появились. Приближалось последнее испытание мужества Вилла.
– Цыпленок Пикси, ввысь лети,
С собою Вилла захвати,
Чтоб над морем, над землей
Он летел во тьме ночной
И принес мне с вышины
Луч серебряной луны.
Если дрогнет он хоть раз,
Ты исполнишь мой приказ:
Ради тисовых ветвей
И кладбищенских костей
Бить его, щипать, клевать
И пощады не давать!
– Мы будем щипать его, мы будем клевать его! – эхом откликнулся на приказание старой колдуньи хор голосов, исходящих из тысячи крохотных горлышек.
И тут явилось такое множество кур и цыплят, какого никто еще прежде не видел. Предводительствовала этой стаей толстая черная курица. Вступив в пределы колдовского круга, она, как и змея, начала расти, пока не превратилась в чудовищную птицу. Мириады крошечных уродцев, иные с головами стариков, иные с лицами маленьких детей, одни с птичьими крыльями, другие с крылышками мух, комаров или нетопырей, и тысячи прочих крылатых созданий собрались вокруг Вилла и силой втащили его на спину черной курице, так что, безопасности ради, он был вынужден оседлать ее и держаться крепко. Курица стремглав бросилась в окно хижины, распахнутое перед нею Крошкой Линксом. Всего удивительней было то, что и она, и Вилл, несмотря на свой немалый рост, без труда пролетели сквозь тесное оконце, даже не задев косяков.
Куда они направились, отец Вилла не знал. Он был так напуган, что не видел ни как они улетали, ни как возвращались. Сам Вилл тоже не мог толком рассказать, где побывал этой ночью. Но ему смутно помнилось, что в стремительном полете он пронесся сквозь бурю, сквозь тучи, нависшие над замком Тинтаджел, и успел даже разглядеть человека на луне (по его словам, это был старый джентльмен с длинной белой бородой, а все вокруг него казалось сделанным из чистого серебра). Он считал также, хоть и не мог за это поручиться, что по дороге им удалось-таки поймать один из лучей луны. По крайней мере, когда черная курица спустилась на землю и снова влетела в окно хижины, на его шляпе действительно мерцал лунный луч, который старая Джоан бережно сняла, намереваясь, как думал Вилл, засолить его впрок.
Ведьма до того была довольна храбростью и терпением Пенраффина, что велела ему приложить колдовские травы, добытые Крошкой Линксом, к своему укушенному змеей пальцу, отчего ранка мигом зажила. По ее совету он ополоснул лицо росой, которую пикси принес вместе с травами, и боль от пчелиных укусов тотчас унялась. Семена ведьминых трав он бросил черной курице. Та с жадностью принялась клевать их, и, пока она была поглощена этим занятием, хитроумный Вилл тихонько соскользнул с ее спины и, разбросав часть зерен за пределами круга, выманил ее наружу. Покинув магический круг, курица приняла свой прежний облик и закудахтала, созывая цыплят.
Теперь пришел черед Виллу получить награду. Старая Джоан сдержала свое слово так же честно, как он исполнил свое. Она подала им на ужин откормленного гуся под яблочным соусом, отменно приготовленного маленькими пикси. За гусем последовал паштет из молодых грачей, излюбленное лакомство жителей Девоншира, и такой бесподобный сливочный десерт с ранетом, что и самая искусная молочница во всей Западной Англии не могла бы предложить им лучшего. Старый Пенраффин так обрадовался угощению, что позабыл свои тревоги и страхи и от чистого сердца выпил за здоровье Джоан кружку лучшего меда, какой ему когда-либо доводилось пробовать.
Когда они покончили с едой, колдунья постелила им удобные постели на больших охапках свежей соломы. Поскольку ночное путешествие верхом на
