матовыми цв?тами и узорами, съ естественностью лика; сочетать выраженіе живое, теплое, близкое намъ, одежду и складки, полныя правды, съ в?ковою неподвижностью позы, съ нерушимыми правилами преданія и церковнаго нашего вкуса, которому такъ чуждъ и хладенъ кажется разнузданный идеалъ итальянскихъ церковныхъ картинъ… Я первый… не скажу,
Такой бы кисти дорогую икону нашего святого эпирота я желалъ бы пов?сить въ моемъ загорскомъ жилищ?, чтобы молиться предъ нею по вечерамъ, когда старикомъ сподобитъ меня Господь Богъ провести на родин? хоть десять или двадцать посл?днихъ л?тъ предъ страшнымъ и неизб?жнымъ концомъ…
Св. Георгій жилъ въ тридцатыхъ годахъ нашего в?ка и былъ еще молодъ, когда смерть постигла его неожиданно. Онъ долго служилъ
Въ Янин? одинъ ходжа, увидавъ разъ, что онъ исполняетъ христіанскіе обряды, по злоб? (а можетъ быть и по ошибк?) обвинилъ его въ томъ, что онъ не христіанинъ от рожденія, но мусульманинъ, изм?нившій исламу. Георгій еще наканун? былъ смущенъ предчувствіемъ и, ужиная вечеромъ съ семьей, всталъ вдругъ изъ-за стола и, воскликнувъ печально, что судьба его скоро свершится, вышелъ вонъ.
Въ стран? тогда царствовалъ ужасный безпорядокъ. Паша былъ безсмысленъ и жестокъ. Георгія судили; уб?ждали и лаской, и угрозами отречься отъ Христа, заключали въ тюрьму, били, давили ему грудь большимъ камнемъ, наконецъ, пов?сили и приставили къ т?лу стражу. Одинъ изъ низамовъ осм?лился изъ кощунства выстр?лить въ висящій трупъ мученика; но внезапный св?тъ, который разлился вокругъ священнаго т?ла, привелъ и его самого и вс?хъ товарищей его въ такой ужасъ, что они покинули свой постъ, б?жали оттуда и клялись начальству своему, что этотъ убитый челов?къ святъ и угоденъ Богу…
Въ маленькой церкви на двор? митрополіи стоитъ его высокая мраморная гробница. Надъ нею, на ст?н? изображены судъ и страданія святого.
И когда видишь на этихъ простыхъ и неискусныхъ картинахъ столько правды, когда видишь молодого сеиса, од?таго не въ хитонъ или древнюю тогу, а въ ту самую одежду, въ которой тутъ же стоятъ и молятся и янинскіе и сельскіе наши люди, когда видишь, что солдаты турецкіе, которые кладутъ тяжелый камень на грудь герою в?ры и стр?ляютъ въ его удавленный трупъ, тоже од?ты въ нын?шнюю европейскую, низамскую одежду, когда смотришь на все это внимательно, тогда д?йствіе на душу христіанина становится еще жив?е и глубже… Видишь тогда и чувствуешь ясно, что для великихъ прим?ровъ н?тъ намъ, грекамъ, нужды обращаться къ в?камъ Діоклетіана или первыхъ сарацинскихъ нашествій; и что вчерашній день нашей Восточной церкви такъ же великъ, какъ и глубокая древность.
Мы приложились къ мраморной рак? и отслужили
Б?лый домикъ, въ которомъ живетъ почти у вы?зда изъ города сынъ святого, такъ и зовется домикъ св. Георгія. Онъ не очень малъ и не старъ съ виду. Покои его чисты и просторны; диваны турецкіе въ пріемной покрыты простымъ и толстымъ льнянымъ полотномъ домашней работы, б?лымъ съ голубыми полосками. Одна большая комната ув?шана иконами и лампадами, какъ церковь; въ нее, такъ же какъ и въ прид?лъ митрополіи, заходятъ люди вспомнить о мученик? и помолиться и жертвуютъ что-нибудь на св?чи и масло для лампадъ; частью, в?роятно, и на нужды семьи. Хозяинъ и молодая стыдливая красавица, жена его, приняли насъ съ великимъ почтеніемъ и лаской. Мы молились и пили у нихъ кофе. Мн? очень понравилось у нихъ все; но отецъ мой думалъ иначе.
Вышедши изъ дома на улицу, онъ съ сожал?ніемъ сказалъ мн?:
— Если бы меня сподобилъ Богъ родиться сыномъ святого или мученика, я бы никогда не женился, а постригся бы смолоду въ иноки и жилъ бы одинъ или съ почтеннымъ старцемъ какимъ-либо въ этомъ дом?. Такъ было бы гораздо пристойн?е!
Подумавъ и я согласился, что отецъ былъ правъ.
