митрополію черезъ базаръ вести днемъ?.. Базаръ — не огороды… Буря и погибель моя! что? д?лать? Мн? бы только до мощей св. Георгія Янинскаго довести ее. И тамъ бы я ее въ надежд? на помощь мученика оставилъ…
Пуще всего попъ Ко?ста не хот?лъ, чтобы митрополитъ зналъ объ его участіи: не зная о немъ, онъ охотн?е защитилъ бы турчанку. Вс? предлагали свои сов?ты. Отецъ Арсеній говорилъ: «пусть парамана ее отведетъ»; парамана говорила: «пусть одна дойдетъ; разв? не ходятъ турчанки? Больше нашего по улицамъ гуляютъ; а я боюсь. Можетъ быть турки теперь ужъ узнали, что она съ попомъ куда-то уб?жала, и ищутъ ее»… Турчанка говорила ей: «Радость ты моя! Что? мн? д?лать?.. Теперь я боюсь одна итти… Разорвутъ меня турки!»
— Не разорвутъ! Зач?мъ рвать! — сказалъ насм?шливо попъ Ко?ста. — А лучше вотъ что? я скажу… — И, взглянувъ на меня, онъ спросилъ: — Это кто такой этотъ молодчикъ?
Отецъ Арсеній сказалъ ему, кто я. Тогда попъ Ко?ста обратился ко мн? и сказалъ:
— Я теб?, молодецъ, скажу такое мое слово: сд?лай ты душеспасительное д?ло. До вечера ждать нельзя; надо сп?шить, пока митрополитъ еще въ конак? у паши. Переод?немъ ее въ платье параманы; черный платокъ большой ей на голову накинемъ; и ты веди ее во имя Божіе и во славу Его!.. А мы сл?домъ за вами съ отцомъ Арсеніемъ.
Прошу тебя, суди самъ, до какой степени должно было такое порученіе казаться мн? страшнымъ и какъ я содрогнулся, услышавъ такія слова.
— Учитель! — сказалъ я, чувствуя, что ноги у меня слаб?ютъ, — учитель… Я еще малъ для такихъ д?лъ.
Попъ Ко?ста см?рилъ меня съ ногъ до головы (я былъ почти одного роста съ нимъ), и глаза его засверкали злобно.
— Правда, что ты малъ! — И потомъ, топнувъ ногою, воскликнулъ съ отчаяніемъ: — Говорить намъ теперь много, христіане вы мои, некогда!
У отца Арсенія глаза тоже блистали, и онъ сказалъ мн?:
— Иди, иди, Одиссей. Я теб? говорю, иди… Это великое д?ло — спасти душу и вырвать ее изъ рукъ врага… Иди, я теб? говорю, и не бойся… Христосъ и Всесвятая доведутъ тебя въ ц?лости до митрополіи… Никто ее въ этой одежд? не узнаетъ, и на тебя меньше обратятъ вниманія, ч?мъ на насъ, поповъ. Идетъ малый съ матерью — и только.
Священники были, разум?ется, правы, и время было дорого. Я р?шился итти, восклицая мысленно: «О Боже! подкр?пи меня… Я не Аристидъ… въ груди моей не жел?зо и въ ногахъ не сталь вложена… Доведи меня только живого съ этою б?дною женщиной до митрополіи черезъ этотъ многолюдный базаръ, гд? сидятъ и ходятъ такіе бородатые и длинноусые агаряне, враги Твои, Христе Боже мой, и я клянусь, что какъ только немного разбогат?ю, то сд?лаю серебряную ручку на икону Матери Твоей въ нашемъ загорскомъ параклис?
— Идемъ! — сказалъ я бодро турчанк?, когда она переод?лась и покрылась большою черною шалью, какъ греческая вдова.
Я часто зам?чалъ и поздн?е, что посл? усердной молитвы мой умъ св?тл?лъ и я становился умн?е и находчив?е. Выходя изъ дверей св. Марины, я вм?сто того, чтобы вести Назли (такъ ее звали) прямо въ митрополію, довелъ ее посп?шно до воротъ русскаго консульства (оно было несравненно ближе отъ насъ), и кинулся въ нихъ озираясь. Назли молча вб?жала за мною.
Посреди большого двора стоялъ передъ Бостанджи-Оглу Маноли, подпершись руками, и говорилъ ему:
— Н?тъ! Несчастный Бостанджи-Оглу… Этого не будетъ, что? ты желаешь… чтобъ я шагалъ впереди передъ тобой, какъ передъ консуломъ, или вице-консуломъ54, или передъ первымъ драгоманомъ ихъ… Я всегда буду ходить съ тобой рядомъ, до т?хъ поръ, пока самъ господинъ Благовъ не прикажетъ мн?… Потому что до учености твоей мн? н?тъ д?ла, и ты челов?къ не важный, и не великій и даже довольно низкій, я теб? скажу, и обкрадываешь господина Благова…
— Гд? ты вид?лъ, что я краду, оселъ! — воскликнулъ Бостанджи-Оглу.
