лежащую между двумя холмами. Там ему предстает нечто, в равной мере
приятное и для зрения, и для слуха: водяная мельница, колесо которой приводится в движение стремительным потоком, стекающим с высокого склона и несущимся по камням все дальше и дальше, к морю.
Это на редкость привлекательная картина, но она была еще лучше в прежние дни, когда замок со всеми своими стенами и башнями высился в первозданном величии. В те времена люди, облаченные в доспехи, несли стражу и давали отпор неприятелям, зорко следя, чтобы ни один враг ни посуху, ни водным путем не мог приблизиться незамеченным к жилищу старого сэра Роланда, барона Тинтаджела. Барон славился щедрым гостеприимством и отвагою в битвах. За свою любовь к увеселениям, забавам и искусству менестрелей он получил прозвище «веселого и храброго сэра Роланда».
Однажды ночью порывистый ветер завывал вокруг башен и стен Тинтаджела. Море ревело; на темном небе нельзя было разглядеть ни одной, даже самой крохотной звезды; дождь лил как из ведра, и, словом, было так ненастно и мрачно, что барон и собаку не выгнал бы из дому в такую погоду.
Сэр Роланд с двоими из своих людей сидел у огня в большом зале старого замка. Была ли тому виной дождевая вода, в немалом количестве стекавшая по широкой дымовой трубе, или сырые поленья, грудой наваленные в очаге, но только пламя горело нежарко и тускло, и барон, казалось, пребывал в самом скверном расположении духа. В тот день случилось что-то, что вызвало его гнев. Оба его приближенных из страха перед ним были так молчаливы и печальны, что не могли ни развеселиться сами, ни развлечь своего господина. Барон же был до того сердит, что, когда одна из его любимых собак подошла к нему, опустив голову и виляя хвостом, в надежде привлечь его внимание, он дал бедняге пинка и прогнал ее к дверям. Возле них собака остановилась, насторожила уши и два-три раза отрывисто тявкнула. Сразу вслед за этим раздался звук рога, отчетливо слышный, несмотря на шум моря и завывание ветра.
Барон приказал одному из своих людей пойти и узнать, кто это трубит у его ворот, добиваясь пропуска в замок в такой час и в такую ночь. (Тогда еще не было дверных молотков и колец, и каждый, кто хотел войти в ворота замка, трубил в рог, висевший возле них, извещая о своем приходе привратника или начальника стражи.)
Вскоре сэру Роланду доложили, что два бедных странника просят приютить их на ночь. По их словам, они были чуть живы от голода и стужи и не знали, куда им идти; в непроглядной тьме они не решались продолжить путь до наступления рассвета. На вопрос барона, как выглядят эти люди, начальник стражи ответил, что видел их лишь мельком. Насколько он мог разглядеть при свете факела, они бедно одеты и закутаны в длинные плащи. Ему показалось, что их выговор выдает в них уроженцев заморских стран, и что, судя по их речам, это скорее испанцы или французы, чем англичане. По его мнению, эти двое были шутами, что часто являются из чужих краев, ищут пропитания и приюта в монастырях и замках и в благодарность за хороший прием
показывают свои трюки, пляшут, поют, рассказывают сказки и потешают благородных рыцарей и аббатов.
– Если это и впрямь шуты, они явились в добрый час, – сказал барон. – Нам недостает чего-нибудь, что бы нас развеселило. Даже если бы два сыча прилетели со старой церковной колокольни, чтобы составить мне компанию, они были бы не так угрюмы и хмуры, как Дигори и Грегори этой ночью. Они пришли, чтобы помочь мне скоротать тоскливые ночные часы; но они не поют и не рассказывают ничего, что могло бы развеять скуку. Иди, спроси этих путников, кто они и чем занимаются? Если это шуты и жонглеры из Нормандии
