Одиссей Полихроніадесъ

Бак?евъ отв?чалъ: «Ничего. Вы знаете турецкія проволочки. Свид?телей не было».

Консулъ, помолчавъ, сказалъ: «Конечно, если свид?телей не было, то турки пожалуй правы… Я самъ на ихъ м?ст? поступилъ бы такъ. Но… На своемъ м?ст? я теперь сд?лаю иначе!»

«A la Brechet?» попробовалъ было сказать съ насм?шкою Бак?евъ, но консулъ отв?чалъ ему весело: «Да, a la Brechet!»

И обратясь опять ко мн?, онъ прибавилъ: «Мы сегодня же отыщемъ твоихъ недруговъ и накажемъ сами ихъ кр?пко!»

Такъ кончился разговоръ со мной.

Бостанджи-Оглу съ самаго начала об?да, какъ я сказалъ, уже сид?лъ опустивъ глаза и всячески старался привлечь на свою тоску и отчаяніе вниманіе г. Благова, но это ему долго не удавалось; наконецъ консулъ заговорилъ о Коэвино.

— Мн? такъ досадно, — сказалъ онъ, — что я доктора до сихъ поръ не видалъ. Не понимаю, отчего онъ не пришелъ об?дать. Мн? одну минуту даже послышался его голосъ внизу… Какъ будто его р?зали…

Тогда Бостанджи-Оглу, принявъ видъ еще бол?е обиженный, привсталъ немного со стула, покрасн?лъ, на глазахъ его показались слезы, и онъ началъ такъ:

— Ки?ріе про?ксене! Коэвино точно былъ внизу въ канцеляріи… Я говорилъ ему о вашемъ приглашеніи… И онъ безъ всякой причины выругалъ меня подлецомъ, побродягой… Н?тъ! Я продолжать не могу… Пусть Одиссей разскажетъ… Онъ былъ свид?телемъ…

— Что? такое? что? такое? — спросилъ консулъ съ удивленіемъ.

Я разсказалъ ему, какъ Коэвино хвалилъ его и отца его, и бранилъ Бреше и отца Бреше, какъ онъ потомъ долго настаивалъ, чтобы Бостанджи-Оглу согласился съ нимъ, будто бы у него, доктора, очень много сходства въ характер? и во всемъ съ г. консуломъ… За это и произошла ссора, потому что Бостанджи-Оглу отв?чалъ: «Далеко вамъ до г. Благова!»

Разсказывай, я руководился одною мыслью — сказать правду (я все заботился прежде всего о себ?, чтобы всячески угодить г. Благову); но мн? было вм?ст? съ т?мъ и жалко доктора; я ожидалъ, что г. Благовъ сейчасъ же начнетъ ут?шать своего огорченнаго писца и пооб?щаетъ ему принудить доктора извиниться… Такъ, мн? казалось, требовали и справедливость, и даже собственное самолюбіе консула; ибо нельзя же челов?ку, хотя бы и доброму и, можетъ быть, умному, но надъ которымъ вс? см?ются, позволить безнаказанно сравнивать себя, стараго безумца и малодушнаго хвастуна, съ к?мъ же?.. съ представителемъ Россіи, блестящимъ консуломъ, котораго вс? чтутъ и даже боятся!.. Я все еще не могъ р?шить, что? такое этотъ Коэвино, нарушавшій такъ безсов?стно вс? наши м?стныя, столь опред?ленныя, столь древнія и столь ясныя правила житейской мудрости, общественныхъ приличій и даже нер?дко и нравственности (наприм?ръ въ открытой близости къ Гайдуш? или въ д?л? съ женой почтеннаго Арванитаки).

Каково же было мое удивленіе, когда я увидалъ, что г. Благовъ не придалъ всему этому д?лу ни мал?йшаго значенія и, см?ясь отъ всего сердца моему разсказу, воскликнулъ:

— Б?дный Коэвино! б?дный! Какъ жаль мн?, что это случилось…

Я смотр?лъ въ недоум?ніи на вс?хъ, и вс? мои понятія о справедливости и о правахъ консульскаго самолюбія пошатнулись и пришли въ какое-то смятеніе.

— А дальше что?? — спросилъ г. Благовъ у Бостанджи.

И Бостанджи-Оглу самъ казался еще больше меня удивленъ… Не думалъ ли и онъ, что консулъ скажетъ: «послать за Коэвино!» Или какъ мн? про сеиса и софту: «Мы отыщемъ и накажемъ его!»

— Дальше что?? — переспросилъ Бостанджи-Оглу, робко понижая голосъ. — Дальше, онъ ушелъ.

Г. Благовъ молча кушалъ; и мы вс? молчали. Бостанджи-Оглу, не дождавшись ничего отъ консула, до того, наконецъ, вышелъ изъ себя, что возобновилъ разговоръ почти съ крикомъ изступленія:

— Господинъ Благовъ, что? жъ мн? д?лать? Этотъ челов?къ глубоко оскорбилъ меня! Я не лодочникъ, не слуга простой… Я не могу посл? этого служить бол?е при консульств?…

— Не служи, — отв?чалъ консулъ. И опять спокойно продолжалъ кушать.

