самъ Ибрагимъ. — Вы, кажется, другъ со вс?ми консулами… Чего эти люди отъ насъ хотятъ? Скажите откровенно.
Отецъ отв?чалъ ему на это такъ:
— Я, эффенди мой, слишкомъ неважный челов?къ, чтобъ им?ть в?съ въ глазахъ дипломатовъ. Я им?лъ счастіе заслужить только личную благосклонность гг. Благова и Бак?ева и еще съ г. Леси знакомъ давно, потому что онъ уже н?сколько л?тъ нанимаетъ у меня домъ.
— Прекрасный домъ! — воскликнулъ Ибрагимъ. — И г. Леси нашъ другъ и почтенный челов?къ. Скажите мн?, что? хочетъ отъ насъ г. Бак?евъ, который съ вами друженъ? Умный ли онъ челов?къ или н?тъ?.. Умный челов?къ долженъ различить злобу отъ ошибки. Ошибся чаушъ, и его накажутъ.
Въ эту минуту занав?сь на дверяхъ внезапно поднялась, и въ дверяхъ предсталъ г. Бреше, бл?дный, въ сапогахъ со шпорами и съ большимъ бичомъ въ рук?.
Отецъ говорилъ, что и его самого, и Сабри-бея подняла вдругъ съ дивана нев?домая сила.
Гордый Ибрагимъ поднялся медленн?е ихъ и сд?лалъ было н?сколько шаговъ навстр?чу, не теряя достоинства. Но г. Бреше, звеня шпорами, подошелъ къ нему и сказалъ, махая ему предъ лицомъ бичомъ своимъ.
— Эффенди мой! Вы славитесь вашими интригами противъ консуловъ. Сов?тую вамъ быть осторожн?е и не раздражать меня. Если паша не пришлетъ черезъ часъ полковника извниться къ г. Бак?еву, вы будете им?ть д?ло со мной… Вы, а не кто другой.
Отецъ поскор?е вышелъ. Онъ боялся, чтобы турки не возненавид?ли его за то, что онъ былъ свид?телемъ такой унизительной для нихъ сцены.
Все это, конечно, онъ тотчасъ же передалъ г. Бак?еву, который былъ очень радъ. Отецъ объяснилъ ему, что слово, сказанное имъ мимоходомъ сладкому, но самолюбивому портному Кака?чіо, принесло плоды. Онъ должно быть передалъ г. Бреше, что турки не очень испугались его угрозъ.
Черезъ часъ, д?йствительно, послышался опять конскій топотъ. Это былъ полковникъ въ сопровожденіи Сабри-бея.
Ув?ряю тебя, что мн? стало жалко этого турка отъ всей души! Онъ мн? показался добрымъ челов?комъ; высокій, толстый, пожилой уже, тихій. Онъ медленно и опустивъ глаза поднялся мимо вс?хъ насъ на л?стницу. Мы, конечно, посп?шили тоже наверхъ, и Бостанджи-Оглу показалъ мн? внутреннее окошко въ ст?н?, изъ котораго была видна вся большая зала Благова.
Г. Бак?евъ уже усп?лъ с?сть величественно, какъ паша, на диван?. Онъ едва приподнялся съ него, принимая Сабри-бея и б?днаго полковника.
Толстый турокъ подошелъ къ нему, по-моему, съ большимъ достоинствомъ, не улыбаясь и не унижаясь, но, приложивъ руку къ сердцу, сказалъ печально и серьезно:
— Pardon, консулосъ-бей, pardon!..
Г. Бак?евъ тогда попросилъ ихъ обоихъ с?сть, и Сабри-бей началъ по-французски длинную и цв?тистую р?чь о трактатахъ и о взаимной дружб? государствъ.
Полковникъ молчалъ.
Сабри-бей прибавилъ подъ конецъ вставая:
— Что касается до чауша, то онъ будетъ лишенъ должности и пробудетъ въ тюрьм? столько, сколько вы желаете, г. консулъ. Это приказаніе его превосходительства Рауфъ-паши…
Г. Бак?евъ отв?чалъ на это:
— Мое желаніе, чтобъ этого челов?ка простили. Проступокъ лица столь ничтожнаго не можетъ унизить
Такимъ образомъ старанія отца способствовали тому, что русское консульство флага не спустило, что честь его была удовлетворена чрезъ м?ру, что б?дный чаушъ былъ спасенъ и что досада и ненависть турокъ за событія этого дня обратились опять-таки больше на Бреше и Францію, ч?мъ на Бак?ева и Россію.
Репутація отца была составлена въ глазахъ Бак?ева; Чувалиди, кром? того, говорилъ ему потомъ, что и турки его хвалятъ. Они говорятъ: «б?дный Полихроніадесъ сов?товалъ намъ утушить скор?е. Онъ предвид?лъ и зналъ, что Бреше оскорбитъ и пашу и диванъ-эффендиса Ибрагимъ-бея! Хорошій челов?къ! Прямой челов?къ Полихроніадесъ».
