Одиссей Полихроніадесъ

Весь городъ съ утра уже опять былъ полонъ его именемъ! Къ своему кавалерійскому подвигу, къ набожности своей, столь ут?шительной нашему православному народу, къ ранней об?дн? въ мундир? и крестахъ, къ независимости д?йствій своихъ предъ лицомъ западныхъ агентовъ, къ искусному и твердому веденію д?ла съ ненавистнымъ Бреше, къ радостнымъ для насъ слухамъ о колокол? на юг? Эпира онъ прибавилъ еще одно д?ло: вчера, пока былъ морозъ, онъ первый, см?ясь, перешелъ на островъ по льду страшнаго озера… и за нимъ перешли другіе консулы, австрійскій и греческій, за нимъ отнесли людямъ хл?ба и уголья. За нимъ переб?жалъ б?дный Але?ко къ б?дной и рыдающей матери.

О, мой герой! О, мой Благовъ!.. о, какъ правъ Коэвино, восхваляя его! Какъ дальновиденъ и опытенъ почтенный родитель мой, который въ одинъ вечеръ въ Загорахъ оц?нилъ и понялъ его, сказалъ мн?, что онъ перваго нумера весь, а никакъ не второго.

Не написать ли мн? теперь ему стихи? Написать, поправить и поднести съ такимъ прив?тствіемъ:

«Сіятельный господинъ консулъ»…

Н?тъ, онъ этого не любитъ… Проще: «Позвольте мн?, ничтожному мальчику, котораго вы изволнли осыпать нын?»… Вотъ такъ. Стихи я давно люблю и давнымъ-давно даже завидую нашимъ новымъ поэтамъ, Рангави и Суццо. Риг?-Фереосу и Залокост?. Они не поэты дальней древности… Они вс? такіе же нын?шніе греки, какъ и я. Отчего жъ бы и мн?… Наприм?ръ въ такомъ род? (это въ сборникахъ есть а?инскихъ):

      Гласъ Марса меня восхищаетъ!
      Кипитъ моя кровь и уста восклицаютъ!
            На тирана возставши,
            Ярмо я топчу и ломаю…
            Умереть я желаю!
            Я свободы хочу!

Или вотъ какъ это:

      О! д?ти эллиновъ, сп?шите:
      Отчизны зо?ву вы внемлите…
      Мужи, безстрашные на муки!
            Оружье въ руки!
Уже везд? труба свободы
Противъ тирана возгрем?ла…
Борьбы мгновеніе присп?ло…
И вражья кровь… пусть потечетъ какъ воды.

Самого его я въ это утро вид?лъ хотя и н?сколько разъ, но всякій разъ лишь на минуту, и ему некогда было обратить на меня вниманіе. Съ утра въ канцеляріи сп?шили отправить почту; усатый старикъ болгаринъ Трипча, отчаянный курьеръ русской службы, примчался изъ Битоліи, гд? вскачь, гд? вплавь, и ждалъ огромнаго пакета, чтобъ опять помчаться назадъ чрезъ р?ки, утесы и л?са… Потомъ г. Благовъ принималъ вс?хъ архонтовъ, которые наканун? застали его еще спящимъ. Я вид?лъ только, какъ онъ на минуту вышелъ провожать ихъ въ залу, когда они прощались съ нимъ толпою. Вид?лъ, какъ онъ жалъ имъ по очереди руки, не наклоняя при прив?тствіяхъ ничуть ни головы, ни стана, но оставаясь неподвижнымъ, какъ бронзовый кумиръ надменнаго и счастливаго самимъ собою божества. Я слышалъ, что с?дой Бакыръ-Алмазъ сказалъ ему такъ: «Я позволю себ? возразить, г. консулъ, на ваше предположеніе объ улучшеніяхъ и прогресс? Имперіи Оттомановъ; я выражу мою мысль съ помощью великаго историческаго прим?ра: есть Гордіевы узлы, которые разрубить можетъ лишь поб?доносный мечъ Александра!»

На это Благовъ отв?чалъ съ улыбкой: «Вы думаете?» И больше ничего! Я, глядя и слушая изъ дверей моихъ, воскликнулъ мысленно:

— Учись! учись! Вотъ это дипломатъ!

