нер?дко въ себ? такой жесточайшій ядъ страха и раскаянія, унынія, огорченія и скуки!..