Одиссей Полихроніадесъ

Бреше покровительствовалъ Бак?еву, но уже давно былъ съ нимъ не всегда в?жливъ и одинъ разъ позволилъ себ? сказать сухо и грубо, когда тотъ обратился къ нему вновь по какому-то д?лу: «Опять д?ла! У васъ все д?ла!» Другой разъ у нихъ произошла было ссора по поводу простого разговора о танцахъ, на карточномъ вечер? у самого Бреше въ дом?. Madame Бреше стала жаловаться, что въ Янин? совс?мъ не бываетъ настоящихъ баловъ и никто по-европейски танцовать не ум?етъ. На стол? стоялъ ужинъ и между прочимъ ветчина. Г. Бак?евъ, желая, видно, показать при гостяхъ, что онъ очень хорошо знаетъ по- французски и что онъ съ Бреше на равной ног?, спросилъ у него:

— Et vous monsieur Breche, gigotez-vous quelquefois?

Г-ну Бреше этотъ тонъ не понравился, и онъ отв?чалъ ему, возвышая голосъ и съ непріятнымъ выраженіемъ въ лиц?:

— Gigote-toi… Quant a moi je mangerai du gigot!

Бак?евъ смолчалъ.

Наконецъ предсказанія Благова оправдались по поводу одного д?ла, въ которомъ Бак?еву, внутренно оскорбленному этимъ словомъ: «gigote-toi», захот?лось д?йствовать н?сколько враждебно противъ Бреше.

Былъ въ Янин? одинъ эмпирикъ-докторъ итальянецъ. Итальянскаго консула не было, и итальянцы вс? были подъ защитой Бреше. Этотъ итальянецъ женатъ былъ на гречанк?; отецъ гречанки, уроженецъ острова Ита?ки, им?лъ русскій паспортъ (такъ точно, какъ мой отецъ им?лъ греческій). У итальянца съ тестемъ были общія торговыя д?ла. Они вм?ст?, наприм?ръ, занимались контрабандой (кажется піявокъ, но я нав?рное не помню), и Благовъ не разъ ув?щевалъ своего подданнаго оставить это. Наконецъ они попались. Какъ ни дерзокъ былъ Бреше, но не могъ же онъ съ турками д?йствовать одною лишь дерзостью; особенно, когда они были правы и когда паша писалъ ему бумаги крайне осторожныя и основательныя, изб?гая, сколько могъ, всякихъ личныхъ съ нимъ объясненій. Ему однако хот?лось во что? бы то ни стало защитить своего итальянца. Паша уже написалъ дв? бумаги и просилъ отв?та. Итальянецъ, испугавшись штрафа, пошелъ самъ просить Бак?ева, чтобъ онъ взялся защитить его тестя.

— Я больше над?юсь на русское императорское консульство, illustrissimo signore! — сказалъ онъ, чуть не ц?луя руку Бак?ева. — Паша такъ любитъ господина Благова, а господина Бреше онъ ненавидить. O! illustrissimo signore!.. Вся моя надежда на васъ.

Бак?еву это очень польстило; онъ призвалъ тестя, уговорилъ его, чтобъ онъ принялъ на себя это д?ло, взялъ шляпу, трость, кавасса и пошелъ въ Порту. Тамъ онъ секретно и долго просилъ пашу оставить это д?ло, потому что зам?шанъ русскій подданный, тесть итальянца; просилъ его именемъ Благова, который скоро прі?детъ и будетъ этому радъ.

Паша уступилъ ему довольно охотно: «въ угоду господину Благову», сказалъ онъ. Бак?евъ вернулся съ торжествомъ. Паша между т?мъ сказалъ прямо драгоману французскому такими словами: «Передайте monsieur Бреше, что я не желаю ссориться съ консулами и съ моей стороны готовъ на всякую уступку. Д?ло вашего итальянца кончено, мы уже съ господиномъ Бак?евымъ говорили объ этомъ… Я не требую штрафа, а прошу лишь, чтобы впредь не повторялась эта контрабанда».

Бреше, уже взб?шенный т?мъ, что итальянецъ осм?лился обратиться къ Бак?еву, недовольный самимъ Бак?евымъ за глаголъ gigoter, объявилъ чрезъ своего драгомана, что онъ уступокъ не просилъ никакихъ, что Франція не нуждается въ нихъ, и что онъ еще не отв?чалъ на дв? офиціальныя бумаги. Вм?ст? съ т?мъ тотчасъ же написалъ паш? самый грубый отв?тъ, въ которомъ, не говоря даже о контрабанд?, спрашивалъ у него: «Какъ онъ см?лъ захватить собственность челов?ка, вдвойн? находящагося подъ защитою французскаго флага, какъ итальянца и какъ католика?» Самого же итальянца онъ изругалъ «бестіей» и вытолкалъ въ шею, потомъ пошелъ въ Порту, далъ пощечину часовому у воротъ, за то, что тотъ поздно отдалъ ему честь ружьемъ, и самому паш? сказалъ такъ:

— Вы слишкомъ скоро забыли, что Франція за васъ недавно въ Крыму проливала свою благородную, священную кровь, которой все челов?чество должно дорожить!

— Это законъ, — отв?чалъ паша.