Потомъ Несториди, также прощаясь, сказалъ ему такого рода краткую р?чь:

— Позвольте, г. Благовъ, и мн?, новопрі?зжему изъ Загоръ, прив?тствовать васъ во сл?дъ за представителями древней и досточтимой общины іоанинскихъ эллиновъ, позвольте и мн? ув?рить васъ, что эпироты ум?ютъ быть благодарными, ум?ютъ равно чтить вс? христіанскія державы, которыхъ просв?щенное вліяніе способствуетъ хоть сколько-нибудь заживленію в?ковыхъ язвъ великаго греческаго племени, и сверхъ того пов?рьте… (онъ пріостановился)… ум?ютъ прекрасно отличать истинныхъ друзей своихъ отъ ложныхъ…

Г. Благовъ молча подалъ ему руку и не сказалъ ни слова. Я вид?лъ, что онъ былъ недоволенъ, глаза сверкнули и щеки вспыхнули. Но онъ тотчасъ же опять овлад?лъ собою, и архонты ушли. Я подумалъ, что онъ понялъ н?сколько дерзкій намекъ Несториди «о друзьяхъ истинныхъ и ложныхъ». Зная образъ мыслей моего наставника, я тотчасъ же догадался, что онъ говорилъ о славянахъ, и мн? показалось это столь неум?стнымъ и дерзкимъ, что сердце у меня дрогнуло отъ боли, отъ страха, отъ стыда… Не знаю отчего… только я даже сказалъ самъ себ? тихо и съ отчаяніемъ за своею дверью.

— Ба! что? за вещь онъ сказалъ!.. Зач?мъ это!..

Но Благовъ тогда еще образа мыслей Несториди не зналъ; и какъ я посл? понялъ, онъ былъ недоволенъ другимъ: его всегда гн?вило, когда онъ слышалъ, что христіане позволяютъ себ? ставить наравн? православную, Московскую, Царскую Россію съ чуждою Англіей или съ Франціей какого-нибудь Бонапарта.

Во всякомъ случа? онъ былъ недоволенъ р?чью Несториди, и вс? архонты это зам?тили и вс? они упрекали потомъ учителя за его нев?жливый намекъ; но вс? они почти думали, какъ я, не про державы Запада, а про лживую дружбу православнаго панславизма.

Еще архонты были зд?сь, когда отъ самого паши прі?хала за г. Благовымъ коляска. Рауфъ-паша, получивъ изв?стіе, что г. Благовъ собирается къ нему съ визитомъ, не захот?лъ, чтобы его возлюбленный консулъ ?халъ верхомъ или шелъ бы п?шкомъ къ нему чрезъ весь городъ по глубокимъ ручьямъ тающаго сн?га, чтобъ онъ не забрызгался или не простудился бы, и предупредилъ, что въ назначенный часъ будетъ готова коляска.

Я вид?лъ коляску эту; она была хороша; вид?лъ коней вороныхъ, сильныхъ, какъ волы, быстрыхъ, стройныхъ и огненныхъ, какъ юные олени; они били копытами землю у нашего подъ?зда. Вид?лъ возницу араба молодого (мн? показалось только, что франкская жакетка его была стара и не знаю почему Рауфъ-паша не приказалъ ему строго зачинить подъ мышкой большую прор?ху!..)

Два турецкихъ солдата верхомъ и нашъ киръ-Маноли тоже верхомъ ожидали консула.

Я вид?лъ, какъ г. Благовъ вышелъ еще разъ переод?тый (меня восхищало, что онъ, какъ знаменитый царевичъ или какъ епископъ, безпрестанно м?няетъ свои облаченія). Онъ былъ уже не въ бархатной жакетк?, въ которой онъ принималъ архонтовъ. Онъ былъ теперь въ очень длинномъ черномъ сюртук? съ шелковыми отворотами (я никогда этого не видывалъ), и въ петлиц? у него былъ н?жный орденскій бантикъ, голубой съ красными крылышками, точно бабочка лет?ла, лет?ла и впилась въ него какъ въ душистый цв?токъ весны… и въ высокомъ цилиндр? онъ былъ на этотъ разъ; а перчатки его, опять совс?мъ новыя, были такого св?тло-лиловаго цв?та, какъ море иногда бываетъ зимой, при тихой погод? и при кроткомъ захожденіи солнца. Самъ же онъ, высокій, прямой и тонкій, казался мн? въ этомъ длинномъ сюртук? похожимъ какъ бы на очень красивую бутылочку, наполненную водою померанцевою или розовою, которыми у насъ иногда прыщутъ на людей, прив?тствуя ихъ.

С?лъ онъ въ колесницу; черные быки-олени кинулись вдругъ съ м?ста и помчали его къ воротамъ по широкому двору… Ставри въ золот? вспорхпулъ на козлы какъ юноша; Маноли съ конными турками помчался вскачь во сл?дъ по вод?, по трав?, по камнямъ, по грязи, по сн?гу…

Умиленный, я воскликнулъ въ окошко: «Zito Россія!» и потомъ смиренно возвратился въ мою милую опочивальню.

Тамъ, сидя, я колебался, что? мн? прежде начать: письмо къ матери, по сов?ту отца Арсенія, или по