Вс? страданія отца и вс? заботы его о тяжбахъ, о нуждахъ, о торговл? нашего дома не могли, однако, заставить его на мигъ забыть о моемъ устройств? въ Янин?, то-есть о такомъ устройств?, которое могло бы быть и надежно и безвредно для моей нравственности.
О дом? г. Благова отецъ въ первые дни запретилъ и думать. Образъ жизни въ русскомъ консульств? казался ему слишкомъ открытымъ и шумнымъ для той ученической и трудовой жизни, которой и долженъ былъ (да и самъ хот?лъ отъ всего сердца) предаться.
О самомъ Благов? отзывался хорошо не одинъ только Коэвино, но очень многіе.
Люди говорили, что политики его еще нельзя было ясно понять въ теченіе какихъ-нибудь четырехъ м?сяцевъ его службы въ Эпир?. Зам?чали вс?, однако, что онъ сразу ум?лъ очень понравиться паш?, и вотъ по какому, можетъ быть и ничтожному, поводу.
Г. Благовъ очень любитъ простой народъ. «Онъ, кажется, демократъ» (такъ говорили наши греки; но они ошибались).
Разъ было гулянье за городомъ. Народу было много. Благовъ пришелъ туда съ Бак?евымъ, съ Коэвино, съ Бостанджи-Оглу и н?сколькими другими гостями; съ двумя кавассами, со слугами, разод?тыми по праздничному, въ золотыя куртки и фустанеллы чистыя какъ сн?гъ; съ коврами разноцв?тными, съ чаемъ, русскимъ самоваромъ, фруктами и виномъ; самъ расфранченный по-русски въ бархаты и выпустивъ красную шелковую рубашку поверхъ шальваръ. Вел?лъ разостлать ковры въ т?ни; послалъ за музыкой, выбралъ лучшихъ юношей изъ толпы, чтобъ они плясали около него албанскія пляски. Молодцы пили вино, п?ли и плясали во здравіе консула; г. Благовъ пилъ свой чай и кофе съ друзьями на коврахъ. Пришелъ старикъ Хаджи-Сулейманъ (тотъ самый дервишъ съ алебардой, который меня напугалъ); Благовъ посадилъ его съ собой на коверъ, угощалъ его чаемъ и далъ ему св?жую розу подсунуть на виск? подъ колпакъ.
Народъ весь, и христіане, и турки, и евреи, вс? радовались на благородное консульское веселье. Составила вся толпа широкій, преширокій кругъ; передніе пос?ли на землю, чтобы заднимъ не м?шать смотр?ть, и полиція турецкая сид?ла тутъ же и веселилась.
Говорятъ, что это было прекрасно!
Про?халъ тоже по дорог? около этого м?ста г. Бреше съ женой; оба верхами. Заптіе тотчасъ же въ испуг? повскакали; встали и христіане н?которые; но г. Благовъ сказалъ громко своимъ кавасамъ:
— Скажите имъ, чтобъ они сид?ли смирно и веселились, когда я тутъ.
Такъ злой французъ и про?халъ мимо, зам?ченный только на минуту. Хот?лъ, кажется, и австрійскій консулъ, б?дный, показаться народу. Вышелъ толстякъ съ женой и шестью д?тьми своими. Такъ они и прошли, никто на нихъ и не взглянулъ даже. Только одна старуха сказала: «Вотъ какъ эту франкису, католичку эту, благословилъ Богъ! сколько д?тей! А у твоей дочери ни одного н?тъ».
Все такъ было мирно и весело. Немного было испортилось д?ло на минуту, но г. Благовъ и то поправилъ сейчасъ же. Одинъ пожилой грекъ, который долго жилъ въ Египт? и ум?лъ танцовать по-арабски, закричалъ изъ круга дервишу Хаджи-Сулейману, не хочетъ ли онъ вм?ст? проплясать.
Хаджи-Сулейманъ былъ родомъ феллахъ. Онъ согласился и сталъ съ греками плясать. Разб?гались они и сб?гались по-арабски долго; потомъ грекъ, желая, по глупости своей, надъ стол?тнимъ дервишемъ позабавиться, толкнулъ его; тотъ ему отв?тилъ, и началась борьба. Грекъ былъ роста большого, силенъ и л?тъ не старше пятидесяти; онъ шутилъ, но дервишъ сердился и начиналъ уже драться кр?пко, видя, что не можетъ одол?ть грека. Г. Благовъ тотчасъ же понялъ, что такого рода игры не удобны предъ толпою разнов?рною, разнородною. Когда грекъ повалилъ дервиша, Благовъ закричалъ ему по-гречески: «брось его, дуракъ; чему ты обрадовался? Что поборолъ стол?тняго старца! Попался бы ты ему л?тъ двадцать тому назадъ, онъ показалъ бы теб?, каковъ онъ былъ прежде!»
Грекъ нашъ вскочилъ и скрылся въ толпу; а Хаджи-Сулейманъ важно возвратился къ благородному обществу на ковры и с?лъ около консула.
