Ибрагима и не торопился сватать ее.
Однажды паша призвалъ дочь и сказалъ ей: «Пора тебя замужъ отдать». Потомъ онъ повелъ ее въ одну комнату, изъ которой было окошко въ другое жилье, закрытое занав?ской. Онъ поднялъ занав?ску и сказалъ: «Смотри, вотъ теб? мужъ». Въ той комнат?, на диван?, сид?лъ Ибрагимъ и читалъ книгу. Ему тогда было двадцать два года. Онъ былъ очень б?лъ, черноокъ и чернобровъ, но слишкомъ бл?денъ и худъ. Дочь паши, живя съ нимъ въ одномъ дом?, хотя и на разныхъ половинахъ, конечно, не разъ видала его и прежде. Турчанки все видятъ и знаютъ все то, что? имъ нужно или хочется знать. Она отвернулась съ досадой и сказала: «заифъ-деръ» (слишкомъ слабъ, н?женъ или худъ). Паша возразилъ ей на это: «Онъ еще почти дитя. Съ годами пополн?етъ. Ты богата и отецъ твой паша; если я отдамъ тебя за сына паши или бея богатаго, что? будетъ? Богъ одинъ знаетъ. Можетъ быть онъ уважать тебя не станетъ и всякое зло ты отъ него увидишь. Я старъ и умру: кто защититъ тебя? Ибрагима же мы нашего знаемъ, и онъ будетъ в?чныя молитвы Богу возсылать за счастье, которое Онъ въ теб? ему послалъ!»
Дочь согласилась тогда, и такимъ образомъ Ибрагимъ сталъ зятемъ паши, сталъ беемъ. Предсказанія отца сбылись. Ибрагимъ очень пополн?лъ, и такъ какъ ростомъ онъ былъ всегда высокъ, то самолюбивой жен? теперь на наружность его жаловаться нельзя. Она см?ло можетъ любоваться имъ изъ-за р?шетокъ своего окна, когда онъ ?детъ верхомъ по улиц?, окруженный п?шими слугами; и я любовался на него; вскор? посл? прі?зда нашего въ Янину я встр?тилъ его на Кр?постномъ мосту. Лошадь подъ нимъ была сытая и прекрасная, самъ онъ былъ дороденъ и красивъ, бурнусъ на немъ былъ хорошій, изъ тонкаго сукна, съ башлыкомъ и кистями. Лошадь слегка играла подъ нимъ, медленно и гордо выступая. Я позавидовалъ.
Занявъ при тест? своемъ должность «диванъ-эффендиси», Ибрагимъ-бей, къ сожал?нію, сталъ слишкомъ гордъ и заносчивъ. Онъ обращался съ богатыми и почтенными христіанами гораздо суше и надменн?е, ч?мъ простой и опытный паша, его тесть; б?дныхъ нер?дко и билъ своею рукой въ самомъ конак?. Онъ полюбилъ роскошь; держалъ много слугъ и лошадей, купилъ карету, которая по нашимъ горнымъ дорогамъ вовсе не могла про?хать и ее отъ морского берега до Янины, на половину разобранную, несли носильщики на плечахъ за огромную ц?ну. Самъ онъ щеголялъ; двоихъ мальчиковъ своихъ онъ од?валъ въ бурнусы изъ чернаго сукна, расшитые золотомъ: ковры дорогіе заказывалъ, безц?нные коврики, шитые золотомъ по атласу, для праздничной молитвы въ мечетяхъ при парад?; заказывалъ много вещей серебряныхъ, нашей тонкой янинской работы.
Отцу моему (которому все это необходимо было знать для его д?лъ) пріятели скоро объяснили, что Рауфъ-паша самъ взятокъ не беретъ въ руки, но что беретъ ихъ иногда диванъ-эффенди, а иногда тотъ самый Сабри-бей, который такъ пл?нилъ меня своею образованностью. Они д?лятся оба потомъ съ пашою. Ибрагимъ-бей былъ по-восточному очень образованъ и писалъ даже хорошіе турецкіе стихи, но европейскихъ языковъ не зналъ ни онъ, ни паша. Поэтому Сабри-бей былъ имъ обоимъ очень нуженъ; Сабри зналъ хорошо по-французски и по-гречески; почти вс? д?ла иностранныхъ подданныхъ или шли черезъ его руки, или, по крайней м?р?, не обходились безъ его вліянія. Вс? ноты и отношенія консуламъ, которыя часто писались по-французски, сочинялъ Сабри-бей; почти вс? переводы на турецкій языкъ д?лалъ онъ. И сверхъ того, онъ своею уклончивостью и вкрадчивостью достигалъ нер?дко бо?льшаго, ч?мъ зять паши своею гордостью и гн?вомъ. Зять паши на людей простыхъ, нер?дко, какъ я сказалъ ужъ, поднималъ руку въ самомъ канак?; Сабри-бей никогда никого не билъ. Зять паши, кром? митрополита и двухъ или трехъ самыхъ важныхъ старшинъ, никому изъ христіанъ визитовъ не д?лалъ и не платилъ. Сабри-бей знакомился со вс?ми. Въ самыхъ простыхъ р?чахъ и обычныхъ восклицаніяхъ между ними была большая разница; и тотъ и другой въ разговор? обращались нер?дко къ собес?днику со словомъ: «эффендимъ!» (господинъ мой!), но какъ говорилъ одинъ и какъ произносилъ это слово другой!
