взгляд и в газете, брошенной кем-то тут же на стуле, прочел, что из банка
в Бруклине похищено среди бела дня 18.000 долларов.
Я побродил по улицам, прикидывая, трудно ли научиться очищать карманы и
вырывать из рук сумки, и все арки и шпили собора св.Патрика наводили меня
только на мысль о церковных ящиках для пожертвований. Домой я уехал
обычным поездом, по дороге любовался мирным ландшафтом и весенним вечером,
и мне казалось, что рыболовы, и одинокие купальщики, и сторожа у
переездов, и мальчишки, гоняющие мяч на пустырях, и влюбленные,
обнимающиеся у всех на виду, и владельцы парусных лодок, и старики,
играющие в карты в пожарных сараях, - вот кто служит заплатами на больших
дырках, проделанных в мире такими людьми, как я.
Моя жена Кристина - удивительная женщина: когда секретарь общества
выпускников ее колледжа справляется о ее теперешней деятельности, она
сбивается со счета, перечисляя все свои занятия и интересы. А чем, в
сущности, заполнены ее дни, в чем состоят ее обязанности? Отвезти меня
утром на станцию. Отдать в починку лыжи. Записаться на теннисный корт.
Купить вино и провизию для ежемесячного обеда Societe Gastronomique du
Westchester Nord [гастрономическое общество северных районов округа
Уэстчестер (фр.)]. Посмотреть значение нескольких слов в Ларуссе. Посидеть
на симпозиуме Лиги женщин-избирательниц по вопросу о канализации. Съездить
на званый завтрак в честь тетки Бобси Нийла. Прополоть клумбы. Отутюжить
фартук и наколку для приходящей горничной. Напечатать на машинке две с
половиной страницы своего сочинения о ранних романах Генри Джеймса.
Высыпать мусор из корзинок. Помочь Табите приготовить детям ужин.
Потренировать Ронни на подачу в бейсболе. Накрутить волосы на бигуди.
Отчитать кухарку. Встретить поезд. Принять ванну. Одеться. В половине
восьмого приветствовать по-французски гостей. В одиннадцать часов
проститься с ними, тоже по-французски. До двенадцати лежать в моих
объятиях. Эврика! Да ее можно назвать хвастунишкой? Нет, на мой взгляд,
просто-напросто женщина, наслаждающаяся жизнью в молодой и богатой стране.
И все же, когда она в тот вечер встретила меня на станции, мне было
нелегко выдержать натиск этой бьющей через край энергии.
Как на грех, в воскресенье утром была моя очередь собирать в церкви
пожертвования, к чему у меня уж и вовсе не лежала душа. На благочестивые
взгляды знакомых я отвечал весьма кривой улыбкой, а потом опустился на
колени под стрельчатым окном с цветными стеклами, точно склеенным из
бутылок от вермута и бургундского. Под коленями у меня была подушка из
искусственной кожи - ее пожертвовала какая-то гильдия или ассоциация на
смену старой, табачного цвета, лопнувшей по швам подушке, из которой
торчали клочья соломы, так что в церкви пахло, как в неубранном хлеву.
Запах соломы и цветов, свечи, мигающие от дыхания священника, и сырость в
плохо отапливаемом каменном здании - все это было давно знакомо, связано с
детством, как звуки и запахи детской или кухни, но в то утро так оглушало,
что у меня закружилась голова. К тому же я услышал, что справа от меня, за
плинтусом, в твердое дерево вгрызаются, как сверло, зубы крысы.
- Свят, свят, свят! - произнес я громко, чтобы спугнуть крысу. -
Господи сил, небо и земля полнятся славой твоей!
Немногочисленные прихожане пробормотали "аминь" - точно прошелестели
