Одиссей Полихроніадесъ

требователенъ, какъ и вс? другія его чувства и страсти! Итти къ Бак?еву? Врагъ… Къ Бостанджи-Оглу? Глупъ; не понимаетъ его, доктора, не ц?нитъ… глупъ! Къ Бреше? Необразованъ; грубъ. Къ австрійцу? Добрый поваръ. Къ греку? Медленъ, остороженъ. Скажетъ: подождите еще немного. Куда? Прямо въ Порту? Стыдно, неудобно! И вотъ нашелъ наконецъ. Пришелъ ко мн? взволнованный и бл?дный; прямо ко мн? въ комнату; заперся со мною и шопотомъ, почти со слезами на глазахъ и обнимая кр?пко и ц?луя, разсказалъ все, какъ взрослому другу:

— Ты сынъ русскаго драгомана, мое сокровище… Тебя Сабри-бей, этотъ милый мой Сабри-бей, такъ хвалилъ. Иди, мое сокровище, къ нему сейчасъ, только къ Сабри-бею… И скажи ему вотъ какъ: вашъ другъ Коэвино страдаетъ отъ этой мегеры! Пом?шайте ей сд?лать это д?ло… Записки писать, понимаешь, я не желалъ бы… И объ Арванитаки не говори ни слова… А только о мегер? и объ убійц?.

Я не в?рилъ, что въ силахъ буду что-нибудь сд?лать. Но р?шился и пошелъ охотно.

Мегера была уже и сама въ Порт? и прыгала, хромая и сверкая взорами, по большимъ с?нямъ съ прошеніемъ въ рукахъ. Сабри-бей, выслушавъ меня, много см?ялся и сказалъ: «Б?дный докторъ!» Потомъ пошелъ одинъ къ Ибрагиму; потомъ кликнули меня туда же, и Ибрагимъ, улыбаясь, заставилъ меня повторить все. Я повторилъ все, смиренно и почтительно стоя у ст?ны. Потомъ кликнули Гайдушу, и беи начали ее серьезно допрашивать:

— Ты можетъ замужъ за этого наказаннаго челов?ка желаешь? — сказалъ Сабри-бей.

— Это воля Божья, — отв?чала Гайдуша.

— Н?тъ, — сказалъ Ибрагимъ важно, — ты должна говорить зд?сь всю правду. За искренность твою будетъ теб? и награда. Хот?ла бы за него замужъ? Говори, баба, когда теб? приказываютъ…

— Какая же д?вушка не хочетъ замужъ… — отв?чала Гайдуша улыбаясь.

— Ты говоришь… д?вушка? А? Никакъ ты сказала: д?вушка?.. — насм?шливо присовокупилъ Сабри.

— Незамужняя то-есть женщина, — отв?чала ловкая Гайдуша очень весело, принимая эти шутки за добрый признакъ благосклонности къ ея д?лу. (На меня она взглянула войдя, но в?рно ей и въ голову не пришло, что я по этому же д?лу зд?сь!)

— Какъ же ты хочешь освободить этого злод?я и простить ему и стать его женою, когда у тебя и теперь на лиц? видны сл?ды его зв?рства?

— Богъ велитъ прощать обиды, бей мой.

— Прекрасно. А б?днаго доктора какъ же ты оставишь, кто же будетъ смотр?ть за нимъ? — спросилъ Ибрагимъ.

— Брить его? — сказалъ Сабри.

— Разв? онъ худо съ тобой обращается?

— Н?тъ, — отв?чала Гайдуша. — Дай Богъ ему здоровья и долгол?тія… Онъ взялъ меня въ служанки сиротой и мужичкою меццовской; я дочь носильщика простого. А онъ изъ меня теперь челов?ка сд?лалъ, который все понимаетъ, и умъ мой развилъ даже, бей эффенди мой. Но докторъ челов?къ большой, им?етъ связи, отношенія, званіе прекрасное, а я желаю устроить тоже мою судьбу и освободить этого челов?ка, который уже довольно былъ за меня правительствомъ наказанъ.

Турки помолчали, и потомъ Ибрагимъ, принявъ опять серьезный видъ, сказалъ спокойно:

— Этого нельзя… Иди по-добру по-здорову. Вонъ!

Гайдуша побл?дн?ла, но сказала твердо:

— Прошу васъ, бей эффенди мой, отдать это прошеніе мое самому паш? господину нашему.

Ибрагимъ бросилъ ей назадъ прошеніе и отв?чалъ:

— Несчастная! Иди вонъ! Не ты наказала разбойника, а девлетъ (государство). Не твоей морд?, которую онъ разр?залъ, ц?на, а нуженъ порядокъ въ город?. Слышишь?

— Бей эффенди мой… — осм?лилась еще сказать Гайдуша.

Но Ибрагимъ привсталъ немного съ дивана, и Гайдуша выскочила въ дверь какъ молнія.

Беи захохотали громко, и я засм?ялся, но слегка и вс?мъ видомъ моимъ показывая, что я никогда не позволю себ? забыть, въ какомъ высокомъ м?ст? недостойный, пребываю въ этотъ мигъ.

