Одиссей Полихроніадесъ

перчатокъ. Он? были разной м?ры и всякихъ цв?товъ.

Зельха? кинулась на нихъ, и мрачные глаза ея засверкали искрами. Вс? улыбались, глядя на ея радость. А Коэвино сказалъ Благову по-французски: «Она особенно заботится сегодня о своей красот?, потому что будутъ и танцовщицы другихъ партій!» А Благовъ отв?чалъ: «Да! Однако и года д?лаютъ свое; она стала постарше».

Зельха? была въ недоум?ніи, какую пару выбрать — палевую, черную, св?тло-лиловую, св?тло- коричневую. Но Благовъ ей сказалъ: «выбери вс?!» Она взяла паръ шесть разомъ, опять стала покойна и, подойдя къ консулу, серьезно коснулась края его одежды, благодарила его и спросила: «Теперь какія над?ть, паша мой, прикажешь?» Благовъ вел?лъ над?ть палевыя, «а такъ какъ ты (прибавилъ онъ) черезъ часъ замараешь ихъ совс?мъ, то над?нь посл? черныя».

— Пекъ эи?, эффенди! — отв?чала Зельха?, над?ла палевую пару и, увидавъ, что она сидитъ на ней красиво, въ обтяжку и вовсе ей не м?шаетъ, такъ обрадовалась, что подошла вдругъ ко мн? и, сказавъ: «Взгляни, барашекъ мой, какъ красиво, какъ хорошо!» положила об? маленькія руки свои мн? на лицо.

Никто, къ счастью, не обратилъ на это вниманія. Вс? были заняты приготовленіями къ вечеру.

Въ кабинет? и въ пріемной зажигали лампы. И хотя стало гораздо тепл?е, ч?мъ было утромъ, однако чугунныя печи пылали везд?. Кольйо въ св?жей, б?лой одежд? и съ золотымъ орломъ на пурпуровой длинной греческой феск? ходилъ по комнатамъ съ куреніями. Скоро пришли и другія танцовщицы, Ферземинъ и Эисме?? съ другою партіей цыганъ-музыкантовъ. Ферземинъ была высокая, еще молодая и довольно полная женщина, б?локурая и красивая; а Эисме?? была не хороша и не молода, но считалась лучшею и самою опытною у насъ цингистрой (танцовщицей). Она была худа, желта и широколица, какъ ногайская татарка, и глаза ея сверкали какъ тотъ черный хрусталь, изъ котораго д?лаютъ на Восток? хорошія четки. При ней былъ маленькій сынъ л?тъ десяти, съ такими же глазами, какъ у матери, въ длинной, почти женской одежд? и въ феск?. Онъ также танцовалъ. Од?ты об? цингистры были опрятно, но просто и б?дно, въ ситцахъ, и наша Зельха? казалась предъ ними царевной, радостно ожидающей прекраснаго принца-жениха.

Она и сама знала это. Подойдя къ другимъ танцовщицамъ, она съ улыбкой высоком?рія огляд?ла ихъ и сказала имъ по-турецки:

— Я съ вами вм?ст? плясать сегодня не буду.

— Кто тебя проситъ? Кто тебя желаетъ? — возразила Ферземинъ спокойно, пожимая плечами.

Но Эисме??, взглянувъ на д?вочку свир?пымъ и завистливымъ взглядомъ, вскрикнула:

— Э! ты, дрянь! будешь плясать, когда велитъ эффенди… Много словъ лишнихъ не надо, знаешь.., что? съ тобой говорить.

— Ты… дрянь, — отв?чала Зельха? съ небрежнымъ, аристократическимъ презр?ніемъ.

— Молчи! — возразила Эисме?? съ еще большимъ гн?вомъ. Но въ эту минуту мать Зельхи?, которая уже с?ла было на полъ около музыкантовъ своей партіи и собиралась ударить въ бубенъ, вскочила и, бросившись къ дочери, рванула ее очень сильно за руку, восклицая:

— Говорила я теб?, потерянная, не заводи ссоры; пошла, дура, прочь отъ нихъ; ты д?вушка — и теб? стыдно.

Бостанджи-Оглу тоже вм?шался и, обращаясь къ Зельх?, уб?ждалъ ее не шалить. А мать ей сказала тоже еще разъ: «ты д?вушка — теб? стыдно». Другія танцовщицы тогда засм?ялись, восклицая: «д?вушка, д?вушка!» Но мужъ Эисме?, страшный, худой и небритый цыганъ, похожій на того, который казнилъ несчастнаго Саида, закричалъ жен? съ полу: «оставь!» Женщины замолчали, музыка заиграла, и вс? они с?ли на полъ и хоромъ мирно вс? зап?ли п?снь о нападеніи разбойниковъ на путника въ горахъ.

