птеродактили… а в душе моей воцарился сумрак. Воздух здесь стоял неподвижно, сухо стянув кожу на лице и кистях рук. По телу словно бегали искорки статического электричества, но не снаружи, а внутри, ближе к желудку. Казалось, я слышу басовитый подземный гул, который воспринимался не ушами, а всем телом, как мрачная фоновая музыка в фильмах ужасов, когда ничего вроде бы и не происходит, но ты уже понимаешь, что героине по-любому трындец.
Но я был не героиней. А героем. И держал себя героически. В конце концов, я ведь знал, что это место «намолено» Тёмной Стороной Силы, и мне, Светлому дзингаю, странно было бы ожидать здесь приятных ощущений.
Я глубоко вздохнул, пониже натянул капюшон и застыл неподвижно. Из-за ближайшего холма приближалась Тахани. Сперва я её не видел, лишь почувствовал в Силе. А когда увидел, поразился её походке.
Дома, на Земле, у нас жил кот по прозвищу Паштет. Рыжий вор, негодяй и знаменитый на всю округу жиголо. Мы с Паштетом, единственные мужики в доме, уважали друг друга, к маме и сестре кот относился покровительственно. Все любили эту сволочь, несмотря на гонор и привычку драть шторы. Когда появилась возможность переехать в Россию, мы предпочли оставить телевизор, но кота забрали с собой.
На новом месте Паштет освоился так же легко, как на старом. И привычек не поменял. Каждые пару недель через форточку он уходил на войну. Возвращался голодный, грязный, битый-драный-рваный, но до ужаса довольный собой. И вот его-то походка, усталая и в то же время высокомерная, слегка настороженная («А будут ли меня здесь по- прежнему любить и кормить?..»), злорадная и зловещая, походка существа, от души поднагадившего всем соседям… вот эту-то кошачью походку напомнила мне поступь Тахани.
Изящная была поступь. Не как у Астилы. В движениях женщины-кошки и в самом деле проскальзывало что-то звериное. Она выглядела хищником, целеустремлённым в своей хищности… и растерянным во всём остальном.
Девушка увидела меня несколько позже, чем я её, сразу выпрямилась и ускорила шаг. К гроту она уже почти подбежала, замедлившись всего за несколько метров.
– Кто ты и что делаешь здесь?! – громко и уверенно крикнула она, агрессивно задирая верхнюю губу и вскидывая тяжёлый подбородок.
Я подчёркнуто медленно поднял голову. Лицо моё оставалось скрыто в глубине капюшона, голос звучал глухо и торжественно.
– Я – Тахани, – сказал я. – А это – мой грот. Место моего Тёмного могущества.
– Нет! Это я Тахани. И это…
– Нет, я! Видишь, у меня и меч красный. Когда я убил своего учителя, К’тонту, то понял, что обратной дороги нет. И теперь сижу здесь, в одиночестве, упиваясь своим Тёмным могуществом. Как полный идиот.
Тахани зарычала и схватилась за рукоять меча:
– Как?! Как смеешь ты… ты!..
– «Наглец, нечистым рылом… – вежливо подсказал я, – здесь чистое мутить питьё?»
– Я – твой приговор! – зарычала Тахани.
И как и положено начинающим любителям погулять по Тёмной Стороне, потеряла голову и кинулась в бой.
Она даже меч активировать не успела, как сработала установленная мной система. Нет, не бомба. Бомбу дзингайка почувствовала бы. А вот оросительную систему, стибренную мной в магазине траста «Центаури», всерьёз не восприняла. Или не заметила: с устатку, да в присутствии ещё одного форсера…
Раздвижные баки оросителя вмещали два с половиной кубических метра жидкости. Гарр перенастроил систему на плотный поток, и теперь две тысячи литров воды ударили женщину-кошку в грудь, ноги, лицо… Она даже попыталась подпрыгнуть: стандартный рефлекс Паладинов – попытка одним рывком сократить расстояние до противника. Поток сбил девушку в воздухе, ударил о каменные плиты грота, закрутил, ослепил, ошеломил.
Я прыгнул с места, точно тем же прыжком Силы, ударом ноги выбил из её ладони так и не активированный меч. Девушка сплюнула воду и раскисшую грязь, зарычала, закашлялась, как Паштет, отхаркивающий комочек шерсти. Довольно бодро попыталась вскочить, но я кинулся сверху и, перевернув дзингайку на спину, с размаху уселся ей на живот. Тахани тяжко охнула, из её расширенных от напряжения ноздрей выплеснулись ещё две струйки воды. Лезвие моего меча застыло в сантиметре от её горла.
Девушка-кошка смотрела на меня не моргая, прищурив и без того узкие жёлтые глаза.
– А ты знаешь, что К’тонта жив? – спросил я, для убедительности склоняясь чуть ниже.
Мягкий горячий живот под моими ягодицами ощутимо напрягся: пресс у девушки был будь здоров.
– Ч… что? – поразилась Тахани. – Но я же видела…
– Это была часть твоего испытания, – сказал я очень спокойно, почти ласково, полностью исключая театральные эффекты из голоса и позы. – Мастер К’тонта полагал, что ты должна научиться контролировать свой гнев.
Девушка смотрела на меня и молчала. Глаза её расширились, в зрачках плясали алые отсветы моего клинка.
– Значит… – протянула она, подрагивая губами. – Значит, К’тонта жив, я просто… я…
Женское тело подо мной задрожало, мышцы пресса расслабились.
Я выключил меч, протянул руку и почесал Тахани за ухом.
39
А на обратном пути, когда все перезнакомились, успокоились, затолкали себя в тесный свап и, в общем, уже расслабились, нас атаковали кандаморцы.
Грузовой спидер, три байка, дюжина бойцов. В других обстоятельствах я, наверное, испугался бы. А сейчас даже не успел, до того грамотно нас окружили.