«Эффендимъ!» говорилъ Сабри-бей, и взглядъ его былъ льстивъ; онъ прикладывалъ руку къ сердцу, онъ улыбаясь какъ будто говорилъ теб?: «О! какъ я счастливъ, что я съ вами знакомъ и могу отъ души назвать васъ «господинъ мой!»
«Будь счастливъ ты, несчастный, говорилъ, казалось, другой, что я такъ благосклоненъ и в?жливъ съ тобою, и помни кр?пко, что только изв?стная вс?мъ моя в?жливость вынуждаетъ меня говорить теб? «господинъ мой!» «Эффендимъ!» эффендимъ! Да! А поза надменная на соф?, взглядъ, движенье руки повелительное, все говорило у Ибрагима: «Я твой эффенди, глупецъ, а не ты, несчастный!»
Сабри-бей былъ принятъ хорошо во вс?хъ консульствахъ; а зять паши ни къ кому изъ консуловъ не ?халъ, претендуя неслыханно, чтобъ они первые его пос?тили. Одинъ только Благовъ, который любилъ турокъ и хот?лъ между ними быть популярнымъ, былъ знакомъ съ Ибрагимомъ. Благовъ, подъ предлогомъ сп?шнаго д?ла, зашелъ однажды самъ, выходя отъ паши, въ канцелярію диванъ-эффенди и посид?лъ тамъ пять минутъ; Ибрагимъ-бей былъ тронутъ этимъ и чрезъ н?сколько дней прі?халъ торжественно въ консульство русское и пробылъ у Благова больше часа.
Сабри-бей былъ пріятель со вс?ми; онъ не пренебрегалъ ни евреями, ни греками, и отъ этого нер?дко получалъ отъ нихъ деньги и подарки тайкомъ отъ паши и его зятя, и, какъ слышно было, въ такомъ случа? уже не д?лился съ ними.
Онъ и съ отцомъ моимъ поступилъ очень в?жливо. Чрезъ два дня, не бол?е, посл? того, какъ отецъ мой былъ у него въ конак?, Сабри-бей пришелъ къ доктору въ домъ и сказалъ отцу, что хотя онъ съ докторомъ и давно знакомъ и любитъ его, какъ прекраснаго челов?ка, но что при этомъ пос?щеніи им?лъ въ виду именно моего отца.
На другой же день посл? этого визита я утромъ увидалъ, что отецъ торгуетъ ковры въ с?няхъ у одной женщины. Онъ купилъ у нея, наконецъ, большой меццовскій коверъ въ семь лиръ турецкихъ, прекрасный, б?лый съ пестрыми восточными узорами.
Потомъ, когда стемн?ло, онъ приказалъ мн? взять носильщика, отнести коверъ, аккуратно его свернувъ и прикрывъ, къ Сабри-бею на домъ и сказать ему такъ:
— Отецъ мой кланяется, бей эффенди мой, вашей всеславности34 и спрашиваетъ о дорогомъ для него вашемъ здоровь?. Онъ слышалъ, что вы хвалите ковры зд?шней меццовской работы, и проситъ васъ принять этотъ коверъ, который былъ у насъ уже давно, но лежалъ сохранно безъ употребленія, и потому онъ какъ новый. Онъ проситъ также извиненія, что скромное приношеніе это не сообразно съ добротою вашей и ц?нности большой не им?етъ. Но отецъ мой желалъ бы, чтобы вы сохранили его на память объ Эпир? и о т?хъ людяхъ, которыхъ вы осчастливили вашею дружбой».
— Понимаешь? — прибавилъ отецъ шопотомъ и тонко взглядывая на меня.
Какъ не понимать. Конечно понимаю я все, какъ сл?дуетъ понимать греку загорскому.
Г. Благовъ посм?ялся бы в?роятно опять надъ нашею реторикой, если бъ онъ слышалъ нашъ разговоръ, но мн? такая возвышенная р?чь отца моего была какъ разъ по душ?. Я и не спросилъ даже, почему и зач?мъ коверъ нарочно купленный былъ названъ давнишнимъ: я сейчасъ понялъ, что гораздо в?жлив?е именно такъ сказать бею, понялъ, какой въ этомъ есть чувствительный отт?нокъ, и посп?шилъ къ Сабри- бею.
Молодой турокъ принялъ меня почти съ восторгомъ, какъ бы младшаго брата.
— Садись, прекрасный юноша, садись!
И ударилъ въ ладоши, чтобы принесли мн? сигары и кофе.
Я всталъ тогда, вел?лъ внести коверъ, самъ ловко раскинулъ его предъ беемъ по полу и началъ было мою р?чь.
«Напрасно говорилъ Несториди, думалъ я про себя въ то же время, что я не хитеръ, не мошенникъ, не купецъ. Вотъ какъ и мудрые люди ошибаются иногда! Ч?мъ я не купецъ? Ч?мъ я не мошенникъ? Я все могу!»
Сабри-бей, увидавъ прекрасный б?лый коверъ нашъ, представился изумленнымъ и спрашивалъ почти съ неудовольствіемъ:
— Что? такое это? Зач?мъ, скажите, такое безпокойство?
Но я продолжалъ р?чь мою твердо и, воодушевляясь, прибавилъ въ нее еще н?сколько моихъ собственныхъ цв?товъ, наприм?ръ: «на память объ Эпир?, котораго жители, съ своей стороны, никогда не забудутъ отеческаго управленія Рауфъ-паши и его благородныхъ помощниковъ!»
Взоръ Сабри-бея становился все пріятн?е и пріятн?е, улыбка радости см?нила на лиц? его выраженіе притворной досады; онъ взялъ меня за руку и сказалъ:
