Бостанджи-Оглу изъ монастыря.
Исаакидесъ тотчасъ напалъ на него.
— Зач?мъ же вы сообщили такія неосновательныя св?д?нія г. Бак?еву по д?лу огородниковъ? Зач?мъ вы пов?рили Куско-бею? Счастье еще, что г. Бак?евъ благоразуменъ и спросилъ св?дущихъ людей.
— И это не помогло, — перебилъ отецъ. — Г. Бак?евъ завтра пошлетъ свой мемуаръ… Онъ такъ сказалъ.
— Н?тъ! н?тъ! — воскликнулъ Исаакидесъ. — Вы, Бостанджи-Оглу, челов?къ молодой, умный, ученый, хорошій. Если вы по молодости увлеклись, надо исправить это д?ло. Надо сд?лать такъ, чтобы мемуаръ уничтожить и чтобы г. Бак?евъ на киръ-Полихроніадеса не сердился. Устройте это, душечка моя, прошу васъ.
Бостанджи-Оглу сильно покрасн?лъ и смутился.
— Я не виноватъ, — сказалъ онъ, — Бак?евъ самъ хот?лъ этого. Онъ говорилъ: «довольно… я уже все понялъ!» Можетъ быть ему хот?лось безъ Благова поскор?й отличиться. Ч?мъ же я виноватъ?..
— Никто васъ винить не будетъ, — отв?чалъ ему Исаакидесъ, — добрый мой, если вы исправите это д?ло. Надо, чтобы г. Бак?евъ уб?дился, что киръ-Полихроніадесъ желалъ добра русскому консульству. Заходите завтра ко мн?; вы такъ долго у насъ не были. И супруга моя спрашивала не разъ: «отчего Бостанджи-Оглу давно не былъ? Онъ такой пріятный и остроумный юноша!» Заходите, мы поговоримъ. Какое варенье сварила моя киріакица! И не говорите!
Съ этими словами Исаакидесъ вошелъ на монастырскій дворъ и мы вс? за нимъ.
Кавассы, взявшись за руки, плясали посреди двора.
Архистратигъ эпирскій, Маноли, кавассъ-баши, прыгалъ высоко, звеня оружіемъ и разв?вая складки пышной фустанеллы. Но онъ не могъ превзойти въ искусств? плясать семидесятил?тняго старика Ставри, который сражался когда-то подъ начальствомъ Караискаки, былъ пятнадцать л?тъ потомъ разбойникомъ въ горахъ и теперь жилъ процентами съ собственнаго капитала и служилъ при консульств? изъ чести и для права носить оружіе. Ставри былъ первый танцоръ въ Янин?.
Г. Бак?евъ, Чувалиди и докторъ лежали на коврахъ и смотр?ли.
Мы присоединились къ нимъ.
Казалось, все такъ было весело и мирно. Сама воинственность арнаутская являлась въ этотъ пріятный мигъ лишь въ св?тломъ вид? красивой и безобидной военной пляски.
Однако конецъ этого дня долженъ былъ помрачиться, и вечернія мои ощущенія были еще хуже утреннихъ, когда я вид?лъ раздоры въ митрополіи, нер?шительность греческаго консула, насм?шки британскаго, свир?пость Бреше и досаду Бак?ева на моего обремененнаго заботами и дорогого отца.
Утро этого дня было пасмурно, полдень ясенъ, а вечеръ…
Когда пляска кончилась, музыкантамъ приказано было отдохнуть.
Чувалиди возобновилъ случайно разговоръ объ Али-паш?.
— Объ этомъ челов?к? можно было бы написать книгу въ высшей степени занимательную и героическую, — сказалъ онъ. — На дн? этого тихаго озера, которое насъ окружаетъ, погребено много челов?ческихъ костей. Недавно еще былъ живъ зд?сь одинъ старикъ, который еще юношей присутствовалъ при гибели прекрасной Евфросиніи. Али-паша зналъ, что сынъ его Мухтаръ любимъ этою красавицей. Онъ и самъ влюбился въ нее страстно и, не над?ясь или стыдясь отбить ее у сына, р?шился въ его отсутствіе утопить ее. Поздно вечеромъ призвалъ онъ христіанскихъ старшинъ и приказалъ немедля привести въ конакъ н?сколькихъ молодыхъ архонтиссъ и въ ихъ числ? Евфросинію. Ослушаніе было невозможно. Старшины пошли по домамъ; при нихъ былъ тотъ юноша, о которомъ я говорилъ; одна изъ несчастныхъ этихъ женщинъ скрылась на чердак? и быть можетъ жива была бы и до сихъ поръ, если бъ этотъ молодой челов?къ (онъ не зналъ даже, съ какою ужасною ц?лью требуетъ ихъ вс?хъ паша), если бъ онъ не отыскалъ ее на чердак?. Уже старикомъ онъ со слезами говорилъ мн?: «О! гр?хъ мой! О! жалость! Зач?мъ я, несмысленный мальчишка, это сд?лалъ тогда? Мн? даже никто нич?мъ и не грозилъ». Евфросинія только что прилегла отдохнуть на диванъ и сказала своей старой няньк?: «няня, я спать что-то хочу!» Тутъ застучали въ ея дверь старшины. Ночь была темная; вс?хъ молодыхъ женщинъ посадили въ лодки и повезли по озеру. Посреди озера люди паши остановились и начали ихъ топить. Тогда Евфросинія сказала своей старой нян?: «Парамана40 моя, мы разстанемся!» — «Н?тъ, н?тъ, мое дитя, мы будемъ вм?ст?», отв?чала старуха и сама кинулась всл?дъ за нею.