— Я предписанія особаго не им?ю отъ своего посла объ этомъ именно предмет?, а безъ предписаниія посла вс? ваши законы и новыя распоряженія для меня не обязательны.

Прямо отъ паши Бреше по?халъ на домъ къ Бак?еву, не засталъ его тамъ, отыскалъ его въ англійскомъ консульств? и въ присутствіи Корбетъ де-Леси, его драгомана и еще какихъ-то людей, сказалъ Бак?еву, что онъ ходилъ къ нему «наложить руку на его лицо».

Что? было д?лать б?дному Бак?еву? Онъ обратился къ Леси и сказалъ ему: — Вы были свид?телемъ этого! И ушелъ.

Долго вс? присутствующіе въ недоум?ніи молчали. Постороннія лица посп?шили уйти, а Бреше началъ оправдывать себя предъ англійскимъ консуломъ, обвиняя Бак?ева въ нестерпимыхъ и мелкихъ интригахъ.

Все это случилось какъ разъ наканун? Крещенія. На Крещеніе, поутру, во время об?дни весь городъ узналъ, что Благовъ прі?халъ. Уже за н?сколько дней передъ этимъ выпалъ сильный сн?гъ и морозъ былъ такой, какого давно уже въ Эпир? люди не помнили.

Несмотря на это, наша церковь св. Марины была полна народа еще до разсв?та. Я былъ въ шубк? и п?лъ на клирос?, когда вошелъ одинъ изъ моихъ маленькихъ товарищей по школ?, сынъ нашего кандильянафта, и шепнулъ около меня отцу своему; «Большой консулъ прі?халъ изъ Арты сейчасъ…» и тотчасъ же взялъ въ тонъ своимъ тоненькимъ д?тскимъ голоскомъ. Мы съ отцомъ его продолжали п?ть переглянувшись, и потомъ кандильянафтъ съ радостью сказалъ мн? тихо: «Хорошо это!», и я сказалъ: «да! очень хорошо!»

Едва только мы это подумали и сказали, какъ вдругъ (о, изумленіе и радость!) толпа нашихъ Арнаутовъ и Куцо-Влаховъ заколыхалась, начала посп?шно раздвигаться, и, предшествуемый двумя кавасами, въ церковь вошелъ самъ г. Благовъ!

Онъ былъ въ большой и хорошей русской шуб?, распахнутой на мундир?; на груди у него виденъ былъ только что полученный имъ командорскій знакъ св. Станислава 2-й степени (я и не зналъ, что онъ получилъ его); на л?вой рук?, которою онъ держалъ форменную треугольную шляпу, была б?лая, св?жая перчатка…

Онъ шелъ своею молодецкою твердою поступью, не сп?ша и ни на кого не глядя. Остановился посреди церкви; не торопясь помолился на иконостасъ и потомъ взошелъ на особую стасидію66, обитую краснымъ сукномъ, рядомъ съ епископскимъ престоломъ, на которую онъ всегда становился, когда бывалъ въ нашей церкви: она была около самыхъ нашихъ п?вческихъ м?стъ. Сталъ онъ, обратясь къ иконамъ лицомъ, совс?мъ рядомъ со мной и, перекрестившись еще разъ, запахнулся старательно въ свою прекрасную шубу какого-то н?жнаго темнаго м?ха. Вокругъ меня запахло опять т?мъ тонкимъ благоуханіемъ, которымъ я такъ восхищался еще въ Загорахъ, и голосъ мой ослаб?лъ, и я долго все былъ въ какомъ-то неизъяснимо-пріятномъ волненіи… Какъ будто я ожидалъ чего-то… Чего? я самъ не зналъ… Точно будто бы я ожидалъ, что какъ только отецъ Арсеній закроетъ священный порогъ67, г. Благовъ вдругъ обратится ко вс?мъ намъ и къ народу и заговоритъ, какъ всегда, не совс?мъ чистымъ греческимъ языкомъ, съ т?мъ недостаткомъ въ произношеніи, который мы зовемъ пахистомо?68, но см?ло, весело, твердо, не сп?ша и сверкая своими большими, с?рыми, истинно сарматскими очами, и скажетъ вс?мъ намъ: «Православные христіане, возлюбленные единов?рцы мои! Знаменитые эллины, потомки Леонидовъ, Калликратидовъ и Пелопидовъ! Я зд?сь! Православіе, въ лиц? сотрудника моего и друга г. Бак?ева, не будетъ попрано іезуитскими и дерзостными агентами Запада… Я зд?сь, и вы меня видите… И побои достойнаго сына моего драгомана, который такъ сладкогласно поетъ во святомъ храм? семъ, побои эти также будутъ жестоко отомщены… Я сотру главу агарянамъ!..»

Но онъ не говорилъ ничего. Стоялъ неподвижно, изр?дка крестясь и даже не оглядываясь на меня, хотя м?хъ его большого воротника спадалъ съ плечъ его такъ близко отъ моего лица, что мн? казалось онъ сейчасъ коснется меня…

Ут?шивъ въ сердц? своемъ первое волненіе, я громче, выразительн?е и торжественн?е обыкновеннаго прочелъ Апостолъ, рядомъ съ нимъ и мимо его самого взойдя на ступеньку владычнаго престола; я п?лъ