Я поблагодарилъ обоихъ беевъ, низко поклонился имъ и вьшелъ очень довольный, конечно, собой и первымъ ходатайствомъ своимъ въ Порт?. «Вотъ, что? значитъ т?нь отца моего и русскій флагъ!.. И я, мальчикъ, сд?лалъ д?ло, благодаря тому, что этотъ флагъ и эта т?нь меня ос?няютъ…»

Но и эта радость моя была очень непродолжительна. За воротами конака меня встр?тила фурія. Я не ожидалъ никакъ ее тутъ увидать и, не принимая никакого участія въ сцен? ея съ беями, я думалъ, что и она не обратила на меня вниманія.

Едва только вышелъ я со двора на улицу, какъ Гайдуша внезапно кинулась на меня и закричала такъ, что прохожіе остановились.

— Это ты, bastardo, это ты, зм?я подкрался уязвить меня… Проклятый!.. Вы все съ отцомъ своимъ, загорская деревенщина, путаетесь во все. Подожди, подожди! Почерн?ешь и ты скоро, три раза проклятый, чтобы тебя взялъ Харонъ скор?е отъ лица земли… Подождите!.. И отецъ твой осл?пнетъ, я теб? говорю, я!.. И ты, bastardo, ни въ чемъ усп?ха не будешь им?ть… И матери твоей глупой пусть Богъ никогда гр?ховъ ея не проститъ… А! Чтобы вы вс? никогда не спаслись ни въ этомъ св?т?, ни въ будущемъ…

— Стой, стой, кира-Гайдуша, за что? ты насъ проклинаешь! — воскликнулъ я въ ужас?, и точно вся внутренность моя содрогнулась отъ этихъ искреннихъ и пламенныхъ проклятій… У этой женщины было столько энергіи и въ дух?, и въ р?чахъ, и въ движеніяхъ, и во взор?!

— За что?? за что??.. Смотрите на этого невиннаго и б?днаго мальчика! Подожди… лопнутъ у отца твоего больные его глаза, лопнутъ… И что? вы такое? Что? вы? Разв? вы изъ настоящей архонтской городской семьи? Разв? въ васъ какое-нибудь особое благородство есть? Какая-нибудь фантазія? Образованность? Деликатные вы люди что ли?.. Знаешь ли, что у меня, дуракъ ты, больше ума, ч?мъ у всей вашей семьи!..

Я не зналъ, куда укрыться отъ стыда и ужаса; жиды, которыми полонъ этотъ кварталъ, обступили насъ и см?ялись. На счастье мое одинъ изъ турецкихъ солдатъ, находившихся поблизости, обратилъ вниманіе на вопли Гайдуши, подошелъ и, обратясь къ ней, спокойно спросилъ ее:

— Зач?мъ ты зд?сь, блудница, такъ громко кричишь?.. Зд?сь конакъ паши близко.

— Конакъ паши?.. — вспыхнувъ еще больше въ лиц?, повторила изступленная женщина. (Должно быть она гор?ла желаніемъ и пашу оскорбить въ этотъ мигъ, но удержалась.)

— А если къ паш? б?дныхъ людей добрые люди не пускаютъ?..

— А не пускаютъ, значитъ не надо; должно итти домой, — сказалъ ей спокойно старый солдатъ, взялъ ее за плечи, повернулъ, толкнувъ хорошенько въ спину, и хладнокровно промолвилъ:

— Гидъ, роспу?! (маршъ, блудница!) Однимъ мановеніемъ руки разогналъ жидовъ и сказалъ мн? строго: — И ты, малый, иди домой.

Я признаюсь, гр?шный челов?къ, благословилъ въ эту минуту и власть султана, и беевъ, и солдата! Я съ радостью вручилъ бы старому воину пять-десять піастровъ бакшишу; но я говорилъ уже теб?, что мать моя р?дко позволяла отцу давать мн? деньги; она, ты это знаешь, все боялась, чтобъ я не пошелъ куда-нибудь… туда, куда, по ея мн?нію, уже давно в?роятно влекли меня мой высокій ростъ, мои восемнадцать л?тъ и розы воздержной и здоровой юности, которыя все больше и больше расцв?тали на моихъ щекахъ. Однако я нашелъ въ карман? два піастра, подошелъ тихонько къ солдату, сказалъ почтительно и робко: «Ага мой, я васъ благодарю!» и положилъ ему деньги въ руку. Солдатъ сурово взглянулъ на меня, на деньги, приложилъ руку къ груди и удалился молча.

«Добрый воинъ, — подумалъ я, — ничего худого мн? не сд?лалъ и отъ в?дьмы б?шеной спасъ! Дай Богъ ему жить и спастися! Н?тъ, хорошіе люди эти турки, что? говорить!»

Я посп?шилъ обрадовать и ут?шить доктора. Онъ побился безъ служанки дня два, а на третій Гайдуша снова пришла къ нему, и они надолго помирились. Онъ кричалъ ей: «А-а! ты поняла теперь мою силу въ Порт?! Поняла? Постигла?»

Со мной съ т?хъ поръ онъ навсегда пересталъ обращаться важно и небрежно, а все ласкалъ и обнималъ и звалъ: «сокровище мое!» Незадолго до этой исторіи я пришелъ къ нему просить немного денегъ взаймы на табакъ; онъ все переспрашивалъ у меня: «На табакъ? на табакъ?» и досталъ очень медленно и далъ немного, съ недовольнымъ выраженіемъ лица. А посл? этого д?ла онъ самъ, встр?чая меня, тотчасъ