Чувалиди разсказывалъ хорошо, кратко, выразительно и съ чувствомъ.
Трагическая исторія эта разсказана была уже подъ вечеръ, на берегу того самаго озера, гд? погибла молодая Евфросинія и ея б?дная няня; она была разсказана такъ близко отъ столба, разс?ченнаго самимъ Али-пашою, такъ близко отъ т?хъ старыхъ досокъ, пробитыхъ пулями, по которымъ текла въ посл?дній разъ кровь безстрашнаго тирана.
Вс? задумались и долго молчали. Г. Бак?евъ вздохнулъ глубоко. Я самъ содрогнулся отъ ужаса, и въ первый разъ по прі?зд? въ Янину голубое это озеро, которое насъ окружало, показалось мн? страшнымъ.
Отецъ мой первый прервалъ молчаніе.
— Сердечная нянька! — сказалъ онъ грустно. — Вотъ любовь!
— Ужасная эпоха! — воскликнулъ г. Бак?евъ.
— Другая эпоха, — сказалъ Чувалиди примирительно, — другая эпоха. Гд? эти времена?
Мало-по-малу по этому поводу завязался горячій споръ о туркахъ. Г. Бак?евъ и патріотъ Исаакидесъ доказывали, что «времена все т? же» и что турки изм?ниться не могутъ; докторъ защищалъ турокъ. Отецъ мой и Чувалиди держались середины. Они находили, что Исаакидесъ преувеличиваетъ пороки мусульманъ, а докторъ возвышаетъ ихъ добрыя качества и умышленно, изъ духа противор?чія грекамъ, умалчиваетъ обо всемъ худомъ, обо всемъ лукавомъ, жестокомъ, грубомъ и безсмысленномъ.
Мы съ Бостанджи-Оглу внимательно слушали старшихъ.
Г. Бак?евъ разсказалъ, какъ въ Трапезунт?, тотчасъ посл? окончанія Восточной войны, мусульмане вообразили, что западныя державы принудили Россію изм?нить свой флагъ. Россія, думали они, для того им?ла прежде красный цв?тъ внизу, чтобы показать, какъ она попираетъ Турцію ногами. Ибо красный цв?тъ на флаг? — цв?тъ турецкій. Съ радостью разсказывали они, что теперь этого бол?е не будетъ, что красный цв?тъ на русскомъ флаг? будетъ теперь наверху, внизу будетъ б?лый. По возвращеніи русскаго консульства въ ихъ городъ они увидали, что красный цв?тъ все попрежнему внизу. «Но это консулъ, — говорили они, — это онъ д?лаетъ самовольно, изъ гордости!» Консула оскорбить они боялись, но нашли случай выразить досаду свою иначе. Пришелъ въ Трапезунтъ купеческій корабль подъ русскимъ флагомъ. И на немъ красный цв?тъ былъ внизу. Тогда н?сколько турецкихъ солдатъ (и кажется съ разр?шенія офицера) с?ли въ лодку и по?хали на этотъ корабль; они нашли въ немъ мало людей и прибили ихъ; капитанъ и другіе матросы были на берегу. На возвратномъ пути турки встр?тились съ лодкой капитана. Тутъ же на вод? произошла схватка; турки одол?ли матросовъ, побросали полуживыхъ въ воду, и самъ капитанъ, съ переломленною ногой, едва не утонулъ. Подосп?ли на помощь другія лодки; матросовъ избитыхъ и несчастнаго капитана спасли, а турки посп?шили у?хать.
— Что? жъ сд?лалъ русскій консулъ? — тревожно и посп?шно спросилъ Исаакидесъ.
— Разум?ется онъ принялъ строгія м?ры, — отв?чалъ г. Бак?евъ. — Паша не осм?лился медлить удовлетвореніемъ. Всю роту солдатъ привели на консульскій дворъ; при чиновник? Порты вывели виновныхъ и во глав? ихъ сообщника ихъ офицера, разд?ли и били палками. Паша предоставилъ количество ударовъ на волю консула. Консулъ смотр?лъ изъ открытаго окна. Офицеру первому дали, — не помню нав?рное, — по крайней м?р?, пятьдесятъ, если не сто ударовъ. Потомъ били двухъ-трехъ солдатъ слаб?е, остальныхъ консулъ простилъ.
— А, браво, браво! — закричалъ Исаакидесъ, — Такъ ихъ надо! Такъ ихъ сл?дуетъ учить. Дай Богъ консулу этому долгой жизни и здоровья… Пусть живетъ долго и счастливый ему часъ во всемъ!.. Браво ему, браво!..
— Это подтверждаетъ, однако, мою мысль, — сказалъ Чувалиди спокойно. — Фанатизмъ въ простомъ народ? и у людей отсталыхъ есть, но правительство турецкое подобныхъ вещей терп?ть не нам?рено и, мало-по-малу, достигнетъ до того, что мы съ турками станемъ жить недурно.
Отецъ посл? этого разсказалъ г. Бак?еву подробно свою собственную исторію съ нанятымъ убійцей Мыстикъ-агою въ Добрудж? и прибавилъ:
