Одиссей Полихроніадесъ

— Греческое имя погибнетъ безсл?дно подъ давленіемъ стомилліоннаго славянства. Дружеское давленіе единов?рцевъ опасн?е вражескаго ига мусульманъ. Мусульмане не сливаются съ поб?жденными; они лишь одну частъ ихъ претворяли прежде въ себя насиліемъ, посредствомъ обращенія христіанскихъ д?тей въ янычарство, посредствомъ пропаганды, очень р?дко удачной, посредствомъ браковъ съ христіанскими д?вицами, которыхъ д?ти тотчасъ же и отд?лялись вовсе отъ родной націи, ихъ мать произведшей. Черта разграниченія оставалась глубока и понятна всякому. Но славяне? Но русскіе? Они будутъ ходить въ одну церковь съ нами, они какъ Бунинъ будутъ сами съ лопатой строить наши храмы; они будутъ в?нчаться съ нашими дочерьми; они добры и ласковы; а начальство ихъ строго и искусно…

— Грекъ хитр?е русскаго, — сказалъ Исаакидесъ.

— Да! Но Россія несравненно мудр?е Греціи, братъ ты мой! — возразилъ Несториди. — Мы вс?, разъ освободившись отъ турокъ, не хотимъ терп?ть никакихъ ст?сненій… И я первый таковъ. Мы вс? аристократы, и каждый изъ насъ хочетъ быть первымъ. А въ Россіи люди покорны, и машина государства идетъ твердо и спокойно, раздробляя въ прахъ предъ собою все, что? противится ей.

Дели-Пе?тро, который во время этого спора глупаго Исаакидеса съ умнымъ Несториди, сид?лъ и наклонялся то туда, то сюда, приставляя руку къ уху своему и стараясь не проронить ни одного слова ихъ, всталъ тогда, взялъ шляпу, трость свою и сказалъ:

— Прежде ч?мъ пожелать доброй ночи гостепріимному хозяину, я требую еще одного слова… Выслушайте меня. Греки пропасть ни въ какомъ случа? не могутъ! Они вступили на историческое поприще еще за тысячу пятьсотъ какихъ-нибудь л?тъ до Рождества Христова, и съ т?хъ поръ ничто великое не можетъ свершиться безъ нихъ. Итакъ, возвращаясь къ русскимъ и къ ихъ всемірному владычеству, я скажу вотъ что?. Кто-то изъ французовъ сказалъ: «Opposez-vous au mouvement, il vous ecrase; mettez-vous a sa teste, vous le dominez». Итакъ русскіе — великая завоевательная нація. Она завоевательна даже иногда вопреки себ?. Она изъ семи-восьми милліоновъ, съ которыми началъ Петръ Великій, почти не зам?чая сама того, возросла въ теченіе двухъ в?ковъ до семидесяти и бол?е. Пораженная, хотя и со славою, но все-таки пораженная въ Крыму, она пріобр?таетъ Кавказъ и Амуръ.

Россія должна расти даже вопреки себ?. Нравится ли намъ, грекамъ, это или н?тъ, она возьметъ Константинополь. Большому дому нужна большая дверь! Но эта аристократическая, завоевательная нація не способна къ развитію наукъ и искусствъ… У нея н?тъ великихъ философовъ и поэтовъ… и знаменитыхъ во всемъ мір? художниковъ и ученыхъ… У нея есть вотъ какіе люди: великіе политики и полководцы… Но гд? у нихъ лордъ Ви?ронъ? где у нихъ Платонъ и Сократъ? Гд? у нихъ о? Не?втоносъ, о? Ло?ккосъ?.. Вотъ назначеніе грековъ въ сред? славянскаго океана: флотъ, торговля, искусство…

— Пусть будетъ и по-вашему, — сказалъ Несториди, провожая его въ прихожую…

— Что? за дьяволъ! — вскрикнулъ вдругъ Дели-Пе?тро. — Теперь я вижу, что забылъ фонарь мой… И посадятъ меня турки въ кулукъ85 безъ него. Что? мн? д?лать!

Тогда я сказалъ ему:

— У меня есть фонарь, господинъ мой, не угодно ли, я васъ провожу?

Хаджи-Хамамджи горячо поблагодарилъ меня, и мы вм?ст? хот?ли уйти. Но Несториди спросилъ у меня:

— А Бреше? Ты былъ въ консульств?. Что? тамъ д?лается?

— Да, да, — подтвердилъ Хаджи-Хамамджи и посп?шилъ подставить мн? ухо.

Я сказалъ, что все прервано съ Бреше, что я самъ переписывалъ даже циркуляръ, наконецъ разсказалъ и о томъ, какъ г. Благовъ не распечаталъ конверта француза.

Вс? помолчали и переглянулись.

— Это хорошо! — сказалъ Несториди.

