Одиссей Полихроніадесъ

Маноли вздрогнулъ, выпрямился и началъ: — Ки?ріе про?ксене! Я скажу господину Бреше такъ: сіятельн?йшій господинъ консулъ! Господинъ Благовъ много Вамъ кланяется и приказалъ мн? вручить вамъ этотъ вашъ конвертъ и сказать, что онъ не можетъ, къ величайшему сожал?нію своему, распечатать его посл? той дипломатической ноты, которую онъ им?лъ честь сообщить вамъ, господинъ консулъ, сегодня поутру.

Г. Благовъ засм?ялся, и Бак?евъ даже улыбнулся на эту р?чь архистратига.

Консулъ сказалъ тогда:

— Хорошо. И «величайшее сожал?ніе», и «честь им?лъ», и даже «ноту» — это все ты можешь сказать, а что я много кланяюсь ему, этого ужъ лучше не говори. Ты вообще, я вижу, хорошо говорить ум?ешь.

Боже! что? сд?лалось съ Маноли! Онъ вдругъ весь вскип?лъ отъ радости и воскликнулъ:

— М-сье Благовъ! Я за консульство Его Величества и за ваше благородіе готовъ жизнь мою положить!

— Ты над?нь большую бурку, Маноли, когда пойдешь. Сегодня ужасно холодно.

— Морозъ, эффенди! Ужасъ! Замерзаніе! — закричалъ Маноли, простирая руки къ небу.

— Да! А ты ходишь въ одномъ бархат? и галунахъ, — ласково укорялъ его консулъ. — Я очень люблю тебя за то, что ты не жал?ешь денегъ на одежду и богаче вс?хъ въ Янин? од?тъ. Но потому-то и надо беречь себя, что ты челов?къ нужный. А что? озеро?

— Все замерзло. Одинъ челов?къ сд?лалъ три шага по льду, но все озеро вдругъ взрев?ло ужаснымъ ревомъ, какъ зв?рь, и этотъ челов?къ уб?жалъ. И другіе люди въ страх? разс?ялись въ разныя стороны и возвратились въ жилища свои.

Такъ отв?чалъ Маноли, и консулъ, отпустивъ его съ конвертомъ, обратился къ г. Бак?еву и сказалъ ему:

— Все будетъ по-нашему. Все хорошо. Только знаете, — продолжалъ онъ, вздохнувъ слегка: — у насъ сум?ютъ ли защитить своего… Мы стали такъ уступчивы. Я думаю, уступчив?е этихъ несчастныхъ турокъ.

Въ этомъ смысл? они продолжали довольно долго разговаривать между собою. Г. Бак?евъ, повидимому, опять простилъ своему начальнику его насм?шки, а консулъ началъ объяснять ему, почему онъ не хочетъ распечатать французскаго конверта; онъ говорилъ: «Если эта бумага н?что въ род? извиненія или объясненіе въ примирительномъ дух?, то мы будемъ вынуждены принять эти объясненія и удовлетвореніе наше не будетъ гласно и блистательно. А если онъ пишетъ новыя дерзости (что бол?е съ его нравомъ сообразно), то намъ станетъ посл? прочтенія трудн?е достигнуть двойного, такъ сказать, нравственнаго вознагражденія за двойной проступокъ. Даже его собственному французскому начальству станетъ тогда трудн?е опред?лить м?ру его наказанія, ибо на все есть пред?лъ, и нельзя же требовать лишняго отъ сильной и гордой державы».

Мн? очень хот?лось внимательно дослушать и понять все это, и я дослушалъ и понялъ, хотя это было мн? вовсе не легко. Зельха? все время м?шала мн?. Она ничего почти не ?ла, скучала, что ею никто не занимается, и давно уже то морщилась, то черезъ столъ подавала мн? разные знаки; то издали еще кричала, топая ногой на Кольйо: «Не хочу! Не подавай мн? этого кушанья!» начинала жевать мастику81 и, надувая ее воздухомъ, д?лала изъ нея пузыри и дразнила меня ими. Въ душ? на нее я ничуть не сердился и даже она все больше и больше начинала нравиться мн?; но я все-таки старался усмирить ее всячески, угрожалъ бровями, взглядами, движеніемъ головы… Все было тщетно!

Наконецъ она взяла конфетку изъ вазы и бросила ею въ меня. Это такъ сконфузило меня, что я уже не могъ бол?е сл?дить внимательно за д?ловымъ разговоромъ Бак?ева съ Благовымъ и усп?лъ запомнить только одну фразу консула:

«Онъ (кто былъ онъ, я не знаю) говоритъ про вс?хъ насъ, консуловъ, такъ: «tous ces consuls ne sont que de la drogue!» Но это не б?да (прибавилъ Благовъ см?ясь), онъ челов?къ прекрасный и очень даровитый. Я его очень уважаю».

