удержалъ Ставри и отв?чалъ ему:
— Это ты правъ, киръ-Ставри. Но, знаешь самъ, выпить съ друзьями не гр?хъ… И Псалмоп?вецъ сказалъ: «Вино веселитъ сердце челов?ческое, и хл?бъ сердце челов?ческое укр?питъ…»
Ставри, наконецъ, вырвался у меня, а я взошелъ шумно на дворъ, нап?вая одну насм?шливую п?сенку про янинскую д?вицу, которая когда-то съ раннихъ л?тъ, «проклятая», постриглась въ монахини и хот?ла жить свято, «въ ряс? и съ четками», у церкви св. Марины, а потомъ выходила навстр?чу юношамъ и говорила: «Прекрасный юноша! приди въ мою келью, мы будемъ тамъ одни, и я лежу тамъ, завернувшись въ рясу, какъ св?жій сыръ въ полотн?».
Никогда я не позволялъ себ? п?ть громко на двор? у отца Арсенія и т?мъ бол?е такія свободныя п?сни. Я прошелъ прямо на кухню и не зам?тилъ, что отецъ Арсеній сл?дитъ за мной изъ открытаго окна. Въ кухн? я началъ разсуждать громко и шутить со старою параманой.
Взялся помогать ей, все расп?вая громко «о молодой черниц?», и началъ укорять ее въ томъ, что женщина она и хорошая, но не ум?етъ д?лать такъ вкусно иныя кушанья, какъ д?лаетъ моя мать…
Парамана см?ялась и уговаривала меня не кричать…
— Возьми лучше отнеси вс? эти тарелки наверхъ, — сказала она.
Я взялъ пять-шесть тарелокъ въ об? руки и, стоя посреди кухни, зап?лъ героическую п?сню:
Въ эту минуту въ кухню вошелъ отецъ Арсеній, посмотр?лъ на меня съ минуту пристально, подошелъ и далъ мн? сильную пощечину, не говоря ни слова.
Я усп?лъ только воскликнуть «за что?!» и уронилъ вс? тарелки, которыя и разбились въ дребезги.
Посл? этого мн? сд?лалось дурно, я упалъ на кровать и заснулъ кр?пкимъ сномъ до самой ночи.
Поздно проснулся я, больной, усталый, огорченный, хот?лъ выйти на св?жій воздухъ, но дверь моя была заперта снаружи на ключъ. Я понялъ, что отецъ Арсеній хочетъ наказать меня, покорился и, отворивъ окно, долго сид?лъ у него, прохлаждая себ? голову… Я не въ силахъ былъ ни разсуждать, ни плакать и только все шепталъ: «Маменька моя! маменька, что? они со мной сд?лали! Маменька моя милая, что? они сд?лали съ б?дною моею головкой!»
На другой день отецъ Арсеній взялся уже и за ув?щаніе и долго говорилъ мн?:
— Шутовство, шутовство!.. Развратъ, развратъ!..
Я поклонился ему въ ноги, прося пастырскаго прощенія, и въ умиленій души моей, поколебавшись немного, разсказалъ ему и о Вьен?, и о поб?г? моемъ. Увидавъ мое раскаяніе, старикъ обрадовался и смягчился, началъ см?яться и хвалить меня за то, что я ушелъ.
— А то бы я теб? шесть м?сяцевъ св. тайнъ не далъ пріобщаться, — прибавилъ онъ.
Однако, хотя сердечно онъ мн? все тотчасъ же простилъ и пожал?лъ меня, но, прибавивъ, что по писанію «тотъ отецъ сына не любитъ, который его не наказываетъ», вел?лъ мн? три м?сяца по шести земныхъ поклоновъ утромъ и вечеромъ класть за увлеченія мои; съ захожденіемъ солнца приказалъ каждый вечеръ впередъ быть дома и отъ Аристида, разбойника и мерзавца, удаляться какъ можно бол?е.
— И отъ Джемиля, старче? — спросилъ я покорно.
— И отъ него тоже, — сказалъ отецъ Арсеній. — Что? за дружба у христіанскаго юноши со врагомъ своей в?ры и націи! Они же и сквернъ всякихъ полны… И что? ты выиграешь отъ этой дружбы?.. Когда бы еще какой сынъ паши или великаго бея онъ былъ. Интересъ бы былъ. А какой ты интересъ отъ Джемиля получишь?..
Я поклонился еще разъ священнику въ ноги, р?шился повиноваться ему и ц?лую нед?лю изб?галъ даже встр?чи съ Аристидомъ вн? школы и къ Джемилю не ходилъ. Я зам?тилъ, что посл? этого и самые уроки, которые я выучивалъ и при прогулкахъ съ ними все-таки не дурно, гораздо больше стали меня занимать, когда все мое вниманіе устремилось на нихъ одни, и всл?дъ за горькимъ раскаяніемъ на умиленную душу мою сошла н?кая несказанно спокойная и сладкая благодать.
