Ходжи-Сулейманъ не обратилъ на слова отца никакого вниманія, движеніемъ руки отстранилъ его отъ дверей, прошелъ черезъ всю комнату, едва взглянувъ на Сабри-бея, и важно с?лъ на диван?, потомъ уже сидя онъ осчастливилъ вс?хъ по очереди и небольшимъ поклономъ. Отецъ подалъ мн? знакъ, и я принесъ старику варенье и кофе (страхъ мой уже прошелъ и см?нился любопытствомъ). Сабри-бей съ презрительною усм?шкой спросилъ тогда у дервиша: «Какъ его здоровье?»
— Лучше твоего, дуракъ, негодяй, рогоносецъ! — отв?чалъ старикъ спокойно.
Мы засм?ялись.
— Мн? сто двадцать л?тъ, — продолжалъ ходжи, — а я скор?й тебя могу содержать по закону четырехъ женъ, дуракъ, негодяй ты ничтожный.
— Отчего жъ у тебя одна теперь только жена, да и та черная арабка? — спросилъ бей, не сердясь за его брань.
Старикъ молча показалъ пальцами, что денегъ мало, вздохнулъ и сталъ молиться на образъ Божіей Матери, который былъ подаренъ доктору г. Благовымъ и вис?лъ въ гостиной на ст?н?.
Онъ молился вполголоса въ носъ и нарасп?въ, поднимая руки и глаза къ небу, и я только слышалъ разъ или два: «Маріамъ, Маріамъ».
Потомъ онъ сошелъ съ дивана и, не кланяясь никому, опять важно, величественно, тихо пошелъ къ дверямъ и л?стниц?. Мы съ отцомъ и Гайдушей проводили его въ с?ни.
— Прощай, ходжи, прощай, д?душка, — говорилъ ему отецъ. — Не забывай насъ, заходи.
Ходжи-Сулейманъ, не обращаясь и не отв?чая, шелъ къ л?стниц? медленно и гордо, но какъ только коснулся онъ босой ногой своей первой ступени, такъ вдругъ поб?жалъ внизъ, помчался съ л?стницы вихремъ какъ дитя или легкая птичка какая-то! Даже стука не было слышно отъ его босыхъ ногъ.
Это было такъ неожиданно и забавно, что не только мы съ Гайдушей см?ялись отъ всего сердца, но и отецъ долго безъ улыбки не могъ этого вспомнить.
Возвратившись въ пріемную, отецъ разсказалъ Сабри-бею о выходк? стол?тняго дервиша и дивился его здоровью и легкости его движеній. Но Сабри отозвался о старик? очень дурно.
— Нехорошій челов?къ, — сказалъ онъ. — Злой челов?къ. Теперь онъ не можетъ ничего сд?лать; но знаете ли вы, какой онъ былъ прежде фанатакъ и злод?й? Я знаю о немъ много худого. Ему точно, что бол?е ста л?тъ; отецъ мой и многіе другіе турки издавна помнятъ его почти такимъ же, каковъ онъ теперь на видъ. Но поведеніе его было иное. Когда въ двадцать первомъ году была война съ эллиннами, онъ, знаете ли вы, что? д?лалъ? Онъ пилъ кровь убитыхъ грековъ и выкалывалъ пл?ннымъ христіанамъ глаза. Ужасъ! Я, эффенди мой, къ такимъ свир?пымъ людямъ питаю отвращеніе, какой бы в?ры и націи они ни были. Это ужасно, эффенди мой, мы въ домъ отца моего никогда его не принимаемъ, и потому онъ меня такъ бранитъ, какъ вы слышали.
— Времена такія были тогда жестокія, эффенди мой, — сказалъ вздохнувъ отецъ. — Будемъ над?яться, что подобныя сцены не повторятся больше никогда.
Сабри-бей зам?тилъ еще, что иные турки все прощаютъ ходжи-Сулейману и считаютъ его какъ бы святымъ; «но я, сказалъ онъ, презираю подобныя заблужденія!»
Потомъ онъ простился съ нами и сказалъ отцу:
— Я, эффенди мой, слуга вашъ во всякомъ д?л?; если вамъ и вашему сыну нужно что-нибудь у паши, господина нашего, обратитесь ко мн?, и я всегда буду готовъ, хоть сила моя и званіе еще невелики.
Отецъ съ тысячами благодареній и благословеній проводилъ его внизъ съ л?стницы, не безъ труда однако; бей часто останавливался, умоляя отца не утруждаться для него и не д?лать ему столько незаслуженной чести; отецъ отв?чалъ ему всякій разъ: «это долгъ мой». А бей: «благодарю васъ». И черезъ три или четыре ступени они повторяли опять то же самое.
Я глядя на нихъ думалъ: «Вотъ в?жливость! Вотъ прим?ры, которые подаютъ намъ… И кто же? турки». И дивился. Скоро я узналъ и другія подробности о Сабри-бе?.
Рауфъ-паша, который въ то время управлялъ Эпиромъ, былъ челов?къ не злой, не жестокій, не фанатикъ, но зато и неспособный, слабый челов?къ. Самая наружность его, ничуть не видная и нич?мъ не зам?чательная, соотв?тствовала его ничтожеству. Въ молодости онъ былъ военнымъ и им?лъ дв? раны отъ русскихъ пуль въ рук?. Но и на войн? распорядительностью онъ не славился. Онъ старался не прит?снять народъ, сколько могъ, по крайней м?р?, явно не оскорблялъ никого; охотно готовъ былъ защитить иногда христіанъ отъ нападокъ и обидъ, которыя въ н?которыхъ случаяхъ желали бы имъ д?лать янинскіе турки; но тяжебными, даже административными д?лами занимался слишкомъ несп?шно и неохотно. Любимымъ занятіемъ его была турецкая археологія. По смерти его осталась любопытная книга о турецкихъ старинныхъ одеждахъ, съ очень хорошими раскрашенными картинами, которыя онъ заказывалъ въ Париж?. Книга эта была издана на двухъ языкахъ, на французскомъ и турецкомъ.
