«Люцифера» после огненного шторма. Ни глаз, ни носа, ни зубов – не осталось ничего. Синтезатор речи заплыл горелым мясом гортани и равномерно пульсировал багровым цветом – слепой Владыка хиссов, сам того не осознавая, постоянно кричал от боли.
Только сейчас я понял, что и сам раскрыл рот, непроизвольно и безмолвно подражая чужому крику.
За моей спиной гулко выдохнул Ластар. Запах псины усилился.
– Не отпускай! – просипел я ему, лихорадочно нащупывая меч в рукаве. – Держи меня… Да, под мышками держи! И поворачивай, понял? Всё время лицом к нему.
Была надежда, что если Каламиту досталось никак не меньше, чем мне, то… Допустим, можно попробовать…
Он шагнул к нам, ударом ноги отшвыривая с дороги подвернувшуюся шизку.
В тот же миг опомнившийся Данерус сорвал с плеча бластер и, выступая вперёд, открыл огонь. Он успел сделать всего два выстрела. Первый болт Владыка хиссов отразил взмахом меча. Второй ушёл высоко вверх: Каламит протянул головёшку-руку и Силой выхватил у кандаморца оружие. Вернее, не совсем выхватил. Данерус носил свой тяжёлый бластер на портупее из двух широких ремней, перекинутых через плечи. Каламит тянул оружие – оружие тянуло хозяина. Кандаморца рвануло так, что я почувствовал через Силу его потрясение. Затем импульс боли стих – придушенный сбруей Вольго потерял сознание.
Тёмный лорд подтянул к себе систему «человек-оружие», приподнял и отшвырнул в сторону. Ну да, он только что проделал подобный фокус с немаленькой космической яхтой, что ему центнер-другой? Каламит горел заживо, ослеп, невыносимо страдал – для Тёмной Стороны лучше топлива не найдёшь.
Данерус пролетел метров пять, ударился об острый край разрушенной перпетоновой колонны и безвольно стёк на землю. До пролома в стене, за которым бушевали языки пламени, кандаморцу оставалось совсем чуть. Повезло.
Державший меня Ластар непроизвольно отступил на шаг назад.
– Стой спокойно, – прошипел я, хотя так и подмывало протрубить ретираду. – Спокойно стой! И держи меня. Повыше!
Отважный гоки тоскливо провыл уверения в готовности стоять до конца. А я лихорадочно прикидывал возможность адаптировать свою технику к новым обстоятельствам. Можно же как-то приспособиться, изменить стиль…
Каламит обгорел очень сильно… Не хиссы, а сплошь дрова какие-то… Раньше он, помнится, звездолётами не разбрасывался… Да нет, ерунда, я же сам Одарённый, меня так не швырнёшь… Тёмная Сторона, Тёмная Сторона… Нас и здесь неплохо кормят. Ну и что, что Тёмная Сторона? Ярость яростью, боль болью, а физику-то никуда не денешь, физика у тебя, дружок, покоцана так, что двигаешься с трудом, я же вижу… Нет, шалишь, ещё повоюем! Нам бы с Ластаром день простоять да ночь… И с Мессией тоже, конечно…
Где Мессия?!
Маленькая ватекка, разумеется, от драки не бежала. Она бежала к Каламиту, старательно постреливая из ручного пистолетика. Маломощная гражданская пукалка плевалась вялыми гражданскими болтами. Некоторые даже попадали: на злодейски-чёрной коже Тёмного лорда вспыхивали пепельные искры новых ожогов. На груди, животе… вот на левом плече…
Каламит не реагировал: думаю, он уже утратил способность ощущать такую мимолётную боль. Он двигался навстречу Мессии и, оказавшись на расстоянии удара, взмахнул мечом.
Ватекка взвизгнула и отшатнулась. Клинок должен был отсечь ей кисть руки, но вместо этого перерубил бластер, лишь самую малость не дотянувшись до пальцев. Мессия запустила во врага остатком окончательно бесполезного теперь пистолетика.
Каламит неторопливо вернул меч на пояс, протянул руку и схватил девчонку за текки. Она закричала, пронзительно и беспомощно, когда Тёмный лорд оторвал её от земли. Мне оставалось лишь представлять, насколько болезненно это для её вида. Представлять – и чувствовать мучения ватекки через Силу.
Всё смешалось в моих ощущениях: боль Мессии, отчаяние Ластара, ярость Владыки хиссов…
– Каламит! – закричал я, не зная, что делать дальше. – Теперь ты воюешь с детьми? Я думал, тебе нужна мантия Тёмного Владыки! Так приди и возьми её!
Он согнул в локте вытянутую чёрную руку, приблизил лицо ватекки к своим незрячим глазницам и на мгновение застыл. Девчонка, извиваясь от боли и ненависти, царапала ногтями по животу врага. Конечно, без всякого эффекта.
Насмотревшись и сделав для себя какие-то выводы, Каламит одним мощным движением отбросил вопящую ватекку к Данерусу. Мессия упала на по-прежнему бесчувственного кандаморца, но, кажется, сознания не лишилась. Проверять её состояние мне было не с руки, потому что Каламит повернул ко мне угольную пустыню лица, приподнял голову и сказал…
– Бу-бу-бу! – сказал Каламит. – Бу. Бу. Бу-бу. Бу-бу-бу-бу, бу-бу, бу-бу-бу-бу-бу!
– Чего?.. – Я потрясённо понял, что синтезатор речи Каламита то ли разбит, то ли слишком сильно подгорел.
– Бу. Бу-бу! – ответил Каламит, надменно задирая голову. – Бу-у-бу, бу-бу-бу. – Вероятно, чувствуя, что звучит несколько неубедительно, он поднял руку, указывая на меня головёшкой пальца, и добавил: – Бу-бу-у, бу!
– Впечатляет, – усмехнулся я. – И вообще, интересное предложение. Я тоже считаю, что наши противоречия вполне можно разрешить без…
Тёмный лорд так решительно и агрессивно шагнул ко мне, что в предстоящем способе разрешения противоречий сомневаться не приходилось. Ластар напрягся, я напрягся… и сразу расслабился: нет страстей – есть безмятежность.
Каламит медленным, страшным, неотвратимым жестом протянул руку к поясу. Сейчас он возьмёт меч, активирует клинок, мы сойдёмся в по-настоящему последней схватке…