Оселъ мой медленно ступалъ
Тропинкой узкой надъ обрывомъ.
О, ужасъ! я боюсь, что пропаду средь этого Парнаса!..
И вдругъ изъ-за кустовъ пять-шесть ребятъ въ одежд? грязной, и на?голо ножи…

Зельха? не удостоила с?сть на полъ. Она опять подошла ко мн? и, ничуть не ст?сняясь, раскинулась на великол?пномъ диван? Благова и улыбнулась мн? такъ мило, погляд?ла на меня такъ внимательно, такъ ласково, что я внезапно вспомнилъ мой вчерашній сонъ и весь содрогнулся отъ какой-то новой, отъ какой- то внезапной радости. Встрепенулся радостью, мн? самому не понятною. Это чувство было похоже на какую-то струю или какую-то тончайшую стр?лку, которая изъ глазъ моихъ, изъ устъ, отв?тившихъ противъ воли ей такою же улыбкой, полной выраженія, проникла глубоко, глубоко въ сердце мое… Да! въ сердце я говорю это не иносказательно, а просто, ибо я подобнаго ничего не ощущалъ еще ни разу. И мое неопытное сердце затрепетало отъ радости и страха… Я переступилъ въ этотъ мигъ черезъ какую-то незримую волшебную черту. Я пересталъ ея бояться и не хот?лъ гнать ее прочь.

Около насъ въ эту минуту не было никого. Музыка все громче и громче играла; п?вцы и п?вицы все возвышали голоса; громче и громче звучалъ тамбуринъ старухи; яркія лампы и св?чи блистали вокругъ, озаряя пестроту просторнаго жилища. Милый Кольйо опять ходилъ съ чарующею благовонною курильницей; пышная юбка его качалась при каждомъ осторожномъ шаг?, которымъ ступалъ онъ по кл?тчатой цыновк?…

О Боже мой! Что? сталось со мной! Я не хочу уже бол?е удаляться отъ «душистой и горькой моей травки»…

Цв?токъ соблазна и гр?ха! Мной внезапно овлад?лъ тотъ самый младшій, тотъ н?жный и маленькій демонъ, самый быстрый и крылатый изъ вс?хъ демоновъ упоительнаго зла, котораго меня такъ долго учили бояться. Я сказалъ ей только два слова: «что? ты, моя Зельха??» и взялъ ее осторожно за маленькую руку подъ складками моей широкой одежды, чтобы никто не видалъ. Она отв?чала: «ничего» и сама незам?тно ни для кого пропускала свои пальцы одинъ за другимъ между моими и, сжимая ихъ все кр?пче и кр?пче, вдругъ обернулась лицомъ къ цыганамъ и, выждавъ минуту, зап?ла вм?ст? съ ними, отворачиваясь отъ меня и все съ бо?льшимъ чувствомъ сжимая мои пальцы своими. Мн? казалось, что я слышу, какъ скрипитъ подъ моею рукой н?жный шелкъ ея перчатокъ; мн? казался этотъ звукъ сильн?е и тамбурина, и скрипокъ, и громкихъ возгласовъ п?вицъ.

Такъ сид?ли мы довольно долго; никто не зам?чалъ, что мы держимся за руки. Наконецъ вошли гости: докторъ Арванитаки, Куско-бей и два другихъ архонта, Вро?ссо и Ме?ссо. Ихъ провожалъ Бостанджи-Оглу. Я посп?шно всталъ и почтительно поклонился, но Зельха? не обратила на нихъ никакого вниманія.

Вро?ссо былъ одинъ изъ самыхъ почтенныхъ нашихъ янинскихъ архонтовъ. Онъ очень недурно понималъ вопросы высшей международной политики. Но въ мелкія интриги м?стныхъ партій вм?шиваться не любилъ.

Еще немного погодя пришелъ Несториди, пришли Исаакидесъ и Бак?евъ.

Наконецъ вышелъ и самъ г. Благовъ. Вс? окружили его прив?тствуя и вс? потомъ с?ли; с?лъ и я въ сторон? и внимательно слушалъ. Исаакидесъ первый счелъ долгомъ упомянуть о наказанныхъ оскорбителяхъ моихъ, сеис? и софт?. Указывая на меня съ улыбкой, онъ сказалъ:

— Мы съ радостью услыхали, что б?дный Одиссей отмщенъ.

Но льстивый Ме?ссо перебилъ его, стремительно воскликнувъ:

— О, конечно! Ваше сіятельство изволили снизойти до этихъ негодяевъ и удостоили ихъ наказать сами, дабы св?тъ зналъ, что юноша, который наслаждается россійскимъ покровительствомъ, какъ сынъ вашего драгомана, не можетъ быть оскорбляемъ.

— Что? жъ мн? оста?алось больше д?лать? — сказалъ Благовъ. — Я думалъ…

— О, да, понятно! — воскликнулъ Ме?ссо.

Г. Благовъ замолчалъ. Тогда Бакыръ-Алмазъ зам?тилъ.

— Если уже разсуждать объ этомъ, то прежде всего надо припомнить, что господинъ Благовъ въ теченіе столькихъ м?сяцевъ жилъ съ пашой прекрасно, ни одного турка нич?мъ не обид?лъ и ни на кого въ город? не поднималъ руки. Паша могъ бы ихъ наказать административно, по достаточному нравственному уб?жденію…

— И по дов?рію къ русскому консульству, которое вело себя всегда благородно и даже уступчиво по отношенію къ Порт?, — прибавилъ солидный Вро?ссо.