Собственно говоря, что я хотел ему доказать? Вряд ли я способен его переубедить. Ну, предположим, пусть даже докажу ему свою правоту, но какую ценупридётся за это заплатить? Прочность нашего делового партнёрства неизмеримо важнее формальной победы в дискуссии по поводу того или иноголитературного произведения. Надо признать, я вёл себя неразумно. Крайне глупо спорить с Вадимом по отвлечённым вопросам, рискуя разрушить стольважные для обоих деловые отношения.
Что-то подобное чувствовал и Вадим. Он не воспользовался паузой, чтобы возразить мне, а вместо этого произнёс примирительным тоном:
— Ну, ладно, Сергей, давай на этом закончим. Утро вечера мудренее. Я вижу, не только мне, но и тебе надо как можно скорее уезжать из этой дыры. Ато ты меня начинаешь беспокоить…
— Ты за меня переживаешь?
— Конечно, я же твой друг…
Мы попрощались. Мне надо было возвращаться на другой конец посёлка, к дому Клавдии. Ветер теперь дул в спину, подгоняя меня. Я шлёпал сапогамипо лужам, заставляя дрожать и колебаться отражающуюся в них луну. Окна поселковых домов излучали какой-то неуверенный свет, не такой равномерный,как от электрических ламп. За ними готовились ко сну люди, те самые, которые сегодня пели, а потом лихо отплясывали в клубе.
Из головы не выходила последняя фраза Вадима: он впервые за всё время знакомства назвал меня другом… Я же поймал себя на том, что никогда,даже мысленно, не называл его своим другом — только партнёром или компаньоном.
Действительно, что нас связывает? Не надо слишком долго размышлять, чтобы честно ответить на этот вопрос — только взаимозависимость: мы нужныдруг другу. Мы вместе, потому что это выгодно обоим. Но дружба не может быть определена в категориях выгоды или пользы. Её вообще нельзя объяснитьрациональными причинами. Это сугубо иррациональное чувство, проистекающее из духовной близости, симпатии и взаимной привязанности.
Знает ли вообще Вадим, что такое дружба? Был ли у него когда-нибудь настоящий друг? Во времена счастливого лагерного детства у меня такой другбыл. Звали его Кузя, это потому, что фамилия у него была Кузнецов — он не обижался на прозвище. Наши отцы работали вместе, и мы каждое летовстречались с Кузей в заводском пионерском лагере.
Кузя был непобедимым чемпионом в двух видах «пионерского многоборья» — плевках на дальность и в салочках «пятой точкой». (Последняя дисциплинав оригинале носила, естественно, более короткое название). Странно, но я помню его внешность в мельчайших деталях, даже лучше, чем лица людей,более мне близких. Вот и сейчас он как будто стоит перед глазами — рыжеватый, веснушчатый, нос «уточкой». Из-за короткой шеи Кузя был сутуловат итакой же невысокий, как и я — одна язвительная девчонка дразнила нас тушканчиками, пока мы ее не отучили.
Вечно улыбающийся и неунывающий Кузя, как настоящий пионер, был «всегда готов» к очередным приключениям. Помню, однажды мы совершилинабег на посевы ближайшего колхоза, а потом возвращались по лесной дороге. Приятель мой чистил перочинным ножиком то ли кормовую свёклу, то либрюкву, собираясь предложить мне попробовать её на вкус. Я по натуре скептик, поэтому засомневался: «Слушай, — говорю, — Кузя, а нам не станет плохос этой брюквы или, в более благоприятном варианте, свёклы?». Но несокрушимый оптимизм моего друга поколебать было невозможно: «Не боись, как-нибудь пронесёт!». И ведь как в воду глядел: действительно, пронесло… Да ещё как пронесло!
В другой раз я привёз из дома в лагерь поджигу ? самодельный самопал. В то время этой небезопасной «игрушкой» увлекались мальчишкиопределённого возраста. Поджига представляла собой заглушенную с одного конца латунную трубку, пришпандоренную проволокой к деревянной рукоятке.Роль пороха выполняла «сера», соскоблённая со спичечных головок, а пулей служил шарик от подшипника. «Порох» засыпался в ствол, туда же помещалисьшарик и бумажный пыж.
Какое-то время мы испытывали наше «грозное оружие» в лесу за территорией лагеря, но это было не то: хотелось произвести впечатление на девчонок.У нас хватило ума устроить показательные стрельбы прямо в девичьей спальне, для пущего эффекта проделав всё с предельной неожиданностью. Товпечатление, которое нам удалось произвести на наших девчонок после того, как я шоркнул коробком по спичкам, примотанным головками к запальномуотверстию, мне не забыть никогда. Грохот выстрела, искры пламени, вонь и, в дополнение ко всему, металлический шарик, вонзившийся в деревяннуюдверь… Но больше всего меня поразили даже не те девочки, которые кричали и визжали, а те, которые стояли молча с белыми лицами. Казалось, у нихпобелели даже глаза, расширившиеся не то что от страха, а от вселенского ужаса. Так, наверное, в средние века благочестивые христиане должны быливоспринимать появление дьявола из преисподней ? с шумом, грохотом и запахом серы. Глядя на этих девочек, я сам испугался.