Вс? эти воспоминанія кровавыхъ событій, видъ вс?хъ этихъ м?стъ, еще хранящихъ столько живыхъ и неостывшихъ сл?довъ прежняго порядка, были бы, конечно, страшны, если бы думать о нихъ глубоко; и точно, поздн?е я не разъ, вспоминая о первыхъ прогулкахъ моихъ съ отцомъ по Янин?, содрогался и снова благословлялъ Россію, которая поб?дами своими смирила гордость турокъ и достигла того, что съ ними теперь не только можно жить, но и любить ихъ можно иногда сердечно; ибо до т?хъ поръ, пока не возбуждено въ нихъ религіозное чувство до изступленія, до пожирающаго пламени, они добры, уступчивы, великодушны, ласковы…
Я готовъ сознаться, что многіе изъ нихъ по прекраснымъ свойствамъ души, по доброт? и милосердію стоятъ гораздо выше насъ… Если бы ты былъ иностранецъ, я бы не сказалъ теб? этого; но зач?мъ я буду скрывать правду отъ грека?
Все это, и хорошее и худое про турокъ, я обдумалъ гораздо поздн?е… А тогда я, гуляя съ отцомъ по городу, смотр?лъ на все то разс?янно, то внимательно; слушалъ разсказы про Али-пашу, про столькія убійства, грабежи, про вс? эти войны, наб?ги и казни; но слушалъ такъ, какъ будто бы я читалъ занимательную книгу. Особеннаго страха я не чувствовалъ даже и на улиц?. Мы встр?чали довольно много ходжей въ чалмахъ и янинскихъ беевъ съ суровыми выразительными глазами: я взглядывалъ на нихъ и робко, и внимательно, мгновенный страхъ овлад?валъ мною; но отецъ шепталъ мн?, что вс? янинскіе турки потому и фанатики, что ихъ мало, что грековъ много, что граница свободной Жады близка, и гордость см?нила въ моемъ сердц? тотчасъ минутное это движеніе страха. Встр?чались намъ солдаты ц?лыми партіями: они шли, тяжело ступая по мостовой и бряцая досп?хами; отецъ провожалъ ихъ полунасм?шливо глазами и говорилъ: «Какъ мало у нихъ зд?сь войска, у б?дныхъ!» И мы шли спокойно дальше; встр?чались чиновные турки; мы имъ почтительно уступали дорогу, и н?которые изъ нихъ намъ в?жливо кланялись.
Чего жъ мн? больше? Что? мн? нужно? Живи, Одиссей, веселись, мой б?дный, и будь покоенъ!
И что? я буду д?лать противъ турокъ, чтобы мн? такъ бояться ихъ? Уступить дорогу я съ радостью всегда уступаю; поклониться имъ не трудно… На войну противъ нихъ я никогда не р?шусь итти, думалъ я, избави Боже… И гд? война? Гд? казни? Гд? ужасы? Гд? кровь? Городъ попрежнему, какъ въ первый день прі?зда нашего, все такъ же тихъ и миренъ; предм?стья его вс? въ садахъ веселыхъ; за предм?стьями, въ об? стороны, такъ кротко зелен?етъ узкая и длинная долина… Осенніе дни ясны и теплы. Люди вс? спокойно заняты работой и д?лами; грековъ такъ много, и между ними столько отважныхъ молодцовъ; у столькихъ въ дом? есть оружіе, у столькихъ за поясомъ или въ обуви спрятанъ острый ножъ; турокъ меньше; синія горы свободныхъ эллинскихъ пред?ловъ близки… И еще ближе в?етъ надъ высокою каменною ст?ной трехцв?тный русскій флагъ…
Благовъ! Благовъ, мой милый! О, мой молодчикъ! Гд? ты? Возвратись скор?й, мой молодой и красивый эффенди! У тебя въ дом?, подъ с?нью русскаго орла, я не боялся бы и самого грознаго султана! Я не ужаснулся бы и его царскаго гн?ва подъ твоею защитой!
IV.
Г. Благовъ все еще не возвращался, и скоро мы получили изв?стіе, что онъ у?халъ въ Македонію для свиданія съ другимъ консуломъ русскимъ, и неизв?стно, когда возвратится. «Посмотримъ, что? задумала еще Россія?» говорили люди. «Прежде она все съ обнаженнымъ мечомъ надъ Турціей стояла, а теперь за развалинами Севастопольскими прилегла и въ подзорную трубку смотритъ».
Первые дни мы, по старому обычаю, принимали пос?щенія, сидя дома съ ранняго утра, а потомъ отдавали ихъ.
Много перебывало у насъ разныхъ людей за эти дни, и большихъ и простыхъ людей. Прі?зжалъ самъ митрополитъ, архонты, были доктора, священники, монахи, учителя, ремесленники разные, были даже н?которые турки и евреи, которые знали давно отца.
Отецъ вс?хъ принималъ хорошо, сажалъ, угощалъ; иныхъ, кто былъ выше званіемъ или богатствомъ, онъ провожалъ до самой улицы.
Я же вс?мъ этимъ пос?тителямъ, безъ различія в?ры и званія, прислуживалъ самъ, подносилъ варенье съ водой и кофе, чубуки подавалъ и сигарки имъ д?лалъ. Чубуки, конечно, предлагали только самымъ