— Нужда мн? вид?ть большая! — сказалъ Маноли насм?шливо.
Я кинулся къ Маноли и сказалъ ему съ энтузіазмомъ:
— Киръ-Маноли, золотой мой, надо скор?е свести эту женщину въ митрополію… Она потурчена и хочетъ возвратиться на лоно церкви… Ты знаешь, я еще малъ для такихъ д?лъ… И я пойду съ вами неподалеку… Только надо вамъ вести ее… Вы челов?къ воинственный и вооруженный, а я что? могу?
Бостанджи-Оглу тогда вм?шался и сказалъ сердито:
— Хорошо ты говоришь, что ты малъ еще. Зач?мъ теб?-то въ политическія д?ла впутываться? Я не могу отпустить Маноли. Господина Бак?ева н?тъ дома теперь, и безъ спроса его кавассы не должны м?шаться въ подобныя д?ла.
— Хорошъ и ты, — сказалъ ему на это спокойно старый Ставри. — Успокойся. А ты, молодецъ, скажи, какое это д?ло.
Но я сказалъ, что говорить некогда, что посл? все узнаютъ, что меня отецъ Арсеній прислалъ; Назли говорила то же самое и умоляла. Тогда Ставри сказалъ:
— Такъ мы даже оба пойдемъ; но не такъ, какъ ты, Одиссей мой, говоришь. Ты иди съ ней впередъ, чтобы было не такъ зам?тно и чтобы не говорили безъ нужды про консульство, а если что? случится, мы съ Маноли будемъ близко!..
— Браво! — воскликнулъ Маноли, расправилъ усы, поднялъ плечи и пошелъ быстро къ воротамъ.
Мы съ Назли за нимъ; за нами Ставри.
— Куда? куда? Вы съ ума сошли, — кричалъ мн? всл?дъ оскорбленный Бостанджи-Оглу. — Куда? Вы потеряли оба голову! Вы меня, драгомана, не слушаете, а слушаете пустого мальчишку.
И онъ махалъ своимъ зонтикомъ и руками; но мы вс? сп?шили молча черезъ широкій дворъ.
— Ана?ема вамъ вс?мъ! Чтобы вамъ до митрополіи вс?мъ дуракамъ не дойти, — сказалъ, наконецъ, въ изступленіи «московскій яуды» и успокоился.
Дорогой я шелъ нарочно не сп?ша и постоянно ободряя себя мыслью, что въ двадцати какихъ-нибудь шагахъ за мной сл?дятъ два такихъ испытанныхъ помощника съ ятаганами и усами, «съ жел?зомъ въ груди и со сталью въ ногахъ», не чувствовалъ уже такой боязни, какъ прежде. А когда мы съ Назли взошли подъ старую крышу темнаго базара и зашум?ли вокругъ меня люди въ т?снот?, я какъ опьян?лый шелъ впередъ и ничего уже не помнилъ… Одну секунду только я ужаснулся. Уже поворачивая къ митрополіи, увидалъ я передъ собою внезапно страшнаго дервиша Хаджи-Сулеймана съ с?кирой въ рукахъ:
— Га! га! — закричалъ онъ такъ зв?рски, что вс? прохожіе остановились: — Га! га! Рогачъ, негодяй, куда ты б?жишь?
Назли также въ страх? остановилась и закрыла еще больше лицо платкомъ. У меня подломились ноги, но я вспомнилъ, однако, что это, в?роятно, обычная ласка юродиваго и что онъ узналъ меня, вспомнилъ, какъ я подавалъ ему варенье и кофе у доктора, и радовался встр?ч?… Что? было д?лать? Онъ все стоялъ и кричалъ сердито:
— Рогоносецъ! Гранитель мостовой ты этакій… Съ женщинами б?гаешь… Га! га!.. Ана?ема… На, ц?луй мою руку…
Купцы въ лавкахъ хохотали; я, наконецъ, приложился къ рук?, которую онъ мн? протягивалъ, и хот?лъ итти.
Каждый мигъ намъ былъ дорогъ… Кавассовъ я потерялъ изъ виду въ толп?… Дервишъ, какъ только я поц?ловалъ его руку, утихъ и хот?лъ итти, но вдругъ (о! ужасъ вспомнить) обратился къ Назли и сказалъ ей:
— Ты мать ему, в?рно? Я твоего мужа знаю, зач?мъ ты черное носишь?..
Я сказалъ:
— Мать, мать… Мы сп?шимъ, Хаджи, очень сп?шимъ… (А между т?мъ челов?къ десять любопытныхъ уже окружили насъ.)
Въ эту минуту раздался голосъ Ставри:
— Айда, айда! Впередъ, Одиссей… Айда! Хаджи, не м?шай…
И мы прошли благополучно и эту подводную скалу, о которую чуть-чуть было не разбилось все мое мужество. Ворота митрополіи были близко; но мы долго еще слышали брань Хаджи-Сулеймана; теперь онъ,