Прибежал вожатый: «Вы, два идиота! Теперь схлопочете по полной за такое хулиганство!». Сейчас он, скорее всего, назвал бы нас террористами, нотогда подобные термины не были в ходу.
Я был автором «преступного замысла» и главным исполнителем. В ожидании очень-очень серьёзных последствий, вплоть до отправки домой доокончания смены и неминуемого объяснения с родителями, я хотел всю вину взять на себя, но Кузя не согласился: «Это будет несправедливо. Я же всёвремя был рядом и поддерживал тебя морально, выходит, мы оба виноваты. Страдать будем вдвоём!».
Закончилось всё, между тем, удивительно благополучно для нас. Видимо, взрослые поняли, что действительно имеют дело с двумя юными идиотами. Аможет, решили избежать огласки. На вечерней линейке мы были поставлены перед всем пионерским лагерем, и с трибуны-возвышения нас долго икрасноречиво «клеймил позором» и «пригвождал к позорному столбу» старший пионервожатый. Мы стояли, понурив головы, старательно изображаяглубокие внутренние переживания и искреннее раскаяние. Но когда я скосил глаза в сторону моего друга, встретил всё тот же лукавый и неунывающийвзгляд.
С тех пор мы с гордостью носили неофициальный титул главных лагерных придурков. Это обеспечивало нам неприкасаемость со стороны сверстников ?кто же в здравом уме станет связываться с двумя беспредельщиками без тормозов?!
Где ты теперь, мой закадычный друг Кузя? Надеюсь, у тебя всё хорошо.
…Спустя много лет ностальгическое чувство в какой-то момент так сильно сжало горло и грудь, что заставило меня бросить все дела и приехать на томесто посреди леса, где стоял наш пионерлагерь. Детей там уже не было — дышащий на ладан завод давно сбросил с себя все «непрофильные активы». Снадписи над воротами «Всё лучшее — детям!» отвалилась часть букв, и получилось, что всё лучшее — каким-то «д…ям». Дядям, что ли?
В изостудии ещё сохранились рисунки последних пионеров. В полукруглом, похожем на греческий храм здании с колоннами, где размещалисьвсевозможные кружки, на полу валялись деревянные заготовки для моделей судов и самолётов. На стенах вперемежку со старыми лозунгами типа «ЗаветамЛенина верны!» и «Пионер — всем ребятам пример» висели пыльные вымпелы, которыми награждались отряды, занявшие первые места на спортивныхсоревнованиях.
Но вокруг были упавшие балюстрады, провалившиеся деревянные ступеньки, обрушившаяся крыша планетария. От клуба, в котором мы любилирассматривать огромные стенды с подробными описаниями подвигов пионеров-героев, искренне, до спазм в горле, переживая за них, не осталось и следа —сгорел, должно быть. Стадион зарос травой и стал похож на пастбище. Он уже ничем не напоминал былую спортивную арену, на которой мы с утра довечера гоняли в футбол, разделившись на «голых» и «одетых».
От летней эстрады сохранились только полусгнившие скамейки. А в наше время вокруг неё кипела жизнь. Именно тут отмечались праздники, проходилиКВНы, гремели песенные конкурсы и смотры отрядной самодеятельности, беспрерывной чередой тянущиеся через всю лагерную смену.
Но самым весёлым был праздник закрытия лагеря. На нём, уже поздно вечером, вожатые и прочий персонал давали концерт для пионеров. Короннымномером был «танец маленьких лебедей», когда на сцену в балетных пачках, держась за руки и перебирая толстыми волосатыми ногами, выплывали малостьподвыпившие по случаю вожатые-мужчины во главе с могучим физруком. Вечерний воздух взрывался от восторженных воплей, издаваемых несколькимисотнями ребячьих глоток. Самые смешливые девчонки не могли выдержать этого комичного зрелища и сползали под лавки. Другие ребята от смеханаклонялись вперёд, с размаху ударяя головой в спину сидящим перед ними. Балеруны, между тем, сохраняли полную невозмутимость и старательновыделывали самые замысловатые па, на которые были только способны их нетрезвые ноги.
Теперь всё заросло травой до плеч — не думал, что в нашем климате трава может разрастаться, как в степи. Лишь одиноко торчала мачта, на которуюкогда-то каждое утро поднимали флаг.
Я сделал для себя одно открытие: какой же он, оказывается, маленький, наш лагерь! От третьего корпуса до седьмого каких-то двести метров с
