н?тъ; а во-вторыхъ надо полагать, что турки, за малыми исключеніями, боятся сближаться дружески съ иностранцами; они боятся своего начальства, боятся доносовъ, стыдятся своего незнанія европейскихъ обычаевъ, боятся проговориться… Кади тульчинскій, какъ и вс? другіе кади и моллы, знаетъ, что они на м?ст? долго не остаются. Что? ему любезность консула, когда Петраки-бей ему взятку дастъ? Онъ сп?шитъ нажиться. Положеніе этихъ людей тоже не легкое. Люди они семейные, привыкли им?ть по н?скольку женъ. А тутъ пере?зды съ м?ста на м?сто. Правительство само разорено и въ платежахъ не всегда аккуратно; это не то, что? Россія или Англія, гд? общество стоитъ на прочныхъ основахъ. Жизнь турецкихъ судей и чиновниковъ въ этихъ отношеніяхъ тяжка, страданія турокъ теперь быть можетъ нер?дко глубже нашихъ, но ими никто не интересуется. Что? кому за д?ло до б?дности и разоренія турецкихъ семействъ, до ихъ домашнихъ горестей?.. Войди ты въ жилище кади, ты увидишь опрятность, н?которое изящество, потребность даже роскоши… Какъ же удовлетворить этому? На любезности консуловъ шелковыхъ шубокъ на рысьемъ м?ху тремъ женамъ не сошьешь, черкешенку имъ въ помощницы не купишь. Чубуки съ янтарями и серебряныя чашечки для кофе не заведешь! А Петраки-бей даетъ и на шубку, и на чубукъ, даже на черкешенку… Онъ самъ отыщетъ ему даже эту черкешенку! И турки, мой другъ, люди, и у нихъ есть душа, желанія, нужды и горести! Что? жъ д?лать! Вотъ теб? и уголовный судъ. Быть драгоманомъ русскимъ? это д?ло другое. Достигни этого, и тогда Исаакидесъ дастъ теб?, по крайней м?р?, 200 лиръ золотыхъ, теперь же. Положимъ, д?ло его не совс?мъ чисто; есть подозр?ніе, что н?которыя расписки украдены имъ у бея. Но теб? что? до этого за д?ло? Ты этого знать не обязанъ. И много ли д?лъ въ торговомъ суд? такихъ, чтобъ одинъ былъ чисть, а другой вовсе нечистъ? Мн?, какъ предс?дателю тиджарета, тоже н?тъ до этого д?ла. Я, конечно, насколько позволяетъ мн? законъ, буду защищать бея, ибо консулы завели обычай и въ правомъ, и въ неправомъ д?л? защищать своихъ подданныхъ. На насъ, турецкихъ чиновникахъ, поэтому лежитъ прямая обязанность сколько возможно отстаивать права турецкихъ подданныхъ противъ иностранныхъ. Консулы хвастаются другъ передъ другомъ количествомъ процессовъ, которые они выиграли неправдой. Турція — это для нихъ арена самоуправства и молодечества и больше ничего. Ты знаешь, что д?лаютъ французскіе консулы? Или лучше сказать, чего только они не д?лаютъ? Итакъ мн? д?ла н?тъ до вашихъ сд?локъ съ Исаакидесомъ; будучи судьей, я свид?телемъ быть не могу. Тебя я люблю и вижу твое горе. Возьми деньги съ Исаакидеса, переведи тяжбу съ Шерифъ-беемъ на себя и будь покоенъ. Если Исаакидесъ впосл?дствіи проиграетъ д?ло — ты т?хъ денегъ не потеряешь, которыя возьмешь съ него въ задатокъ теперь. Не выиграешь лишь той части, которую выдалъ бы теб? Исаакидесъ при взысканіи съ бея всего. Что касается до Петраки-бея, то въ соглашеніе съ нимъ не входи и ничего ему не уступай и не плати теперь. Достань себ? м?сто русскаго драгомана, возьми 200 лиръ съ Исаакидеса, возьми отпускъ и по?зжай скор?й въ Тульчу. Я теб? дамъ письмо къ одному жиду, банкиру въ Константинопол?, которому, я знаю, много долженъ тульчинскій теперешній паша. Онъ приметъ тебя хорошо, и съ рекомендаціей этого жида ты иди къ паш? см?ло. Онъ будетъ на твоей сторон?, сколько есть силъ. Вотъ теб? еще сов?тъ. Въ сношеніе съ Петраки не входи, а если будетъ очень трудно, дай Марко-бею, его брату, предс?дателю тиджарета, хорошую взятку. Это все-таки облегченіе.