Но раздраженіе Бостанджи-Оглу дошло до отчаянія, и онъ опять закричалъ дрожащимъ голосомъ, весь красный и поднимая руки высоко надъ головой:

— Ки?ріе про?ксене! Я вашу честь защищалъ… Васъ! Ваше достоинство…

Тогда и лицо г. Благова немного побагров?ло; въ глазахъ его сверкнулъ тотъ стальной блескъ, который мн? такъ памятенъ. Онъ отв?чалъ писцу своему медленно, но выразительно:

— А кто, скажи мн?, просилъ тебя защищать мою честь? Я теб? поручалъ разв? это? Докторъ, наконецъ, прекрасный челов?къ. Вотъ если бы кто-нибудь меня къ теб? приравнялъ — это было бы мн? грустно. Если ты оскорбился, вызови на дуэль господина Коэвино. А мн? какое д?ло до того, что онъ тебя оскорбилъ? Впрочемъ, формальное прошеніе ты можешь подать, если хочешь. Мы начнемъ д?ло съ англійскимъ консульствомъ, подъ начальствомъ котораго докторъ состоитъ. Въ этомъ я теб? препятствовать, къ несчастію, не им?ю права.

И потомъ, помолчавъ немного, консулъ прибавилъ еще съ недобрымъ выраженіемъ лица, но весело, какъ бы наслаждаясь терзаніями жертвы своей:

— Вм?сто того, чтобы защищать меня тамъ, гд? не надо, ты бы лучше, мой любезный другъ, исполнилъ мою старую просьбу, за об?домъ не чавкать. Это непріятно.

«Чавкать? чавкать?», спрашивалъ я себя въ безпокойств?. Этого глагола я не зналъ по-русски. Но вслушавшись, что въ эту минуту Бостанджи-Оглу вдругъ пересталъ д?лать ртомъ «плакъ-плакъ!» при жеваніи, я немного испугался за себя; ибо иногда я д?лалъ это, по м?стному обычаю, существующему у насъ въ самыхъ хорошихъ архонтскихъ домахъ. Такъ вкусн?е, слышн?е вкусъ; что? д?лать, надо впередъ остерегаться и мн?! Буду знать!

Об?дъ нашъ приближался къ концу. Г. Благовъ, который очень повесел?лъ посл? того, какъ уничтожилъ обоихъ сослуживцевъ своихъ, обратился снова ко мн? и сталъ шутить со мной.

— Знаешь, — сказалъ онъ, — мн? твоя турецкая одежда очень нравится. Я тебя срисую въ ней непрем?нно. Я тебя срисую вм?ст? съ Зельхо?ю и Хаджи-Сулейманомъ. Это будетъ семья дервиша, сынъ и дочь… Хочешь?

— Какъ прикажете! — отв?чалъ я, опять изумляясь и красн?я; мн? показалось это очень обидно.

Г. Благовъ прибавилъ еще, оглядывая издали мой м?хъ:

— Это рысь… Раскрой немного полу. Вотъ такъ. Славная шубка! Да! я забылъ. Ты можешь, если хочешь, перейти въ консульство жить, пока твой отецъ вернется. У тебя прекрасный почеркъ и если у тебя останется время отъ уроковъ, ты можешь помочь намъ переписывать отцовскую статистику. Я теб? за это могу по окончаніи н?сколько золотыхъ дать изъ казенныхъ суммъ. Впрочемъ, какъ знаешь, это твое д?ло.

Я выразилъ не только согласіе, но и жив?йшую радость мою и сказалъ, что, благословясь у отца Арсенія напишу матери и перейду завтра.

— Кольйо, приготовь ему маленькую комнату, окномъ въ садъ; и чтобы было все тамъ хорошо! — приказалъ г. Благовъ.

Въ это время явился опять кавассъ Маноли и подалъ Благову конвертъ отъ Бреше.

Г. Благовъ немного, чуть-чуть изм?нился въ лиц? и, обернувъ конвертъ раза два, туда и сюда, положилъ его нераспечатаннымъ на столъ и сказалъ кавассу: «Хорошо».

Г. Бак?евъ встревожился гораздо больше его и, видя, что консулъ молчитъ и задумчиво играетъ апельсиномъ, онъ сказалъ:

— Вы бы распечатали, Александръ Михайловичъ, скор?е. Быть можетъ, онъ извиняется предо мной.

Г. Благовъ отв?чалъ ему, раздумывая:

— Это особый случай!.. Я вамъ объясню это посл?, и вы согласитесь со мной. В?рьте мн?, что для васъ же будетъ лучше, если я не распечатаю.

— Будетъ ли это правильно? — спросилъ Бак?евъ тревожно.

— Что? же вамъ до этого? — возразилъ консулъ и вел?лъ кликнуть Маноли.

Отдавая кавассу французскій конвертъ, онъ сказалъ ему:

— Отнеси это самъ господину Бреше и скажи ему в?жливо, что я не могу принятъ отъ его консульства ничего посл? той бумаги, которую я ему послалъ сегодня. В?жливо. Посмотримъ, какъ ты скажешь?