Одиссей Полихроніадесъ

сказала Зельха?, — точно игуменъ!

Киръ-Ставри сид?лъ молча у жаровни и не смотр?лъ даже вовсе на насъ.

Зельха? повторила еще:

— Этотъ мальчикъ очень тихій… Точно онъ игуменъ, точно геронта!.. Гидъ! (поди прочь) — и съ негодованіемъ отбросила отъ себя полу моей шубы, которую держала.

Я опять хот?лъ уйти поскор?й отъ нея, но она вдругъ снова схватила рукой шубу и воскликнула совс?мъ другимъ голосомъ:

— Ба! какая прекрасная шуба!.. Пятнышки, пятнышки, пятнышки, пятнышки. Это знаешь что? такое? Это в?дь рысь! Прекрасно! Очень прекрасно! Скажи мн?, милый барашекъ мой, это ты самъ себ? сд?лалъ, или теб? твой отецъ купилъ?..

И прежде еще ч?мъ я усп?лъ отв?тить ей, она кинулась мн? лицомъ подъ шубу, спряталась у меня на груди и оттуда кричала:

— Какъ прекрасно зд?сь! Какъ хорошо пахнетъ у него тутъ въ шуб?!.. Тепло, тепло!

Я старался оттолкнуть ее и вынуть ея голову изъ шубы; она сопротивлялась… Я начиналъ уже сердиться; киръ-Ставри улыбался, но, увидавъ наконецъ эту борьбу, сказалъ ей строго:

— Э! Зельха?! полно! оставь Одиссея! я теб? говорю. Я консулу на тебя пожалуюсь…

Зельха? вышла изъ шубы моей, высоком?рно огляд?ла меня еще разъ съ ногъ до головы, и сама очень строго обращаясь къ Ставри:

— Одиссей? Ты говоришь Одиссей? Это имя его? Одиссей? Никогда не слыхала! Какое скверное имя — Одиссей… пожала съ недоум?ніемъ плечами, еще одинъ разъ сказала: — Одиссей! что? за вещь такая?

И вдругъ нахмурила брови, топнула на меня ногой и закричала:

— Что? ты стоишь, море?, иди наверхъ, узнай, что? д?лаетъ большой эффенди… знаешь, у меня къ нему д?ло большое есть…

И толкнула меня въ спину: — Иди! иди!

Тогда ужъ и мн? стало см?шно, и я сказалъ: «хорошо! пойду…» И пошелъ въ канцелярію, думая: «вотъ дерзкая какая она и необразованная, и у нея, смотрите, есть тоже д?ла! мои д?ла, это точно д?ла, не меньше бак?евскаго, посмотримъ еще, что? скажетъ м-сье Благовъ о моихъ врагахъ, о софт? и сеис?! вотъ это д?ла!»

Раздались опять шумъ и бряцанье за мной, и я увидалъ внезапно предъ собою трехъ консуловъ разомъ: Корбетъ де-Леси, Ашенбрехера, нашего эллина и съ ними трехъ кавассовъ… вс? были въ офиціальныхъ фуражкахъ. Ставри повелъ ихъ наверхъ.

Я вид?лъ, какъ впереди вс?хъ шелъ низенькій и весь чисто-выбритый англичанинъ въ м?ховомъ длинномъ пальто и все съ манжетками женскими на сборкахъ. А за нимъ австріецъ и Киркориди, оба большіе, оба очень толсты. Но австріецъ, еще не старый и живой, не отставалъ отъ Леси, а нашъ поднимался не сп?ша и дышалъ тяжело на вс? с?ни…

Я смотр?лъ, какъ они вс? шли на л?стницу, и слышалъ, что Ашенбрехеръ сказалъ по-французски: «il n’est pas trop coulant…» «Nous verrons!» отв?чалъ Леси. А Киркориди молчалъ.

Я тотчасъ же посп?шилъ въ канцелярію и передалъ эти слова консуловъ Бостанджи-Оглу и спросилъ, что? такое это слово coulant. Бостанджи-Оглу кинулся искать въ словар?, нашелъ и съ радостью воскликнулъ:

— А! уступчивый… хорошо! это значитъ, они мирить взялись… — потомъ прибавилъ: — Б?ги, Одиссей, за Бак?евымъ скор?й… скажи ему.

Я тотчасъ же поб?жалъ на квартиру, разсказалъ Бак?еву все, сказалъ, что Бреше прі?зжалъ самъ и что онъ на сн?гъ съ камней съ?халъ. Г. Бак?евъ отв?чалъ мн? очень сухо и печально: «благодарю васъ…» и мы вм?ст? вернулись въ консульство. Онъ прямо пошелъ наверхъ, туда, гд? собрались консулы, а я въ канцелярію.

Вотъ что? произошло наверху.

Ашенбрехеръ лучше вс?хъ другихъ консуловъ уживался и съ Бреше, и съ Благовымъ, и съ Леси. Онъ былъ вс?хъ слаб?е въ стран?, вс?хъ уступчив?е, можетъ быть, и по природ? вс?хъ добр?е и любезн?е. Бреше завидовалъ независимости и популярности Благова, которая все росла и росла, и ненавид?лъ русскихъ. Корбетъ де-Леси раздражалъ ему нервы своею щепетильностью и формализмомъ и т?мъ, что? онъ звалъ: des simagrees britanniques!