— Что? значитъ это выраженіе: «de la drogue?» — спросилъ Бак?евъ съ удивленіемъ. — Я, признаюсь, не понимаю его хорошо.

Благовъ объяснилъ ему, что это значитъ: «горькое, ядовитое зелье, противное л?карство или просто дрянь».

Слушая это, я подумалъ:

«Ну, какая же дрянь Благовъ, наприм?ръ? Какое онъ горькое зелье? Что? за вздоръ! А вотъ эта дрянная и дурно воспитанная д?вчонка правда, что горькое зелье и ядовитая травка… Все она шалитъ и все меня дразнитъ, а я все хочу смотр?ть на нее. Зач?мъ — не знаю!»

Когда мы вышли изъ-за стола, г. Благовъ сказалъ мн?, садясь на диванъ:

— Ну, Одиссей, сейчасъ посл? кофе пойдемъ софту и сеиса отыскивать.

Но я вдругъ пожал?лъ моихъ враговъ и простилъ ихъ. Вполн? счастливый отъ всего того, что? случилось со мной за об?домъ, радуясь несказанно и потому, что перейду въ консульство, и потому, что получу первыя въ моей жизни золотыя деньги за трудъ… (И за какой трудъ!.. за письмо въ Императорскомъ консульств?. Ужъ это что-то даже къ недосягаемой черт? посольствъ и министерствъ великихъ ведущее! Неужели?) вполн? счастливый, говорю, я почувствовалъ внезапно, что всепрощающій христіанинъ беретъ въ смягченномъ сердц? моемъ перев?съ надъ мстительнымъ грекомъ и сказалъ:

— Оставимъ ихъ, м-сье Благовъ, если позволите… Я имъ прощаю.

Но консулъ отв?чалъ:

— Ты прощаешь, но я не прощаю. Мн? не тебя жалко вовсе; я хочу, чтобъ они знали вс?, что не только сына нашего драгомана тронуть нельзя, но и маленькаго Але?ко, пока онъ живетъ въ нашемъ консульств?. Сейчасъ кончимъ кофе и пойдемъ.

Цв?тущій Кольйо подавалъ въ это время своими знаменитыми руками вс?мъ намъ кофе въ черныхъ чашечкахъ съ филигранными серебряными зарфиками82.

Когда мы вс? взяли чашки, Кольйо сказалъ консулу:

— Эффенди! Могу я вамъ только одно слово сказать?

— Говори, Кольйо, — отв?чалъ ему Благовъ очень ласково. — Ужъ не поссорился ли и ты съ к?мъ- нибудь? У васъ тутъ все ссоры, я вижу…

— Н?тъ, эффенди! — съ чувствомъ воскликнулъ добрый Кольйо: — Н?тъ! Я ни съ к?мъ, эффенди мой, не ссорюсь… А мн? только очень жалко! Маленькій Але?ко внизу с?лъ и плачетъ черными слезами.

Г. Благовъ, услыхавъ это, обнаружилъ тотчасъ же большое участіе; онъ спросилъ посп?шно, о чемъ плачетъ мальчикъ, и Кольйо объяснилъ ему, что озеро давно совс?мъ уже застыло и что уже скоро двое сутокъ, какъ н?тъ съ острововъ сообщенія; лодки давно перестали ?здить, по льду никто перейти не можетъ, и на остров? у людей н?тъ можетъ быть ни хл?ба, ни угольевъ для мангаловъ, потому что они почти все покупаютъ каждый день изъ города.

Выслушавъ это, г. Благовъ спросилъ:

— А паша, ты не слышалъ, ничего туда не посылаетъ?

Кольйо отв?чалъ ему на это простодушно:

— Разв? вы, эффенди, турокъ не знаете? Вы знаете ихъ.

Тогда Благовъ послалъ за маленькимъ Але?ко. Сиротка пришелъ въ своихъ старыхъ суконныхъ шальварчикахъ и поношенной маленькой флокат?83. Глаза его были полны слезъ. Онъ подб?жалъ къ консулу и поц?ловалъ плача его руку.

Г. Благовъ погладилъ его по голов? и сказалъ ему: «О чемъ ты плачешь, мой б?дный Але?ко, о чемъ?» съ такимъ, ласковымъ выраженіемъ, съ такимъ искреннимъ чувствомъ, какого я еще ни разу не зам?чалъ у него.

Мальчикъ отв?чалъ:

— Боюсь, мать моя замерзнетъ и умретъ тамъ. У нея и хл?ба н?тъ!