— Радуюсь, душевно радуюсь! — воскликнулъ Исаакидесъ. — Радуюсь за твердость благословенной нашей Россіи! Радуюсь!

А Хаджи-Хамамджи подумалъ, подумалъ и, обращаясь къ обоимъ собес?дникамъ, весело сказалъ:

— Что? же это? Я хочу вид?ть этого челов?ка… этого Благова… Посмотр?ть, Бунинъ онъ или не Бунинъ… Велико-Росскій или Малый-Росскій? А? Вотъ мн? что? любопытно! Вы сведете меня къ нему завтра?

Несториди отв?чалъ, указывая на Исаакидеса:

— Вотъ челов?къ русской партіи. Онъ сведетъ. Да и одни итти можете.

Посл? этого мы простились и ушли вм?ст? съ Хаджи-Хамамджи. Дорогой онъ разспрашивалъ меня очень любезно объ отц? моемъ и о матери, и о гимназіи, и сказалъ мн?, что онъ въ Эпир? въ первый разъ и что Эпиръ ему больше нравится, ч?мъ ?ракія и Македонія.

— Да, — отв?чалъ я ему, — особенно у насъ въ Загорахъ вс? люди очень умны.

— Загоры ваши — слава нашего греческаго племени. Сулія — слава воинская; Загоры — слава умственная и торговая, — сказалъ онъ.

У дверей церкви св. Марины мы простились; я просилъ его взять до завтра мой фонарь и принести его въ русское консульство, «въ которое я на-дняхъ совс?мъ перейду по величайшему желанію самого консула», — прибавилъ я.

— А, — сказалъ Дели-Пе?тро, принимая отъ меня фонарь и см?ясь, — такъ вотъ почему учитель сказалъ, что вы погрузились совс?мъ въ потокъ панславизма. Не бойтесь. Это ничего. Вы воспользуйтесь вс?мъ, что? нужно вамъ отъ русскихъ, и вынырните опять эллиномъ… Каподистрія разв? не остался лучшимъ изъ грековъ? А? Не бойтесь… Грекъ и растяжимъ, и кр?покъ какъ сталь!.. Понимаете?.. Покойной ночи вамъ, мой добрый!

И, пожавъ мн? руку, любезный купецъ ушелъ съ моимъ фонаремъ.

Было уже около одиннадцати часовъ ночи, ибо разговоръ у Несториди продолжался долго. Наконецъ я р?шился ударить въ дверь раза два не громко… И, къ стыду и удивленію моему, самъ священникъ, пройдя черезъ весь дворъ по сн?гу, отворилъ мн? дверь.

Я попросилъ у него прощенія, объясняя, что меня задержалъ Несториди, и онъ не сказалъ мн? ничего на это, только спросилъ:

— А Бреше?

Мы пришли наверхъ; у него гор?ли еще св?чи, и на турецкомъ столик?, поставленномъ на диван?, лежала развернутая книга Ветхаго Зав?та. Онъ опять трудился надъ своимъ албанскимъ переводомъ. С?въ, онъ съ живостью переспросилъ меня еще разъ:

— А Бреше?

Я разсказалъ и ему о д?л? Бреше, все, что? вид?лъ и зналъ. Мн? ужасно хот?лось спать, но вм?ст? съ т?мъ мн? хот?лось и другого: я желалъ скор?е узнать отъ него, какъ онъ смотритъ на мое переселеніе въ русское консульство.

Пересиливая дремоту мою, я стоялъ предъ старцемъ н?сколько времени молча. Онъ сказалъ мн? самъ:

— Время теб? отдохнуть теперь. Иди.

Тогда я р?шился открыться и пришелъ въ волненіе, отъ котораго вдругъ исчезъ весь мой сонъ. Я началъ такъ:

— Отче! Господинъ Благовъ очень желаетъ, чтобъ я перешелъ въ консульство. У нихъ есть большая письменная работа, и онъ предлагаетъ мн? деньги, чтобъ я помогалъ, потому что она сп?шная. Онъ очень желаетъ.

Отецъ Арсеній, всматриваясь въ меня, отв?чалъ:

— Правду ли ты говоришь?

Я отв?чалъ, что правду, но конечно чувствовалъ, что не совс?мъ, потому что Благовъ не сказалъ мн?: «я очень желаю», не просилъ меня, а сказалъ только: «Переходи, если хочешь, впрочемъ, какъ знаешь».

Лгать мн? больше не хот?лось отцу Арсенію, и потому я о желаніяхъ Благова умолчалъ, а повторилъ изъ его словъ только то, что? было и правда, и выгодно моему малодушію.

— В?рьте мн?, что работа у нихъ очень сп?шная и что онъ мн? деньги дастъ за нее.

— А училище? — спросилъ отецъ Арсеній.