И, накинувъ платокъ, тотчасъ ушла. Не прошло и получаса, какъ моя комната была полна людей. Отецъ Арсеній сид?лъ около моего изголовья и твердилъ: «За Христа, святую в?ру ты понесъ это, за Христа»… И см?ялся, и веселился, и бороду свою знаменитую гладилъ. Маноли стоялъ, опершись на саблю, и, приподнимая усы, бранилъ турокъ и называлъ ихъ «необразованные зв?ри». Парамана вздыхала, пригорюнившись у моихъ ногъ; скоро и докторъ Коэвино взошелъ, сверкая глазами и никому не кланяясь и ни на кого не глядя, весь преданный наук? и дружб? ко мн?, склонился надо мной заботливо и ощупалъ мой пульсъ.
Бостанджи-Оглу и тотъ пришелъ, и тотъ былъ внимателенъ и повторялъ: «Видите, видите! Не перер?зать ли надо всю эту агарянскую сволочь?»
Сос?ди н?которые пришли; даже д?ти чужія наб?жали въ отворенныя двери, потому что внучата отца Арсенія изв?стили ихъ о томъ, что турки «убили нашего Одиссея».
Наконецъ и самъ господинъ Бак?евъ показался въ дверяхъ; вс? встали и разступились передъ нимъ. Отецъ Арсеній сп?шилъ очистить ему м?сто около меня; онъ первый поклонился доктору и спросилъ его, опасны ли побои для моего здоровья… Коэвино сказалъ, что они ничуть не опасны, но что если хотятъ дать д?лу законный ходъ, то лучше послать за другимъ докторомъ, который состоитъ на турецкой служб?, чтобъ онъ освид?тельствовалъ меня скор?е, пока вс? знаки св?жи…
Господинъ Бак?евъ тотчасъ же послалъ за этимъ докторомъ, а самъ началъ разспрашивать меня о томъ, какъ было д?ло. Кто были эти турки, я не зналъ, но другіе по описанію моему сейчасъ догадались.
Такимъ образомъ
Еще ни разу прежде въ жизни моей я не ощутилъ такъ живо, какъ въ эти дни, для меня столь незабвенные, ту глубокую связь, которая объединяла вс?хъ насъ, православныхъ, и грековъ, и русскихъ, въ общемъ нравственномъ интерес?…
Я не говорю о заботахъ доброй параманы, которыя были даже излишни, ибо, кром? сильной боли въ ушибленныхъ м?стахъ, у меня не было никакой бол?зни; не говорю объ отц? Арсеніи; онъ считалъ особымъ долгомъ обо мн? пещись. Н?тъ, я говорю обо вс?хъ другихъ людяхъ… Коэвино пос?щалъ меня каждый день, несмотря на то, что рисковалъ безпрестанно встр?тить у меня людей, которыхъ онъ считалъ теперь ненавистными себ? врагами, Бак?ева и самого Исаакидеса… Да! Исаакидесъ вм?шался въ это… И, какъ это бываетъ нер?дко въ жизни, именно въ т?хъ людяхъ, которые мн? меньше вс?хъ нравились, я вид?лъ въ этомъ случа? наибольшее рвеніе. Исаакидесъ и Бостанджи-Оглу, одинъ изъ
Г. Бак?евъ, хотя и пос?тилъ меня, но видимо ему такихъ
Однако на сл?дующій же день прислалъ за мной Бостанджи-Оглу, чтобы меня вести въ
Затрудненіе было въ томъ, признаютъ ли турки право русскаго консульства защищать меня. Отецъ мой, какъ помнишь в?роятно, им?лъ греческій паспортъ и требовалъ отъ турокъ, чтобъ они признали его подданнымъ Эллинскаго свободнаго королевства. Теперь онъ былъ сд?ланъ русскимъ драгоманомъ, такъ что у насъ было дв? законныя иноземныя защиты; но я рожденъ былъ имъ еще въ турецкомъ подданств?, и онъ, какъ и многіе другіе христіане Востока, не прочь былъ им?ть въ родств? своемъ и въ семь? своей людей
Итакъ слабый и неспособный г. Бак?евъ колебался… Онъ, по обычаю своему, не над?ясь на себя одного, пошелъ ко вс?мъ западнымъ консульствамъ изв?щать и сов?товаться. Онъ пришелъ къ Леси, разсказалъ ему о Назли и обо мн? и спросилъ, что? онъ думаетъ… (Бостанджи-Оглу былъ съ нимъ, и онъ обо всемъ разсказывалъ посл?; говорили и другіе люди.)
