Бажена мигом поняла, что ее игру со щенком видели. Щеки девушки покраснели еще пуще, но она постаралась взять себя в руки. Подумала еще миг, потом вздохнула и шагнула к берегу.
Глядя, как девушка выходит из воды, Остромысл вновь почувствовал, что теряет самообладание. Она подошла совсем близко. Не торопясь, промокнула воду на теле низом собственной же рубахи, потом натянула ее на себя и только тогда отпустила его взгляд. Мужчина с трудом выдохнул. Мысли кружились в голове, будто в хороводе на Купалу - хмельные да шальные. А ведь он думал - ему верховодить в этой игре.
- Разве важно, одна я, - девушка сделала паузу, - или с псом? Разве может такое поменять душу?
Остромысл поднял брови.
- Не про душу я сказываю - про то, как подаешь себя.
Она чуть смущенно улыбнулась.
- Видишь речку перед собой? - начала девушка почти напевно. - Сколько ни смотри на нее, а изменений не приметишь - все волны да волны, берега на том же месте, что и вчера, что и лето назад. Вот, казалось бы, постоянство. Однако ж зимой речка скрывается подо льдом, и по ней ходить можно. А по воде не пройдешь. Еще бывает ветер гонит по воде-водице волны - большие да малые. В иное же время гладь такая, будто не река это, а пруд или вовсе вода в корыте. Однако ж она всегда одна, эта река, даже если берега у нее поменяются, даже если каждую щепотку времени в ней новая вода. Река, она всегда неизменная и всегда изменяющаяся. Вот и я такая.
Остромысл только покачал головой.
- Каждый раз я слышу слова твои, свет мой и думаю: прячешь ты что-то за ними, а я никак углядеть не могу.
Он поймал взгляд Бажены, растерянный и смущенный.
- Не знаю я, как сказать иначе, - почти умоляюще посмотрела она на него.
- А, может, ты просто боишься людей? И меня в том числе?
Девушка уставилась на сцепленные на коленях руки.
- Чего мне людей пужаться? Чай не вороги они мне.
Мужчина придвинулся к зазнобе своей и положил ладонь на ее напряженные пальчики.
- Мне так хочется оберегать тебя, - мягко, тихо, очень проникновенно промолвил он. - Ты позволишь мне?
На миг девушка застыла, персты под его рукой дрогнули. Но в ответ она лишь легонько покачала головой.
- Почему же? - он никак не думал, что ее отказ так неприятно отзовется в сердце.
- Тебе нужны только забавы сейчас, - в голосе Бажены слышалось что-то очень тяжкое, очень похожее на то, что испытывал Остромысл в этот момент. - Это неплохо, но, - она на миг замолчала и заглянула ему в глаза, - но не по мне. Понимаешь?
Как же проще было, когда она ругалась и не подпускала его к себе. Когда же девица говорила столь серьезно, столь открыто, дружиннику казалось, что его самого наизнанку выворачивает от неведомых чувств каких-то.
- А если я серьезно?
Она посмотрела на него еще более пристально, но потом тихо вздохнула.
- Нет, ты не серьезно.
С того дня Остромысл не знал покоя. Ходил за ней везде. Помогать пытался. Подарки дарил. Подарки, впрочем, она не брала, только цветы да и те простые - с лугов собранные. Вот их она любила. Правда, дружинник подозревал, что она больше для зелий их пользует, чем любуется. Но хоть так. Мужчина никогда не думал, что так трудно увлечь девицу, какой от него ничего не надобно. Однако ж отступиться не желал. Нашла коса на камень. Только чего - упрямства или приязни - было больше в его действиях, Остромысл не знал. Не сразу понял.
Только когда увидел, как она венок на купальную ночь на голову другому одела, в миг разобрался. Да как не разобраться, когда сердце сжалось, будто латной рукавицей кто сдавил. Кровь бросилась в голову, кулаки сами собой сжались, и в глазах жечь начало. Никогда ранее не думал дружинник, что может так больно быть, а ведь и стрелу доводилось получать, и мечом в бок, сколько его на кулаках били, сколько сам бил, а такого ни разу не чувствовал. Как-то разом стала понятна тяжкая кручина героев сказов и песен, толкающая их на всякие сумасбродства. Раньше только диву давался на их поступки, на все эти 'от печали своей да тоски бросился в реку с головой' или 'не люб ему мир стал да жива не мила'. Нет, самому в реку броситься ему не захотелось, даже когда представил себе, как теперь жить с этим. С тем, что его любушку другой милует. Кто, кстати? Житомир? Нет, не он. Неужто другой кто, третий?
Остромысл шагнул вперед, вновь чувствуя, как ярость глаза ему заслоняет. Да только в этот момент девица, чей ладный стан обнимал этот ворог проклятый, поворотилась и посмотрела на дружинника. Мимоходом. Просто взглядом скользнула. Остромысла будто водой окатили. Не Бажена это была - сестрица ее, и правда дюже на нее похожая. В темноте да в отблесках костров. И все же... как он мог спутать?
- Уж не на сестрицу мою ты теперь глаз положил, а, друже мой? - раздался рядом ее голос. И хоть звучал в нем смех да подначивание, но нежнее его во всем белом свете не было. Остромысл засмеялся, повернулся, схватил ее да закружил над собой.
- Ладо моя, ладо, - само сорвалось с губ.
