Одиссей Полихроніадесъ

Мехмедъ и не Мустафа — онъ Василій».

Трудно было такого каймакама уб?дить, чтобъ онъ не препятствовалъ всячески вознесенію на высокую колокольню христіанскаго колокола въ город? и чтобъ онъ согласился дать туркамъ новый поводъ называть его «Василіемъ» и интриговать противъ него.

Наши архонты сомн?вались въ усп?х?, улыбались и говорили: «Похвалимъ, похвалимъ Благова, превознесемъ и прославимъ имя его, если его начинанія эти будутъ усп?шны».

И вс? мы скор?е желали узнать, что? тамъ было. Я какъ влюбленный, какъ очарованный бродилъ около русскаго консульства, и не проходило дня, чтобъ я не заходилъ къ Бостанджи-Оглу или къ кавассамъ узнать: «Когда будетъ консулъ? Не прі?халъ ли онъ?»

Я все помнилъ слова Благова, сказанныя имъ въ Загорахъ: «Мы повеселимъ тебя въ Янин?, Одиссей!» И еще, — хотя сердечное озлобленіе мое противъ сеиса и софты, которые меня прибили, и противъ начальства турецкаго, которое не наказало ихъ, уже почти прошло, но все-таки самолюбію моему было бы очень пріятно, если бы, придя поутру въ училище, я могъ тамъ сказать при вс?хъ: «Слышали вы, какъ вчера отмстилъ русскій консулъ туркамъ за безчестье, нанесенное сыну его драгомана?»

Въ одинъ изъ такихъ дней ожиданія я сказалъ архистратигу Маноли:

— Господинъ Маноли, мой добрый, исполните мою просьбу: сведите меня наверхъ во внутренніе покои господина Благова. Я никогда еще ихъ не видалъ и сгораю желаніемъ вид?ть, потому что вс? говорятъ, что тамъ царствуетъ роскошь и красота.

Маноли отв?чалъ мн? въ дух? благосклонности:

— Ты справедливо говоришь, мой Одиссей, что у насъ наверху царствуетъ роскошь и красота. И я съ величайшимъ удовольствіемъ отопру теб? все.

Я обрадовался, и онъ тотчасъ же повелъ меня.

Я можетъ быть забылъ сказать теб?, что прекрасный этотъ конакъ60, въ которомъ пом?щалось русское консульство, принадлежалъ именно тому самому Шерифъ-бею, племяннику Абдурраима-эффенди, съ которымъ Исаакидесъ им?лъ не совс?мъ чистую тяжбу, къ несчастію переведенную имъ (какъ ты конечно не забылъ) на имя отца въ очень тяжелую для насъ минуту.

Шерифъ-бей построилъ этотъ конакъ для себя недавно. Онъ былъ новымъ зданіемъ, но въ старинномъ вкус?. Бей думалъ женившись самъ поселиться въ немъ; но когда и его д?ла, и д?ла его дяди стали приходить въ разстройство и сумма долговъ уже грозила превысить все состояніе ихъ, Шерифъ-бей перешелъ въ наемный и худшій домъ, а свое новое блистательное жилище отдалъ г. Благову за большую ц?ну.

Когда Маноли растворилъ дверь въ пріемную, я остановился въ изумленіи. Я никогда еще не видывалъ подобнаго сочетанія азіатскаго вкуса съ европейскимъ порядкомъ и опрятностью…

Правда, зд?сь не было того множества вещей, монетъ, древностей, посуды, раковинъ, какъ у стараго англичанина; зд?сь, напротивъ того, все было просторно и даже немного пусто. Но зато какъ все было и св?жо, и богато, и красиво!

Не зналъ я, на что? мн? прежде дивиться, ч?мъ любоваться, что? изучать. Какой драгоц?нности касаться осторожною рукой.

Домъ Шерифъ-бея былъ по отд?лк? своей первый домъ въ город?. Поднималъ я глаза свои на деревянный потолокъ — онъ былъ весь въ самой хитрой р?зьб?; покрашеный, фигурный, совс?мъ новый, и въ мелкихъ углубленіяхъ р?зьбы блест?ла позолота. Р?зьба дорогая была везд?, гд? только было дерево въ этомъ обширномъ поко?: и вокругъ множества оконъ, и по высокимъ карнизамъ вверхъ по ст?намъ до оконъ; на дверяхъ и вокругъ дверей, и на дверцахъ шкаповъ, вд?ланныхъ по-восточному въ ст?ну, и на маленькихъ полочкахъ около шкаповъ. Все р?зьба. Все цв?ты, и зв?зды, и завитки тысячи родовъ, и листья, и какія-то чудныя в?тви; и опять завитки, и опять зв?зды, и опять цв?ты…

Смотр?лъ я на ст?ны и дивился л?пной алебастровой работ?… Везд?, гд? не было деревянной р?зьбы, были тоже зв?зды и цв?ты, и завитки, и фрукты и листья… но б?лые, алебастровые, какъ бываютъ капители на церковныхъ колоннахъ… Были даже и колосья металлическіе, обл?пленные этимъ составомъ, которые колебались отъ всякаго движенія двери или сотрясенія мостовой, потому, я думаю, что они были на витыхъ проволокахъ.

Гляд?лъ я внизъ — я вид?лъ, что ноги мои стоятъ на чистой, св?жей, блестящей цыновк?, тончайшей, не зд?шней работы (должно быть египетской); вся она была шахматная, пурпуровая съ б?лымъ.