Я все вздыхалъ, но пріятно и ут?шительно, молился весело, учился прилежно и бодро и благословлялъ старика за его ко мн? строгость.
Аристидъ и Джемиль, соскучившись безъ меня, пришли ко мн? сами, но едва только они ступили на дворъ св. Марины, какъ отецъ Арсеній вышелъ съ палкой и началъ бить ею кр?пко Аристида. Аристидъ, какъ ни былъ дерзокъ и силенъ, но не осм?лился поднять руку на стараго іерея и бороться съ нимъ, а только приговаривая: «Что? ты, старче! Что? ты съ ума сошелъ!..» уклонялся отъ его ударовъ и б?жалъ со двора.
Онъ, впрочемъ, не казался ни разсерженнымъ, ни испуганнымъ и, уб?гая со двора, даже громко см?ялся, а за калиткой закричалъ: «
Я сначала см?ялся надъ б?гствомъ моихъ пріятелей и надъ тріумфомъ отца Арсенія, который возвратился ко мн? сіяющій отъ радости и твердилъ со см?хомъ: «Вотъ я какъ! Вотъ я ихъ какъ!..».
Но потомъ, подумавъ, я сталъ очень опасаться, чтобъ Аристидъ и Джемиль гд?-нибудь меня не побили или, по крайней м?р?, словами бы не оскорбили на базар? или гд?-нибудь еще при людяхъ не вздумали бы и мн? кричать: «юхга?! юхга?!»
III.
Однако ни ув?щанія и угрозы отца Арсенія, ни изгнаніе Аристида и Джемиля со двора св. Марины, ни даже собственное мое столь искреннее покаяніе не могли бы, в?роятно, под?йствовать на меня такъ, какъ под?йствовало одно ужасное зр?лище… Оно надолго отвратило меня отъ сообщества Аристида и Джемиля. Особенно отъ молодыхъ турчатъ я поклялся съ т?хъ поръ удаляться и долго б?галъ отъ нихъ, какъ отъ страшной проказы.
Это было въ одинъ праздничный день. Я только что вышелъ посл? литургіи съ нашего церковнаго двора и сталъ смотр?ть туда и сюда, раздумывая, куда бы лучше пойти и, по правд? сказать, очень желалъ встр?тить какъ-нибудь нечаянно Аристида… Какъ вдругъ я увидалъ, что по ближней улиц? кучками-кучками сп?шитъ куда-то народъ…
Наши греки и куцо-влахи, албанцы, евреи и турки, турчанки въ зеленыхъ одеждахъ своихъ, д?ти и даже иные взрослые б?жали и прыгали по камнямъ, стараясь обогнать другихъ. Въ толп? стоялъ гулъ отъ голосовъ.
Я самъ поб?жалъ туда, и не усп?лъ перейти нашу улицу, какъ почувствовалъ, что меня кто-то нагналъ и тронулъ сзади рукой. Я оглянулся и увидалъ Аристида…
Я очень обрадовался ему, и онъ, сверкая глазами, воскликнулъ:
— Идемъ, идемъ скор?е, челов?ка убивать будутъ. Турка будутъ р?зать…
— Какъ р?зать? Что? такое?
Аристидъ разсказалъ мн? посп?шно, что это д?ло не очень новое и началось еще до моего прі?зда изъ Загоръ. Два молодыхъ турка, почти такіе же юноши, какъ мы съ нимъ, м?сяцевъ пять тому назадъ поспорили и побранились между собой. Одинъ изъ нихъ ударилъ другого въ лицо; обиженный хот?лъ постращать его карманнымъ ножомъ, но тотъ сд?лалъ неосторожное движеніе, и ножъ вошелъ ему весь въ животъ. Судили ихъ по шаріату, и родные убитаго выкупа не взяли, а потребовали по старому закону «кровь за кровь». Аристидъ говорилъ еще, что отецъ убитаго — лавочникъ, который на базар? продаетъ чернильницы, подсв?чники и другія подобнаго рода вещи; отецъ же убійцы — писецъ хорошій. Онъ уже все узналъ и разв?далъ. Онъ даже зналъ, что убійцу зовутъ Саидъ, а убитаго звали Мустафа.
Мы скоро доб?жали до конца города и увидали, что на пол? за предм?стьемъ Канлы-Чешме? столпилось уже множество народа. Другіе догоняли насъ.
Съ Аристидомъ пробиться впередъ было недолго. Мы пробились, и я увидалъ… Ахъ! н?тъ, никогда въ жизни я не забуду этого.