Вечеромъ отецъ радовался всему этому и сказалъ мн?:
— Это все за доброе д?ло, которое я хот?лъ сд?лать этой б?дной турчанк?, меня благословилъ Богъ въ этотъ день. Я пошелъ больше для нея, а выигралъ и для себя. Учись этому, сынъ мой. Добро у Господа Бога не пропадетъ никогда!
Черезъ три дня посл? этого пришла намъ изъ Тульчи ужасная в?сть. Домъ нашъ тульчинскій сгор?лъ. Дядя писалъ отцу, что вещи усп?ли почти вс? спасти, но отъ зданія осталась только одна ст?на. Онъ писалъ также, что посл? этого несчастія Петраки-бей сталъ опять настойчив?е и даже, встр?чаясь съ нимъ въ кофейняхъ или на базар?, говоритъ ему: «Когда же вашъ эллинскій консулъ посадитъ васъ въ турецкую тюрьму за Полихроніадеса? Пора бы! У него теперь сгор?лъ домъ, который я все сбирался конфисковать. Остается одна надежда на ваши деньги!» «Отв?тилъ бы я ему на это, — писалъ дядя: — но если говорить правду, то надо обвинять и правительство; а я, ты знаешь, оскорблять теперь турокъ не могу, ибо сбираюсь купить землю для магазиновъ на берегу Дуная и хочу попробовать паровую мельницу построить. Турки же готовы все для меня сд?лать, если я самъ перейду въ турецкое подданство. «Намъ такихъ образованныхъ людей нужно!» сказалъ мн? самъ паша. Что? мн? д?лать, разсуди ты самъ? Одна надежда на твой прі?здъ. Новый греческій консулъ нашъ личный мн? врагъ, ибо я не хот?лъ подписаться на томъ прошеніи, которое многіе изъ тульчинскихъ грековъ нашихъ подали на его предм?стника. Челов?къ онъ ничтожный и мстительный; а главное — жена его очень зла. На позоръ и всеобщій нашъ срамъ, вообрази себ?, г. консулъ послалъ людей съ кавассомъ своимъ и музыкой выкапывать мачту съ греческимъ флагомъ, которая стояла у дома его предм?стника для того, чтобы перенести ее къ себ? въ домъ, желая оскорбить его! Удалилъ прежняго драгомана и писца, которые были люди очень полезные, и даже одного б?днаго турка, который служилъ консульству в?рно уже н?сколько л?тъ. За что? же? За то, что б?дный Гуссейнъ пошелъ не спросясь провожать на пристань своего прежняго господина! Жаль старика Гуссейна; семейный челов?къ, заслуженный, раненый! Изъ этой черты ты легко себ? представишь, что? за консула прислало намъ наше
Отецъ такъ долго плакалъ, читая это письмо, что докторъ Коэвино, опасаясь за его больные глаза, послалъ за л?карствомъ.
И докторъ, и Гайдуша въ эту тяжелую минуту показали и отцу и мн? очень много доброты. Докторъ серьезно придумывалъ, что? бы такое посов?товать отцу и гд? бы достать ему денегъ на по?здку. Гайдуша радушно прислуживала отцу, приносила ему л?карство, ободряла его и, видя мое сокрушеніе о б?дномъ отц? и о разстройств? д?лъ нашихъ, говорила мн? ласково:
— Мужайся, мужайся, б?дный Одиссей!.. Мужемъ будь, мальчикъ мой хорошій… Богъ великъ, помни!
И начинала мн? разсказывать о другихъ людяхъ, какъ страдалъ тотъ или другой и какъ они опять поправились.
— Благодарю васъ, кира Гайдуша, — говорилъ я ей, — что вы насъ такъ ут?шаете.
И в?рь, мн? всякій разъ становилосъ легче отъ ея словъ… Какъ огонь или жел?зо раскаленное была эта отчаянная женщина! Взглядъ ея, слова, — все у нея было кр?пкое, быстрое, жгучее!..
Докторъ тоже выражалъ свое состраданіе не одними словами: онъ од?лся (конечно все-таки франтомъ и вовсе не сп?ша) и пошелъ самъ отыскать Чувалиди, чтобы тотъ далъ отцу какой-нибудь хорошій, практическій сов?тъ. Чувалиди тотчасъ же пришелъ и успокоилъ отца. Они долго говорили одни и шопотомъ; я входилъ и выходилъ; отъ меня они какъ будто не скрывались, но я могъ разслышать только отрывки ихъ р?чей. Поздн?е мн? отецъ подробно разсказалъ, о чемъ у нихъ шла секретная эта бес?да. Она шла все о т?хъ же изв?стныхъ теб? д?лахъ: о процесс? отца съ Петраки Стояновичемъ, о перевод? на имя отца векселей Шерифъ-бея, племянника благороднаго Абдурраимъ-эффенди, о сов?т?, который давалъ