Подходилъ я къ окошкамъ, — на нихъ на вс?хъ были занав?сы еще изумительн?е цыновки и потолка и л?пныхъ алебастровыхъ ст?нъ. Это были большіе, толстые, темные кызъ-келимы изъ дальняго Курдистана, ковры безъ бархатнаго ворса, вс? въ широкихъ цв?тныхъ разводахъ, полосахъ и треугольникахъ, б?лыхъ, розовыхъ, голубыхъ…

Я коснулся рукой ихъ прочной ткани и еще бол?е удивился. Я увидалъ, что въ ткани этихъ странныхъ ковровъ былъ затканъ пучокъ разноцв?тнаго шелка… Я взглянулъ въ другое м?сто — была другая такая же кисточка шелковая; въ иномъ — еще перышки птичьи разноцв?тныя… Мн? показалось даже, что на одномъ изъ этихъ ковровъ я увид?лъ небольшую прядь волосъ челов?ческихъ.

Маноли улыбался, глядя на мое восхищеніе, и говорилъ торжественно:

— Кызъ-келимъ! Коверъ д?вицы. Ихъ ткутъ нев?сты на приданное. Шелкъ затканъ; перья. Нев?сты ткутъ и кладутъ около себя разныя вещи, и что? имъ попадется подъ руку, то и вплетаютъ въ ткань… Очень любопытно!..

Смотр?лъ я на мебель туда и сюда, направо и нал?во, — я вид?лъ, что н?тъ вокругъ всей комнаты однообразнаго и сплошного дивана, какъ у турокъ или у нашихъ архонтовъ, и н?тъ т?хъ гадкихъ, дешевыхъ европейскихъ диванчиковъ и креселъ съ пружинами, которыхъ я вид?лъ столько на Дуна? въ д?тств?, не понимая даже тогда, до чего они гадки. Н?тъ! Зд?сь были тамъ и сямъ н?сколько дивановъ отд?льныхъ, наподобіе турецкихъ, они были гораздо ниже обыкновенныхъ нашихъ и обиты дорогими бархатистыми мелко-узорчатыми персидскими коврами. Ты знаешь (знаешь ли ты персидскіе ковры, живя всегда въ А?инахъ? Для меня это вопросъ, прости мн?61, краски персидскихъ ковровъ вовсе не ярки и н?сколько суровы… Но узоры ихъ божественны, и правъ былъ тотъ англичанинъ, который еще недавно находилъ восточные ковры несравненно лучшими европейскихъ уже по тому одному, что азіатцы изображаютъ лишь одн? небывалыя фигуры, узоры свободно создающей фантазіи, а не церкви, не безобразныхъ дамъ съ зонтиками подъ деревомъ, не тигровъ и охотниковъ, трубящихъ въ рогъ, и по которьмъ, говорилъ этотъ англичанинъ, мы никогда ногами не ходимъ! Вс? эти дорогіе персидскіе ковры, которыми были обиты низкіе и широкіе диваны Благова, были н?сколько темны и строги красками, сказалъ я. Только два дивана были покрыты малоазіатскими коврами необычайной яркости и гармоническаго соединенія самыхъ сіяющихъ цв?товъ: лазурная бархатистая шерсть чередовалась съ ярко-розовою; изъ розовой арабески выходилъ св?тло-зеленый листъ. Въ средин? черной зв?здочки была палевая зв?здочка, а въ палевой — б?лая.

По концамъ дивановъ были положены особыя очень большія подушки, круглыя какъ цилиндры, изъ шелковой алой и голубой матеріи съ золотыми полосками… И такихъ подушекъ, и такой ткани я тоже не вид?лъ еще ни въ Тульч?, ни въ Эпир?!.. Заднія подушки у ст?нъ были тоже какія-то особыя, все шелковыя, но на яркихъ малоазіатскихъ коврахъ он? были черныя атласныя, вышитыя разными шелками, а на темныхъ персидскихъ были яркія подушки…

Были еще стулья и кресла тяжелой, р?зной, хорошей работы нашихъ эпирскихъ столяровъ; такія однако, какихъ никто у насъ не д?лаетъ, а по рисункамъ. Былъ столъ большой, круглый, и на немъ вокругъ лампы высокой лежало много книгъ въ золоченыхъ и разноцв?тныхъ переплетахъ съ разными изображеніями и рисунками. Была большая чугунная англійская печь фигурная; были американскія качающіяся кресла…

Т?хъ дешевыхъ гравюръ и мелкихъ фотографій на ст?нахъ, которыми теперь такъ богаты наши жилища и на которыхъ какой-нибудь усатый дядя, окруженный д?тьми, обнимаетъ тетку, — зд?сь не было вовсе. Въ углу вис?ла икона Спасителя, кроткій ликъ, св?тлый, молодой и, однако, еврейскій; икона была вся въ золот? и почерн?ломъ серебр?… (И Маноли воскликнулъ: «Серебро почерн?вшее. Это нарочно! Вкусъ! капризъ!») А на другой ст?н?, между дверцами р?зныхъ шкаповъ, вис?ла одна только большая картина: три полуобнаженныхъ женщины, полныя, вс? б?локурыя и по-моему не очень красивыя, стояли и сид?ли подъ т?нистымъ деревомъ. Подальше виденъ былъ пастушокъ съ овечками и посохомъ, тоже полунагой и