Будь я писателем, обязательно отложил бы описание последующих событий на потом. А сейчас вставил бы какой-нибудь занимательный флешбэк о своей жизни на Земле, о детстве, котиках, учёбе, первых влюблённостях и так далее и тому подобное. «Жизнь промелькнула перед глазами» или как-то так.
Ну, раз законы жанра обязывают… А впрочем, к чёрту ваши законы! Я ведь не писатель. Я дебил, умудрившийся остаться без скафандра на внешней поверхности вражеского космолёта. Самостоятельно лишивший себя всякой надежды на спасение. Да ещё и втянувший в эту фатальную передрягу любимую девушку. Которую, кстати, до сих пор даже ни разу не поцеловал.
Поэтому я просто, безо всякой литературности расскажу, что было дальше.
А дальше было вот что.
Привлекая внимание Астилы, я сжал её ладонь, вынул из рукава плазменный меч и указал вниз, на дно выемки. В ответ она достала свой меч.
Всё было предельно ясно: успеем прорубиться внутрь «Люцифера» – будем жить. Какое-то время. Нет – нет. Помру нецелованным.
Мы переглянулись, расставили ноги и руки, упираясь в неровные края выемки, занесли рукояти мечей…
Громыхнуло. На этот раз совсем иначе, глуше и тяжелее, словно звук шёл из нутра самого «Люцифера». Скрежет сминаемой обшивки прекратился. В первый миг я инстинктивно обрадовался этому: значит, движение «Ла Фудра» остановилось. А в следующий момент понял почему: несостоявшийся брандер оторвался от поверхности линкора. «Ла Фудр» относило в космос. Как очень быстро стало ясно, вместе с нашим «колоколом».
Всё заняло буквально несколько секунд. Плёнка натянулась так, что её поверхность стала почти плоской, зажимы по краям заскулили и начали отказывать один за другим, всё быстрее и быстрее. Застывая на лету, полетели тугие брызги гермогеля. Первая узкая щель превратилась в разинутый рот, через который в открытый космос с сиплым хохотом утекала наша разреженная, но удивительно родная мини-атмосфера.
В растерянности и отчаянии я посмотрел на Астилу: мало ли, сам я в космосе новичок, не всё понимаю… Судя по распахнутым глазам дзингайки, дело было дрянь.
Я повернулся к «Ла Фудру»: кораблик величественно уносило к звёздам.
Посмотрел на край «колокола»: «колокола» больше не существовало, плёнка разошлась по всей длине сектора и готовилась улететь вслед за брандером. Давление падало, я чувствовал, как лопаются первые капилляры в коже.
Что должно быть дальше? Респиратор поможет продержаться какое-то время, затем кровь хлынет носом, сразу разлетится застывшими каплями… Нет, в космосе сразу ничего не остывает, это миф, значит, и я сразу не остыну, потому что теплообмен… Какой теплообмен, о чём я думаю?! Астила!
Я взглянул на девушку. Глаза её были плотно закрыты, губы сжаты в тонкую решительную линию.
У неё ведь даже маски нет!
Я схватил одной рукой её за плечо, другой сорвал со своего лица респиратор… предварительно сделав глубокий вдох про запас.
Астила раскрыла глаза. Я видел, как сухо блестят белки: нарастающий вакуум пил влагу. Девушка оттолкнула протянутую маску, словно перестала понимать происходящее. Кричать было уже бессмысленно, объясняться жестами тоже. Я снова попытался натянуть на девушку респиратор, она опять оттолкнула мою руку, маска вывернулась из пальцев, улетела не знаю куда…
«Она же задыхается, наверное, мозг начал умирать!..» – мелькнуло в мыслях.
И тогда я сделал единственное, что пришло мне на ум: схватил Астилу обеими руками, притянул к себе и изо всех сил прижался ртом к её плотно сжатым губам.
«Живи, любимая!» – пронеслось у меня в голове.
А может, и не пронеслось. Кажется, это я уже после придумал. Когда со стыдом и тайным удовольствием вспоминал описываемые события.
Над нами трепетал уносимый в никуда «колокол», под нами грозно дрожал вражеский звездолёт, вокруг нас воцарялся окончательный вакуум. А мы стояли посреди открытого космоса, без скафандров и надежды на спасение, слившись в первом и, очевидно, последнем поцелуе.
Не поверите, в тот момент я был совершенно и бесповоротно счастлив.
68
Затем мы, конечно, задохнулись, замёрзли и умерли, я загрузился с последнего автосохранения…
Ха! Поверили? Зря.
Хотя, если честно, проскользнула у меня такая мысль. В тот последний момент, перед самой гибелью. Мол, сейчас, раз! – и всё закончится, всё закончится, закончится…
Но ведь я держал в руках девушку своей мечты. И целовал её в губы, пусть пока и плотно сжатые. Ни одна история не имеет права заканчиваться на такой сладостной и щемящей ноте, даже если все остальные ноты в гремящей вокруг какофонии сплошь трагичные и безысходные.
Губы Астилы дрогнули. И, уступая моему натиску, начали раскрываться. Медленно, сперва почти неохотно. А уже через пару секунд мы с дзингайкой целовались взахлёб и взасос. Вцепившись друг в друга так, словно оставались последними людьми в мире.
В каком-то смысле так оно и было. Помню, я даже подумал, что умер. И всё вокруг – только лишь предсмертный бред.
Но Астила обмякла в моих объятиях, поцелуй длился и длился… а воздух в наших лёгких никак не заканчивался. И кровь у меня не закипала от нехватки давления, и глаза не лопались. И жуткий космический холод почему-то никак не желал ощущаться. Я стоял зажмурившись, дышал, жил. Только пониженная гравитация отдавалась в затылок и виски густыми толчками крови.
Я открыл глаз. Пока только один, правый. Левый открывать было немного страшно, потому что… Короче, я открыл глаз. И скосил его. И увидел зрачок. Расширенный от изумления и, надеюсь, возбуждения.