Турки хвалили доброе сердце г. Благова, а греческіе архонты хвалили его умъ. «Могли бы отъ неосторожности ссора и скандалъ великій выйти. Наши греки, египетскіе работники, головор?зы великіе; и турокъ было довольно много на гулянь?. Умный челов?къ г. Благовъ!»
Молодцы христіане, которые плясали на гулянь?, пришли посл? въ консульство и тамъ праздновали до полуночи, пили, плясали опять на двор? и п?ли разныя п?сни. Одинъ изъ нихъ бросилъ вверхъ пустой стаканъ выше дома, и стаканъ не разбился.
Тогда вс? молодцы закричали: «Zito! Да здравствуетъ Россія! Кр?пка она! Zito!»
Г. Благовъ вышелъ на балконъ, посм?ялся съ ними и отпустилъ ихъ говоря: «Смотрите, не буяньте, а то попадетесь туркамъ». И легъ спать. Только что онъ легъ, вдругъ въ двери консульства стучатъ. Что? такое? Матери молодцовъ пришли и плачутъ, что ихъ сыновей турки въ тюрьму заперли. Г. Благовъ успокоилъ этихъ женщинъ и самъ поутру вставъ по?халъ къ паш?.
— Мн? очень жаль, — сказалъ онъ ему, — что въ самомъ начал? нашего знакомства уже случаются непріятности.
Разсказалъ, какъ у него народъ п?лъ на двор? и какъ заперли молодцовъ.
— Зд?шній эпирскій простой народъ, и мусульмане и греки, вс? драчуны и буяны, я ихъ знаю, — сказалъ ему паша см?ясь. — Они любятъ всякія исторіи. Эти шалуны были безъ фонаря и кричали на улиц?. Когда заптіе ихъ остановили, они выругались, и часть ихъ ушла, а двое попались. Они бранили полицію.
На это Благовъ отв?чалъ:
— Я не им?ю офиціальнаго права защищать турецкихъ подданныхъ и в?рю, что эти мальчишки виноваты сами; но знаете что?? Хорошо ли для васъ самихъ, для турецкой власти, чтобы народъ говорилъ: «Не за то, что мы бранились насъ заперли, а за то, что мы именно у русскаго консула веселились. Намъ и веселиться съ единов?рцами нельзя!»
— Это я и самъ понимаю и хочу забыть это д?ло въ угоду вамъ, — сказалъ паша. Онъ позвалъ офицера и вел?лъ ихъ выпустить.
Съ этой минуты паша и Благовъ сошлись.
Паша хвалилъ его и за тактъ, съ которымъ онъ не далъ разыграться страстямъ при себ? на гулянь? (ибо, конечно, онъ узналъ все объ исторіи съ дервишемъ), и за то, что онъ такъ добродушно угощаетъ этого юродиваго дервиша, не д?лаетъ различія между своими едінов?рцами и турками, за то, наконецъ, что онъ такъ деликатно и тонко выхлопоталъ прощеніе молодымъ пов?самъ нашимъ.
Вс? говорили, что старый паша съ т?хъ поръ уже очень полюбилъ г. Благова и что онъ предпочитаетъ его вс?мъ остальнымъ консуламъ. Самъ онъ бываетъ у него р?дко, боясь возбудить зависть другихъ агентовъ, къ которымъ у него н?тъ и охоты даже ?здить часто; но онъ ужасно радъ, когда Благовъ приходитъ къ нему; вскакиваетъ, сп?шитъ къ нему навстр?чу съ крикомъ: «Милости просимъ, милости просимъ!» угощаетъ его турецкими пирожками, сов?туется съ нимъ насчетъ своихъ археологическихъ занятій и съ удовольствіемъ д?лаетъ ему
Чувалиди, который, несмотря на всю свою важность и медленность, ум?лъ иногда очень хорошо передразнивать людей, презабавно представлялъ, какъ паша хвалилъ
Надо было вид?ть, какъ ум?лъ Чувалиди, сидя на диван?, подражать ему, какъ у него, удивительно быстро м?нялись лицо и голосъ.
Про Корбетъ де-Леси, наприм?ръ, Рауфъ-паша говорилъ снисходительно и сострадательно:
— Эи-адамъ! Хорошій челов?къ!
Про Киркориди, эллина, сухо и равнодушно: «эи-адамъ».
Про австрійскаго консула серьезно и значительно:
— Эи-адамъ. Очень хорошій челов?къ; уступчивый, сговорчивый, вчера онъ мн? сд?лалъ большую уступку.
Про г. Бреше съ досадой и безпокойствомъ:
— Эи-адамъ! Хорошій челов?къ. Что? будемъ д?лать! Франція очень сильная держава!
Но когда р?чь заходила о Благов?, Рауфъ-паша восклицалъ съ восторгомъ:
— А! Благовъ, прекрасный молодой челов?къ! Прекрасный! Пріятный молодой челов?къ, откровенный,
