Одиссей Полихроніадесъ

потомъ такъ старательно и долго выводя голосомъ самыя звонкія и долгія трели нашего восточнаго псалмоп?нія… Но все напрасно. Благовъ не обращалъ на меня никакого вниманія.

Наконецъ мн? улыбнулось счастье на мгновенье. Господинъ Благовъ уронилъ перчатку. Я стремительно поднялъ ее и подавая сказалъ тихо: «Извольте, сіятельн?йшій господинъ консулъ!» Но онъ, почти не взглянувъ на меня, сказалъ очень сухо: «Эвхаристо». («Эвхагисто», такъ онъ произносилъ, и мн? это ужасно нравилось.)

Когда об?дня кончилась, народъ остался неподвижнымъ и не шелъ къ антидору, ожидая, чтобы консулъ взялъ его первый. Господинъ Благовъ былъ задумчивъ и забылся на минуту. Народъ смотр?лъ на него и ждалъ. Отецъ Арсеній тоже погляд?лъ на него; тогда я р?шился напомнить: «Антидоръ, господинъ консулъ!» Онъ сказалъ: «а!», и подойдя къ антидору, поц?ловалъ руку отцу Арсенію, а тотъ радостно прив?тствовалъ его: «Добро пожаловать… Мы васъ ждали… Радуюсь… радуюсь!..»

Посл? этого господинъ Благовъ тотчасъ ушелъ съ кавассами. А я, едва только усп?лъ немного по?сть у отца Арсенія, поб?жалъ въ консульство, чтобъ узнать, что? тамъ будетъ.

Самъ отецъ Арсеній говорилъ мн?: «Иди, иди! Посмотри, что? онъ теперь сд?лаетъ съ французомъ»…

Уходя я еще спросилъ отца Арсенія, не благословитъ ли онъ мн? тамъ позавтракать и даже пооб?дать вечеромъ, если бы консулъ меня пригласилъ. На это отецъ Арсеній отв?тилъ, сомн?ваясь:

— Им?ешь мое благословенье, однако, я думаю такъ, на что? бы ему, дипломату-челов?ку, тебя, безбрадаго отрока, пиршествами угощать?

X.

Въ консульств? я узналъ, что Благовъ легъ отдыхать и вел?лъ вс?мъ отказывать до т?хъ поръ, пока не проснется. Получивъ письмо Бак?ева, онъ оставилъ все, оставилъ д?ло о колокол?, бросилъ вс? свои вьюки и кавасса въ Арт?, позднимъ вечеромъ, пользуясь лунною ночью, с?лъ на коня и съ однимъ только турецкимъ жандармомъ проскакалъ дв?надцатичасовое разстояніе въ семь часовъ, несмотря на стремнины, скользкіе камни, не взирая на морозъ и сн?гъ, подъ которымъ м?стами была скрыта глубокая грязь.

Турецкій жандармъ, не то съ негодованіемъ, сожал?я о своей лошади, не то съ изумленіемъ и уваженіемъ потрясалъ на груди своей одежду, и говорилъ: «Консулъ! Ну, консулъ! Что? за вещь такая? Всю ночь!..»

Однако, когда архистратигъ Маноли вручилъ ему, по порученію консула, три золотыхъ, выраженіе лица у турка вдругъ перем?нилось, онъ приложилъ руку къ сердцу и феск? и посп?шно ушелъ.

Благовъ прі?халъ прямо на квартиру Бак?ева, разбудилъ его, вел?лъ растопить себ? печь, сд?лать чай и основательно тотчасъ же разспросилъ его обо всемъ. Онъ разсудилъ, что это д?ло не частное, не личное. Оскорбленіе было нанесено по поводу служебнаго казеннаго д?ла, по д?лу самого консульства и русскаго подданнаго; оно было нанесено не просто секретарю, а управляющему консульствомъ, лицу, представляющему собою въ то время, хотя бы и въ глухой провинціи, в?съ русской державы, честь императорскаго флага, силу православія на Восток?. Оно было, наконецъ, нанесено видимо съ нам?реніемъ им?ть свид?телей оскорбленію въ англійскомъ консульств?, въ присутствіи самого Корбетъ де-Леси.

На основаніи всего этого, Благовъ бралъ это трудное д?ло на себя, на свою отв?тственность и об?щался добиться офиціальнаго и блистательнаго удовлетворенія во что? бы то ни стало.

Слуга Бак?ева, подавая чай консулу и растапливая печку, старался понять сколько могъ, что? они говорятъ; но онъ не зналъ по-русски и кром? имени Бреше ничего не понялъ. Однако онъ зам?тилъ, что г. Благовъ былъ какъ будто очень веселъ и что его эффенди, Бак?евъ, который ц?лый день никого не хот?лъ вид?ть и былъ какъ будто полумертвый отъ огорченія, тоже повесел?лъ при консул?, и все жалъ ему руку, и говорилъ: «Merci, merci!» А потомъ они обнялись, поц?ловались, и консулъ ушелъ къ себ?.

Посл? этого, несмотря на ту всеночную скачку, которой ужаснулся даже и привычный турецкій на?здникъ, Благовъ вспомнилъ, что въ этотъ день большой православный праздникъ (онъ слышалъ, в?роятно, и отъ сокрушеннаго Бак?ева, что весь городъ его ждетъ), од?лся въ мундиръ и пришелъ еще на разсв?т? въ нашу церковь. И онъ прекрасно поступилъ; я не могу передать теб?, какъ это понравилось нашему народу. «Вотъ какихъ намъ нужно! Пусть живетъ, молодецъ!» говорили вс?.