Когда Чувалиди это сказалъ, отецъ мой говорилъ, что онъ вскочилъ отъ изумленія на диван?.
— Какъ брату родному противъ брата дать взятку? Но в?дь они не въ ссор?, и вс? д?ла у нихъ вм?ст??
А Чувалиди, сказывалъ отецъ, какъ демонъ улыбался и смотр?лъ на него…
— Дай взятку Марко-бею, — повторилъ онъ, — не очень большую; лиръ тридцать, сорокъ, не самъ, а черезъ кого-нибудь, для того чтобы дали теб? честное слово хоть годъ одинъ тебя не трогать и дать теб? поправиться. Надо поставить и себя на ихъ м?сто. Они не въ ссор? между собой, ты говоришь? Т?мъ лучше. Они посов?туются между собою по-братски. Жить у нихъ есть ч?мъ, слава Богу. Зач?мъ же имъ сп?шить? Какая выгода? «Вотъ, скажутъ они про тебя, дуракъ, еще платитъ сверхъ того, что? мы съ него посл? возьмемъ!» Подумаютъ и о томъ, что ты русскій драгоманъ теперь и что теперь съ тобой трудн?е бороться. А ты дай взятку, братья под?лятся быть можетъ, ты же отдохни и прі?зжай сюда назадъ. Все легче такъ, ч?мъ итти на соглашеніе; за что? же? Меньше 500 лиръ они не возьмутъ.
Такими р?чами этотъ хитрецъ нашъ загорскій оживилъ, воскресилъ отца.
Отецъ обнималъ его, а Чувалиди былъ самъ очень тронутъ и говорилъ: «Что? жъ д?лать, другъ! св?тъ такой!»
Теперь затрудненіе главное было за г. Бак?евымъ. Отецъ попросилъ было доктора итти къ нему и помириться для его пользы. Но докторъ затопалъ, закричалъ: «Н?тъ, никогда, никогда! Бак?евъ слишкомъ ничтоженъ, чтобы я могъ предъ нимъ смириться. Это не Благовъ! Н?тъ! Никогда».
Что? было д?лать? Пошелъ отецъ самъ къ Исаакидесу, и съ Бак?евымъ все тотчасъ же устроилось. Къ счастію Исаакидесъ не зналъ ничего еще ни о томъ, что домъ нашъ въ Тульч? сгор?лъ, ни о томъ, что отецъ самъ сбирается на Дунай. Конечно, отецъ ничего ему не сказалъ; иначе онъ далъ бы меньше. Теперь, считая отца въ самомъ хорошемъ положеніи, онъ съ радостію согласился дать ему 200 лиръ тотчасъ же, какъ только увидитъ, что Бак?евъ сообщилъ въ Порту бумагу о назначеніи отца драгоманомъ русскимъ. Исаакидесъ сказалъ: «Я самъ пойду просить объ этомъ г. Бак?ева». И тотчасъ же пошелъ, предлагая отцу подождать его въ кофейн?. Бак?евъ согласился; но затрудненіе вышло неожиданное изъ Порты.