Леси долго смотр?лъ въ потолокъ, улыбался и наконецъ тонко сказалъ:
— Я провожу черту глубокаго различія между д?ломъ турчанки Назли, о которомъ меня давно уже изв?стили, и д?ломъ молодого Полихроніадеса, о которомъ вы мн? даете первыя св?д?нія. Я твердо уб?жденъ, что д?ло Назли относится къ области янинскаго митрополита, и консульство касательно подобнаго прозелитизма должно пребыть лишъ въ наблюдательной позиціи, руководствуясь ув?ренностью что в?роиспов?данія въ Оттоманской Имперіи стараніями союзныхъ державъ Запада уже давно объявлены свободными. Это по д?лу Назли. Переходя же къ д?лу молодого Полихроніадеса, котораго вы, какъ я вижу, предпочитаете называть
Г. Бак?евъ пошелъ къ Бреше. Бреше выслушалъ его и сказалъ:
— C’est votre affaire… Apres tout cela m’est indifferent. Mais monsieur de Lecy est un peu fatiguant, pour ne pas dire autre chose…
— Что? бы сд?лали вы, если бъ это былъ сынъ вашего драгомана?
Бреше тогда сказалъ:
— Я? Конечно, я бы послалъ его въ Порту отъ себя самого. И если бы мне не дали сейчасъ удовлетворенія, то я бы сталъ затрудняться только вопросомъ: кому изъ турокъ надавать пощечинъ, предс?дателю сл?дственной коммиссіи или Ибрагимъ-бею, который давно уже раздражаетъ мн? нервы… или, наконецъ, сд?лать сцену самому старому колпаку, паше этому.
— Современны ли и законны ли такія средства? — попробовалъ было колко сказать Бак?евъ.
На это Бреше, величаво поднявшись съ дивана, воскликнулъ:
— Monsieur, все то современно, что? поддерживаетъ величіе Франціи, передовой націи во всемъ челов?честв?.
Что? сказалъ добрый и толстый поваръ съ Австрійскаго Ллойда?
— Il povero ragazzo! Il est bien gentil? le pauvre enfant? avec sa robe de chambre turque (опять турецкій халатикъ! Опять саванъ турецкій! Опять печать отверженія… Боже! Когда же вернется отецъ мой и дастъ мн? денегъ на европейское платье, на одежду прогресса и моды благородныхъ людей!). Надо, надо взять м?ры… Хотя съ этими турками очень трудно; они ужасно хитры… И свид?телей, зам?тьте, никакихъ не было при этомъ несчастіи.
Нашъ эллинъ Киркориди былъ полезн?е вс?хъ ихъ. Онъ самъ посп?шилъ притти къ Бак?еву и сказалъ ему:
— Естъ тутъ одно обстоятельство важн?е всего. Между нами будь сказано, вашъ писецъ Бостанджи- Оглу, челов?къ знающій прекрасно языки и очень хорошій, очень хорошій юноша, но… онъ не очень опытенъ, неопытенъ, больше ничего. У васъ пока н?тъ хорошаго драгомана. Если вы хотите непрем?нно защищать Одиссея, то я предложу вамъ моего старика (это былъ отецъ Аристида); а если не хотите, скажите, я самъ возьмусь за эту защиту, такъ какъ этотъ Одиссей все-таки сынъ эллинскаго подданнаго, и,