Пока мой молодой герой и царскій слуга отдыхалъ у себя наверху, посл? двухъ этихъ подвиговъ, подъ р?знымъ потолкомъ и подъ шелковымъ од?яломъ, я сид?лъ внизу у кавассовъ и ждалъ.

Было холодно; но мы вс? собрались у большого мангала и бес?довали весело, но вполголоса, боясь даже и мысли одной, потревожить какъ-нибудь нечаянно консула. Насъ было много. Старикъ Ставри и Маноли, Кольйо, камердинеръ консула, поваръ и садовникъ, еще одинъ б?дный мальчикъ, Але?ко, л?тъ дв?надцати, у котораго отца не было, а мать жила посреди озера, на томъ самомъ остров?, гд? былъ убитъ Ади-паша и гд? мы м?сяца три тому назадъ пировали съ отцомъ моимъ, съ Бак?евымъ и Коэвино. Его Благовъ взялъ безъ всякаго д?ла къ себ? въ домъ, чтобъ ему легче было каждый день ходить учиться въ городъ, чтобы не платить матери каждый день за лодку и мальчику въ училище не опаздывать. Скоро присоединились къ нашему обществу попъ Ко?ста и самъ Бостанджи-Оглу, который соскучился одинъ въ канцеляріи. Онъ всегда д?лалъ такъ: то ссорился съ кавасами, то требовалъ отъ нихъ почета и покорности, какъ будто онъ былъ первый драгоманъ или настоящій секретарь на служб?, то мирился опять съ ними и приходилъ къ нимъ разсуждать и см?яться.

И если бы ты посмотр?лъ тогда на вс?хъ насъ, что? была за картина около этой большой жаровни. Вс? мы разнаго возраста и сами разные и въ разныхъ одеждахъ. Попъ Ко?ста въ клобук? и теплой ряс? на лисьемъ м?ху; ужъ с?дой, но живой, худощавый и молодой движеніями и р?чами, съ очами точно такими же с?рыми, сарматскими69, и сверкающими, какъ у Благова; попъ Ко?ста, патріотъ и разбойникъ, спаситель, а можетъ быть и предатель при случа?, лукавый и безстрашный, алчный и готовый на жертву, умный и почти безграмотный. Бостанджи-Оглу, Московъ-Яуды, котораго ты уже давно знаешь, въ новенькой с?раго цв?та жакетк?, весь продрогшій отъ холода. Киръ-Маноли, огромный, усатый, сухой, вн? себя отъ радости, что Благовъ вернулся и что будутъ теперь разныя великія д?ла, для праздника въ лучшей одежд? своей — въ куртк? темно-малиноваго бархата, обшитой особыми придворными русскими галунами, золотыми съ черными двуглавыми орлами (и этимъ ут?шилъ его все тотъ же Благов — выписалъ ему изъ Петербурга). Киръ-Ставри, задумчивый, исхудалый, такой же безстрашный и р?шительный, какъ попъ Ко?ста, но серьезный, тихій и молчаливый, вспоминающій быть можетъ въ эту минуту, какъ онъ въ двадцатыхъ годахъ своими, еще юношескими тогда руками застр?лилъ изъ-за угла сельской хижины одного могучаго и страшнаго бея, едва только тотъ впереди отряда своего вы?зжалъ, гарцуя на лихомъ кон?, изъ узкаго ущелья въ село христіанское, чтобы сжечь его и перер?зать жителей.

И онъ былъ очень наряденъ въ этотъ день, весь въ серебр?, хотя и безъ придворныхъ галуновъ на куртк?. Поваръ кривой, л?нивый и лжецъ, котораго однако г. Благовъ за что-то очень любилъ, — былъ въ русской суконной одежд?, которую зовутъ поддевка и которую съ своихъ плечъ отдалъ ему еще прежде самъ консулъ, — въ б?ломъ колпачк? и въ синихъ турецкихъ шальварахъ. Молодой румяный Кольйо, камердинеръ г. Благова, простодушный, честный, немного безтолковый; безъ галуновъ, безъ серебра, но въ албанской одежд?, въ чистой, б?лой всегда, какъ новый сн?гъ на горахъ, фустанелл? и въ новой яркой феск? съ вышитымъ золотомъ русскимъ орломъ; все озабоченный, взволнованный… не проснулся ли консулъ и не забылъ ли онъ самъ чего-нибудь, что? очень нужно. Руки его всегда такъ же были чисты, какъ у самого консула, онъ чистилъ ногти щеточкой и безпрестанно на нихъ гляд?лъ, потому что г. Благовъ разъ только сказалъ ему: «Кольйо! Если большой палецъ твой, когда ты подаешь мн? что-нибудь, не будетъ мн? нравиться, я тебя отпущу…» И внизу см?ялись надъ нимъ и говорили ему вдругъ: «Кольйо! Кольйо! Смотри… палецъ твой… палецъ». И онъ тотчасъ же гляд?лъ на руки и восклицалъ, хватая себя за голову по-турецки, такъ серьезно и забавно: «бела?съ!» (б?да моя). Я былъ, какъ ты знаешь, все въ турецкомъ халатик?; только въ этотъ день сверху на мн? была хорошая джюбе70, на хорошемъ рысьемъ м?ху, съ пятнышками, не дешевая. Лучше же вс?хъ насъ былъ старый садовникъ, которому въ