Это занятіе было его отрадой въ старости и недугахъ; ибо б?дный старикъ часто бол?лъ. Вс?мъ т?мъ людямъ, которыхъ онъ хоть немного любилъ или уважалъ, онъ показывалъ картины, рисованныя акварелью по его заказу въ Константинопол?, и объяснялъ подробно, какъ изм?нялись моды со временъ Османа Гази до султана Махмуда; объяснялъ, что съ теченіемъ времени для каждаго званія, чина и занятія опред?лилась особая одежда вм?ст? съ особыми правами; что ни великій визирь, ни рейсъ-эффенди31 чалмы не носили, а им?ли высокія коническія шапки, подобныя шапкамъ дервишей — Мевлеви; разсказывалъ, какъ самые фасоны чалмы у султановъ м?нялись съ теченіемъ времени, и почему онъ находитъ, что красив?е вс?хъ была чалма султана Селима III, который и самъ былъ перв?йшій красавецъ…
Въ д?лахъ же имъ самимъ правилъ диванъ-эффендиси32 Ибрагимъ- бей, его зять.
Гайдуша, которая знала все на св?т?, разсказывала намъ о томъ, какъ женился Ибрагимъ-бей на дочери Рауфъ-паши. Она была въ большой дружб? съ арабкой, служанкой Ибрагима, и отъ нея узнавала все, что? ей было угодно.
Рауфъ въ то время, когда въ первый разъ встр?тилъ Ибрагима, не былъ еще пашою, но занималъ уже значительную и выгодную должность. Онъ прі?халъ на короткое время въ Стамбулъ. Тамъ, однажды, пришелъ къ нему по д?лу отца своего молодой мальчикъ турокъ, софта33. Ему было всего пятнадцать л?тъ. Рауфъ-эффенди въ эту минуту былъ голоденъ, и домъ его былъ далеко отъ той канцеляріи, въ которой онъ сид?лъ. Онъ обратился къ другимъ туркамъ, сид?вшимъ съ нимъ, и сказалъ: «Знаете ли, что я бы дорого далъ теперь за простую головку св?жаго луку и за кусокъ хл?ба!»
Не усп?лъ онъ произнести эти слова, какъ маленькій и умный софта Ибрагимъ досталъ изъ кармана своего головку луку и большой кусокъ хл?ба, завернутый въ чистую бумагу; вынулъ ножикъ, разр?залъ лукъ, положилъ его на хл?бъ и съ низкимъ поклономъ поднесъ его Рауфъ-эффенди. Рауфъ-эффенди воскликнулъ: «Вотъ умъ!» приласкалъ Ибрагима, далъ ему денегъ, устроилъ очень скоро д?ло его отца и взялъ его потомъ къ себ?. Отецъ Ибрагима былъ б?денъ, д?тей им?лъ много и сказалъ Рауфу: «Господинъ мой! У меня есть другія д?ти. Ибрагимъ больше не принадлежитъ мн?. Онъ твой. Хочешь им?ть его сыномъ, воля твоя; хочешь им?ть его рабомъ посл?днимъ, и на то твоя воля».
Рауфъ-эффенди скоро сталъ пашою. Мальчикъ подавалъ ему долго чубуки и наргиле и вм?ст? съ т?мъ переписывалъ ему разныя бумаги и письма, прилежно читалъ и учился, исполнялъ всякія порученія. Рауфъ-паша, хотя и держалъ его бол?е какъ сына, ч?мъ какъ слугу, но Ибрагимъ самъ старался служить ему, и когда Рауфъ возвращался усталый домой, Ибрагимъ не позволялъ черному рабу снимать съ него сапоги. «Ты не ум?ешь!» говорилъ онъ, бросался на кол?ни самъ передъ Рауфомъ и снималъ съ покровителя своего сапоги такъ ловко, такъ н?жно дергалъ чулки за носокъ, чтобъ они отстали отъ разгоряченныхъ и усталыхъ подошвъ, такъ хорошо над?валъ туфли, что Рауфъ-паша говорилъ за глаза про него съ наслажденіемъ: «Не видалъ я еще челов?ка, который бы такъ сладко снималъ сапоги, какъ этотъ маленькій Ибрагимъ!»
И наргиле, раскуренный милымъ Ибрагимомъ, и чубукъ, набитый имъ, и кофе, поданный иногда имъ съ умильнымъ взглядомъ и поклономъ, казались для Рауфа-паши слаще, ч?мъ наргиле и чубукъ и кофе, поданные другимъ к?мъ-нибудь, и бумага, написанная Ибрагимомъ, была всегда для Рауфа умн?е и красив?е, ч?мъ бумага, написанная другимъ писаремъ.
Между т?мъ у Рауфа-паши росла единственная дочь. Она была немного моложе Ибрагима. Ростомъ она была высока и стройна; им?ла большіе и красивые глаза, но лицо ея было немножко рябовато. Скоро она уже перешла за т? года, въ которые вообще и христіанки и мусульманскія д?вушки выходятъ замужъ; ей было уже около двадцати л?тъ. Рауфъ-паша былъ богатъ, дочь была единственная, онъ прочилъ ее за