Паша отв?тилъ на бумагу Бак?ева, что Порта Полихроніадеса эллинскимъ подданнымъ признать не можетъ, и потому, какъ турецкому подданному, Полихроніадесу необходимо вытребовать особый фирманъ изъ Константинополя для признанія его драгоманомъ.
Опятъ мученье и хлопоты.
Тутъ и мн? пришлось б?гать по разнымъ м?стамъ, потому что дождь полился проливной и отцу моему Коэвино запретилъ выходить н?сколько дней, чтобы не испортить глаза на дорогу.
Я внимательно выслушивалъ приказанія отца и исполнялъ ихъ съ величайшею точностью… Я вид?лъ, что отецъ былъ доволенъ мною.
Трудно было. Бак?евъ сердился на пашу; и это отчасти сд?лало намъ пользу, потому что онъ горяч?е взялся отъ досады за д?ло. Онъ говорилъ: «Я покажу паш?, что? я значу».
Исаакидесъ сов?товалъ, напротивъ, не горячиться; онъ находилъ, что можно ужъ и не слишкомъ сп?шить.
«Напишите въ Константинополь», говорилъ онъ Бак?еву.
А намъ нужно было, напротивъ того, именно сп?шить… Признаться Бак?еву о пожар?? Быть можетъ онъ Исаакидесу скажетъ. Просить: «не говорите?» «Почему?» Подозр?нія будутъ, недов?ріе. Просили Чувалиди хлопотать въ Порт?; но онъ отказался р?шительно и сказалъ: «Н?тъ, этого я не могу». Но сов?тъ опять хорошій далъ, чтобы г. Бак?евъ, по крайней м?р?, выхлопоталъ у паши такого рода согласіе: обозначить отца въ бумаг? отъ консульства просто загорскимъ уроженцемъ, не упоминая о подданств?. Исаакидесъ опять уговорилъ Бак?ева. Бак?евъ написалъ новую бумагу и частнымъ образомъ послалъ предложить паш?, чтобы старая была возвращена и сочтена, какъ говорится по международному праву, «nulle et non avenue». Паша колебался. Мы не знали, что? д?лать.
Можно было бы доктору пойти къ Абдурраимъ-эффенди и просить его ходатайствовать черезъ друзей въ Порт?. Но отецъ находилъ, что это уже слишкомъ подло и жестоко д?йствовать по этому д?лу черезъ дядю, когда ц?ль вс?хъ хлопотъ есть переводъ на имя наше тяжбы Исаакидеса съ Шерифъ-беемъ, который ему зам?нялъ сына и который его очень любилъ. «Н?тъ у меня на это сердца», говорилъ отецъ. И противъ доктора было стыдно.
Разъ утромъ встали; я сталъ говорить съ Гайдушей объ этихъ затрудненіяхъ (конечно не обо всемъ; о д?л? Исаакидеса и Шерифъ-бея я тогда почти и не зналъ ничего, а только о пожар? и о драгоманат?, который намъ былъ бы полезенъ). Гайдуша сказала:
— Не бойся, Богъ великъ. Скажи-ка еще разъ поясн?е, чего хочетъ отецъ?
Я сказалъ съ точностью о греческомъ и турецкомъ подданств?, и фирман?, и колебаніяхъ паши.
Гайдуша сейчасъ же пошла въ гаремъ Ибрагимъ-бея, зятя паши. Тамъ служила по найму одна арабка, старая пріятельница Гайдуши. Она прежде была рабою другого хозяина, уб?жала отъ него, нуждалась, боялась наказанія, и Гайдуша долго скрывала ее у доктора въ дом?, кормила и свела потомъ во французское консульство, гд? ее приняли подъ защиту и освободили вовсе изъ рабства.
— Я все сд?лаю, — сказала Гайдуша уходя.
Черезъ два-три часа она возвратилась изъ гарема съ тріумфомъ. Дочь паши взялась попроситъ мужа о признаніи отца драгоманомъ безъ обозначенія подданства въ бумаг?.