Когда посл? покушенія Орсини на жизнь Наполеона III во Франціи столь многіе были возбуждены противъ Англіи и восклицали съ б?шенствомъ, что надо, наконецъ, разгромить этотъ притонъ, это в?чное уб?жище разныхъ преступниковъ и политическихъ авантюристовъ, Корбетъ де-Леси опасался серьезнаго разрыва между двумя государствами. Ему необходимо тогда было сд?лать визитъ господину Бреше. Онъ пришелъ, просид?лъ ровно десять минутъ (по часамъ) и ушелъ. Когда же все утихло, онъ опять пришелъ и просид?лъ бол?е часу. Вотъ такія вещи не нравились господину Бреше. Ему кажется все на св?т? не нравилось!.. Не нравилось ему также, что Леси слишкомъ часто спрашивалъ: «офиціально или офиціозно вы это говорите?» А еще бол?е надо?далъ англійскій консулъ Бреше т?мъ, что у Леси турки были все прекрасные люди, все честные люди, все правые люди. Бреше нужно было кого-нибудь сокрушать для величія императорской Франціи… Кого же сокрушать, какъ не этихъ б?дныхъ варваровъ? Они подъ рукой; у нихъ н?тъ ни Парижа, столицы земного шара, ни французскихъ префектовъ. Леси опасался дерзости француза и считалъ за счастье не им?ть съ нимъ д?ла. Еще недавно, въ самый день столкновенія Бреше и Бак?ева у него въ дом?, тотчасъ посл? столкновенія, которое очень разгн?вало старика (у него въ дом?! Какъ это могъ произойти такой безпорядокъ! Чуть не кулачный бой!), Леси, говоря съ г. Бреше, не безъ раздраженія выразился, между прочимъ, такъ: «Одинъ разъ былъ вотъ какой у насъ случай… Французское посольство позволило себ?…»

Бреше прервалъ его: «Monsieur de Lecy!.. Выраженіе ваше позволило себ? нейдетъ въ приложеніи къ посольству Франціи…»

Но старику ужъ Бреше надо?лъ до-нельзя; онъ задрожалъ, затрясъ головой и сказалъ: «Извольте, извольте, въ другой разъ я буду, встр?чаясь съ вами, въ одной рук? держать какой-нибудь словарь, а въ другой револьверъ…»

«Продолжайте вашъ разсказъ!» сказалъ Бреше примирительно.

Но Леси отв?чалъ сдержанно и злобно: — «Да, я продолжаю… Посольство Франціи позволило себ? однажды…»

Бреше снесъ это; нельзя же ему было разомъ сокрушить вс?хъ…

Благова Леси любилъ больше и уважалъ его, какъ челов?ка стариннаго дворянскаго рода, но трепеталъ московскихъ интригъ и вид?лъ ихъ везд?, подозр?валъ, искалъ ихъ всюду. Вдругъ выходилъ изъ своей апатіи и уединенія, шелъ къ Киркориди, шелъ къ Ашенбрехеру и безпокоился у нихъ: «Н?тъ ли еще чего- нибудь? Откуда разбой въ горахъ? Не вид?лся ли Благовъ съ разбойниками въ самомъ д?л??.. Что? за ящикъ съ пистолетами ему прислали?.. (И ящикъ въ самомъ д?л? былъ, только не съ пистолетами, а съ такъ-называемыми prunes pistoles. Но на турецкой таможн? испугались.) Не слыхать ли чего о русскихъ рубляхъ?.. Правда ли, что онъ въ л?сномъ селеніи Вувуса, на самыхъ дальнихъ загорскихъ высотахъ, подарилъ пильщикамъ образъ Воздвиженія Честнаго Креста и сказалъ имъ: «Все у васъ хорошо тутъ на л?сопильн? вашей, только образа н?тъ и лампады въ углу. Это дурно. Надо, чтобъ у васъ было, какъ у насъ въ Россіи…» Правда ли это? Это чистый панславизмъ!» шепталъ Леси то австрійцу, то греку. И они соглашались и вздыхали и говорили: «Что? д?лать?» И писали вс? объ этомъ образ? и писали…

Кром? того и лично Леси былъ не совс?мъ доволенъ Благовымъ; до него дошло, что Благовъ рисовалъ на него очень удачные карикатуры, наприм?ръ такого рода: «Охота», «Л?съ». Стоитъ Леси съ ружьемъ и смотритъ наверхъ озабоченно. На козырекъ его форменной фуражки с?ла птичка, и онъ спрашиваетъ ее: «Скажите мн?, маленькая птичка, вы с?ли на фуражку мою офиціально или офиціозно? Я буду д?йствовать сообразно съ этимъ!»

Что касается до Благова, то онъ Леси любилъ, уважалъ сердечно и, если иногда см?ялся надъ нимъ за глаза, то разв? дружески и шутливо; а господина Бреше терп?ть не могъ, и см?ялся зло и брезгливо надъ